Чарльз Сперджен » Все для славы Божьей
Не каждый может назвать время, когда он впервые услышал имя Иисуса. Самые ранние наши воспоминания приходятся на то время, когда нас нежно целовали и прижимали к себе. Первые впечатления уже связаны с молитвенным домом, с Библией, с пением хоралов, с молитвой. Как юного Самуила, нас укладывали в кровать под лампами святилища, и будили утренними песнями. Часто на голову человека Божия, который имел таких родителей, ложилась благословляющая рука, чтобы на нем почивало благословение Спасителя, и первое «Аминь» матери служило этому скромным сопровождением. Может быть, первая песня, которую мы учили, говорила об Иисусе, Друге детей, и первая книга, которую мы начинали читать, знакомила нас с этим именем. И много раз нам говорили, чтобы мы думали об Иисусе и подарили Ему свое сердце.
У меня было великое право быть ребенком верующих родителей, которые наблюдали за мной открытыми глазами. Они вряд ли разрешили бы мне играть с детьми из сомнительных компаний. Они предупреждали меня о том, чтобы я не слушал мирские или аморальные разговоры и с юных лет направляли на Божий путь. Пришло время, когда серьезность вечности привела меня к решению, потому что за меня возносились к небу слезы матери и молитвы отца. Если бы в то время я был оставлен совершенно один и без благодати Божьей, то я мог бы заглушить свою совесть, противостоять своим внутренним убеждениям, и сегодня я, возможно, был бы мертвым и осужденным. Я сам себя свел бы в могилу своей порочной жизнью. Может быть, я стал бы так же ревностно руководить нечестивыми, как желаю сегодня сражаться за Христа и Его истину.
Я говорю о себе с большой и глубокой печалью в сердце. Я прятал от Него свое лицо, и годы пролетели напрасно – не без угрызений совести, не без наставлений со стороны ближних. Я все же знал, как нуждаюсь в Избавителе; и слышал предупреждения тех, которые были счастливы и радостны во Христе, когда я еще не имел части в спасении. И все равно я откладывал свое покаяние со дня на день, от месяца к месяцу, как делают очень многие. Я обманывал себя, думая, что если Христос когда-нибудь придет, и если я в то время не смогу делать ничего лучшего, вот тогда буду думать о Нем – о Том, Кровь Которого может очистить меня. О, моя душа, сегодня я мог бы тебя за это наказать! Поистине, я мог бы сегодня побить свое собственное сердце, когда вспоминаю о том, как проходили недели и месяцы, а я скрывал свое лицо от Христа и отклонял моего любимого Господа, сердце Которого кровоточило за меня.
Часто дети очень немногословны со своими родителями. Я нередко разговаривал с молодыми людьми об их внутреннем состоянии, и они рассказывали мне, что не могут говорить о таких вещах со своими родителями. Так было и со мной. Когда я тревожился о своей душе, то последними, с кем я говорил об этом, были родители – нет, не из-за нехватки любви к ним или недостатка любви от них – просто так было. Удивительная стеснительность нападает на ищущую душу и отталкивает ее прочь от друзей. И все же я не могу выразить словами, как я благодарен моей доброй матери за ее святые добрые слова. Когда мы были маленькими детьми, то вечером в воскресенье она обычно оставалась с нами дома, и тогда мы сидели за столом, читали стих за стихом из Библии, а она объясняла нам. После этого наступало время молитвы. Для этого мы читали несколько страниц из книги Алайне «Тревога», или Бакстера «Зов необращенного», где были увещания для всех нас, сидящих за столом. Нам предлагался вопрос: когда мы задумаемся над своим состоянием и будем искать Господа. Затем мама молилась. Некоторые слова из ее молитвы я никогда не забуду. Я помню, как однажды она молилась: «Господи, если мои дети не примут Тебя, тогда они погибнут, но не потому, что не слышали о Тебе, и моя душа должна будет засвидетельствовать об этом в день суда». Эта мысль о матери, которая должна дать ясное свидетельство, затронула мою совесть и сердце.
Отцы и матери – естественные и непосредственные орудия в руке Божьей для спасения своих детей. Никто не сможет оценить, чем сможет отблагодарить свою верующую мать. Разве я смогу забыть слезы в ее глазах, когда она увещала меня не дожидаться Божьего гнева, который может прийти на меня? Смогу ли я когда-нибудь забыть, как она склоняла свои колени, обнимала меня за плечи и молилась: «О, да живет мой сын перед Тобой!»
Я вспоминаю, как мой отец рассказывал об одном переживании, которое сильно запечатлелось в его памяти.
Он часто проповедовал в других местах, и однажды его объял страх, что в то время, когда он заботится о других душах, то пренебрегает своей семьей. Он вернулся и, придя домой, удивился, что никого не увидел на нижнем этаже дома. Вверху кто-то молился. Это была моя мать, которая серьезно взывала о спасении своих детей, особенно за Чарльза, ее первенца и очень своевольного мальчика. Тогда отец понял, что он может спокойно совершать служение своему Господу, так как жена прекрасно заботится о духовных нуждах детей. Он не стал мешать ей, но пошел, чтобы исполнять свое служение проповедника.
Спустя годы мать говорила мне: «Ах, Чарльз! Я часто просила Господа сделать из тебя христианина, но я никогда не просила, чтобы ты стал баптистом».
Я не мог противостать искушению и ответил: «Ах, мама! Господь великодушно ответил на твою молитву и дал тебе больше, чем ты думала и просила».
В четырнадцать лет я еще ничего не слышал о баптистах. Во всем, что мне потом рассказывали о них, не было ничего лестного. Хотя мои родители не считали их плохими людьми, у меня создалось именно такое впечатление вследствие клеветы на них.
Некоторые придерживаются мнения, что дети не могут постичь больших тайн религии. Есть такие учителя воскресной школы, которые тщательно избегают даже упоминания о великих уроках Евангелия, так как думают, что дети не смогут их понять. Подобное мнение проникло и в ряды проповедников. Проповедники определенного сорта считают, что многие истины Слова Божьего действительны, но слушателей нельзя наставлять в них, так как это может повредить им. Я твердо убежден в том, что в Слове Божьем нет такого учения, которое дитя, познавшее путь спасения, не смогло бы понять. Я учу детей всем великим тайнам истины без выбора, чтобы они впоследствии могли держаться их.
Но я могу доказать, что дети понимают Священное Писание, так как сам мог дискутировать о многих трудных и спорных богословских вопросах, слыша, что о них открыто говорили в кругу друзей моего отца. В свои юные годы дети в состоянии осмыслить даже те вещи, которые позднее мы едва понимаем. Детская вера очень проста, и вследствие простоты ей доступно высшее познание. Я не знал, что между простотой ребенка и глубоко мыслящим гением очень большое различие. Кто принимает вещи просто как дитя, будет часто иметь мысли, которые иному, желающему из всего сделать разумный вывод, никогда не придут в голову. Кто хочет знать, можно ли учить детей, должен посмотреть на детей из наших церквей и из верующих семей. Это не вундеркинды, но в большинстве своем маленькие Тимофеи и Самуилы, а также маленькие девочки, которые рано познали любовь своего Господа.
Как только ребенок может понять, что он погиб, он может с помощью Божьей благодати понять и познать, что он должен быть спасен.
Если ребенок может грешить, то может и верить Слову Божьему и принять его.
Как только ребенок сможет учиться злому – будьте уверены, он в состоянии учиться и доброму под водительством Духа Святого.
У нас дома никогда не варили в воскресенье. Если зимой на столе все же появлялось что-то горячее, то это был пудинг, который приготовили в субботу, или немного картофеля, который можно было быстро согреть. Не правда ли, это лучше и намного благочиннее, чем готовить большой праздничный обед, используя для этого слуг? Если в воскресенье нужно было вывести лошадь из сарая, когда приходилось далеко ехать до молитвенного дома или была плохая погода, то христиане хорошей старой закалки всегда давали в субботу отдых своим животным. А что касалось кучера, если таковой был, то ему всегда давали достаточно времени, чтобы распрячь лошадь,с тем, чтобы и он мог быть вместе с семьей на богослужении. И его также ждали, пока он после собрания все приготовит, так как не хотели, чтобы он потерял благословение в конце богослужения.
О пасторах моего детства у меня есть хорошие и менее хорошие воспоминания. Был один пастор, у которого была привычка каждый раз после дюжины предложений говорить: «Как я уже сказал» или «Я еще раз повторяю». Но так как в том, что он говорил, не было ничего особенного, эти повторения все яснее раскрывали его мышление. Если он хотел сказать что-то важное, зачем он это повторяет? А если оно слабо и бедно, то тем более возникает такой вопрос. Иногда повторение некоторых предложений может быть в помощь. Все в определенное время может послужить к лучшему, но как разрушающе может действовать привычка. И никого уже не удивляет, что церковь с самого начала не слушает, – ведь она знает, что все повторится…
Однажды я слушал уважаемого проповедника, который говорил ужасно монотонно и неясно. Как печально, если человек предлагает без сомнения драгоценные истины, которые идут от сердца, но передаются столь скучно и непонятно!