Библия » Златоуст Толкование Иоанна Златоуста

От Матфея 20 Евангелие от Матфея 20 глава

2(б). Потом Господь предлагает и притчу, чтобы побудить к большей ревности тех, которые обратились к Нему после других. Подобно есть, говорит Он, царствие небесное человеку домовиту, иже изыде купно утро наяти делатели в виноград свой. И совещав с делатели по пенязю на день, посла их в виноград свой. И ... в третий час виде ины стояща ... праздны, и тем рече: идите и вы в виноград мой, и еже будет правда, дам вам. И в шестый и девятый час сотвори такожде. Во единыйженадесять час виде другия стояща праздны, и глагола им: что зде стоите весь день праздны? Они же глаголаша ему: никтоже нас наят. Глагола им: идите и вы в виноград мой, и еже будет праведно, приимете. Вечеру же бывшу, глагола господин винограда к приставнику своему: призови делатели и даждь им мзду, начен от последних до первых. И пришедше иже в единонадесятый час, прияша по пенязю. И перви мняху больше прияти; и прияша и тии по пенязю! приемше же роптаху на господина, глаголюще, яко сии последнии един час сотвориша, и равных нам сотворил их еси, понесшым тяготу дне и вар. Он же отвещав рече единому их: друже, не обижу тебе! не по пенязю ли совещал еси со мною? Возми твое и иди! хощу же и сему последнему дати, якоже и тебе! Или несть ми лет сотворити, еже хощу, во своих ми? Аще око твое лукаво есть, яко аз благ есмь? Тако будут последнии перви, и первии последни: мнози бо суть звани, мало же избранных (Мф 20:1−16).

3. Что значит эта притча? Сказанное в начале не согласно с тем, что говорится в конце ее, но открывает совершенно противное. В ней Господь показывает, что все люди получают равные награды; а не говорит того, что одни изгоняются, а другие вводятся. Но прежде этой притчи и после нее Он говорил противное: будут первии последни и последнии перви, то есть, последние будут выше и самых первых, которые уже не будут первыми, но сделаются последними. А что таков действительно смысл этого изречения, это видно из присоединенных к нему слов: мнози бо суть звани, мало же избранных, — которыми Господь вместе и первых укоряет, и последних утешает и ободряет. Но притча не то говорит, в ней говорится только, что последние равны будут мужам уже испытанным и много трудившимся. Равных бо нам, говорится в ней, их сотворил еси, понесшим тяготу дне и вар. Итак, что же значит эта притча? Нужно прежде объяснить ее, и тогда мы разрешим указанное противоречие. Виноградом называются в ней повеления и заповеди Божии, временем делания — настоящая жизнь, а делателями — те, которые различным образом призываются к исполнению заповедей Божиих; утро же, третий, шестой, девятый и одиннадцатый час — означают различные возрасты пришедших и получивших одобрение за труды свои. Но главное дело состоит в том: те первые, которые столько прославились и угодили Богу и весь день с особенною ревностью провели в трудах, не заражены ли сильнейшею страстью злобы, завистью и недоброжелательством? Видя, что и пришедшие после них получили такую же награду, они говорили: сии последнии един час сотвориша, и равны их нам сотворил еси, понесшим тяготу дне и вар. Так они, не потерпев никакого убытка и получив сполна свою награду, досадовали и негодовали на то, что другие пользуются благами, — а это происходило от зависти и недоброжелательства. Но что всего важнее, сам Домовладыка, защищая тех и оправдывая свой поступок пред человеком, говорившим ему, обвиняет его в злобе и крайней зависти, говоря: не по пенязю ли совещал еси со Мною? Возми твое и иди; хощу же последнему дати якоже и тебе. Аще око твое лукаво есть, яко аз благ есмь? Итак, чему научают нас такие притчи? Не в этой только, но и в других притчах то же можно видеть. Так, например, и добрый сын впал в такую же душевную болезнь, когда увидел, что блудный брат его удостоился великой чести, и даже большей, нежели он. Как последним делателям винограда большая честь была оказана тем, что они первые получили награду, так и блудному сыну обилием даров сделано было предпочтение, о чем свидетельствует сам добрый сын. Что же следует сказать? То, что в царстве небесном нет ни одного человека, который бы производил такие споры и жалобы, и быть не может, потому что там нет места ни зависти, ни недоброжелательству. Если святые и в настоящей жизни полагают души свои за грешников, то, видя их там наслаждающихся уготованными благами, они тем более радуются, и почитают это собственным блаженством. Итак, для чего Господь в таком образе предложил слово Свое? Это притча; а в притчах не нужно изъяснять все по буквальному смыслу, но узнавши цель, для которой она сказана, обращать это в свою пользу, и более ничего не испытывать. Дли чего же так изображена эта притча, и какая цель ее? Та, чтобы соделать ревностнейшими людей, которые в глубокой старости переменяют образ жизни и становятся лучшими, и чтобы освободить их от того мнения, будто они ниже других (в царстве небесном). Потому-то Господь и представляет, что другие с огорчением смотрят на их блага, не для того, чтобы показать, будто они истаевают от зависти и терзаются, — нет, — но чтобы уверить, что и поздно обратившиеся удостоятся такой чести, которая может породить в других зависть. Так часто делаем и мы сами, говоря: он меня обвиняет за то, что я тебя удостоил такой чести, — и говорим так не потому, чтобы в самом деле кто-либо обвинял нас, или чтобы нам хотелось оклеветать кого, но чтобы показать этим величие дара, коего другой удостоился. Но почему Он не всех вдруг нанял? Насколько мог, всех, а что не все вдруг Его послушались, это зависело от воли званных. Поэтому Он одних утром, других в третьем, иных в шестом, иных в девятом часу призывает, а некоторых даже в одиннадцатом, смотря по тому, когда кто готов был повиноваться Ему. Это объясняет и Павел, говоря: егда же благоволи избравый мя от чрева матери моея (Гал 1:15). Но когда благоволил? Тогда, когда он готов был повиноваться. Сам Бог хотел этого от начала; но так как Павел не послушал бы Его, то Он тогда благоволил призвать его, когда последний и сам готов был покориться Ему. Так призвал Он и разбойника. Мог и прежде призвать его; но тогда он не послушал бы Его. Если Павел не послушал бы Его сначала, то тем более разбойник. Что же касается до слов делателей: никтоже нас наят, то уже я сказал общую мысль, что не на все в притчах должно обращать внимание. А здесь это не нужно и потому, что говорящим представляется не сам Домовладыка, но трудившиеся. Он же не обличает их для того, чтобы не привести их в сомнение, но привлечь к Себе. А что Он звал всех, кого мог, в первом часу, это видно и из самой притчи, где сказано, что Он с утра вышел нанять.

4. Итак из всего видно, что притча эта сказана как для тех, которые в первом возрасте жизни своей, так и для тех, которые в старости и позже начали жить добродетельно: для первых, чтобы они не возносились и не упрекали тех, кто пришел в одиннадцатый час; для последних, чтобы они познали, что и в короткое время можно все приобресть. Так как раньше Господь говорил о великой ревности, об оставлении имений и о пренебрежении всего находящегося на земле, а для этого потребно великое мужество и юношеская ревность, то чтобы возжечь в слушателях пламень любви и волю соделать твердою, Он показывает, что и после пришедшие могут получить награду за целый день. Этого впрочем Он не говорит, чтобы они опять не возгордились; но показывает, что все зависит от Его человеколюбия, по которому и они не будут отвергнуты, но будут удостоены вместе с другими неизреченных благ. И это-то составляет главную цель настоящей притчи. Если далее Он присовокупляет: так будут последнии перви, и первии последни, мнози бо суть звани, мало же избранных, — то не удивляйся этому. Это Он высказывает не как заключение, выведенное из притчи, а утверждает лишь то, что как сбылось одно, так сбудется и другое. Здесь первые не сделались последними, но все получили одну награду, сверх всякой надежды и ожидания. Но как здесь, сверх чаяния и надежды, сбылось то, что последние сравнялись с первыми, так сбудется и еще большее и удивительнейшее, т. е., что последние окажутся впереди первых, а первые останутся за ними. Итак, одно выражает притча, другое — послесловие. Кажется мне, что Он указывает здесь на иудеев и на тех из верных, которые, просияв сначала добродетелью, после ней вознерадели и опять обратились к пороку; равно как и на тех, которые, удалившись от беззакония, многих превзошли добродетелями. И действительно, мы видим, что такие перемены случаются и в вере, и в образе жизни.

Потому умоляю вас, будем прилагать великое старание о том, чтобы нам пребывать и в правой вере и вести жизнь добродетельную. Ежели мы с верою не соединим достойной жизни, то подвергнемся жесточайшему наказанию. Это подтвердил блаженный Павел опытом древних времен, когда он, говоря о израильтянах, что вси тожде брашно духовное ядоша, и вси тожде пиво духовное пиша (1Кор 10:4), присоединяет далее, что они не спаслись: поражени бо быша в пустыни (5). И сам Христос в евангелии подтвердил то же, когда сказал, что некоторые люди, изгонявшие бесов и пророчествовавшие, осуждены будут на казнь. Да и все притчи Его, как-то: притча о девах, о неводе, о тернии, о древе, не приносящем плода, требуют, чтобы мы были добродетельны на деле. О догматах Господь редко рассуждает (так как верить им не трудно), но о жизни добродетельной — очень часто, или лучше сказать, всегда, так как на поприще ее предстоит всегдашняя брань, а потому и труд. И что я говорю о совершенном пренебрежении добродетели? Даже нерадение о малейшей части ее подвергает великим бедствиям. Так небрежение о подаянии милостыни ввергает небрегущего о том в геенну, хотя это не вся добродетель, а только часть ее. И однако девы за то, что не имели этой добродетели, были наказаны, и богач за то же страдал в пламени, и все те, которые не напитали алчущего, осуждаются с дьяволом. Равным образом и не укорять других есть малейшая часть добродетели, — однако же кто ее не исполняет, тот изгнан будет из царствия. Рекий бо брату своему, говорит Писание, уроде, повинен есть геенне огненней (Мф 5:22). И целомудрие, опять, есть часть добродетели; но без нее никто не увидит Господа: Писание говорит: мир имейте и святыню со всеми, их же кроме никто же узрит Господа (Евр 12:14). Смиренномудрие есть также часть добродетели; но если бы кто другие добродетели исполнил, а этой не соблюл, тот не чист пред Богом. Это показывает пример фарисея, который был украшен многими добродетелями, но гордостью погубил все. Я еще гораздо более скажу: не только пренебрежение одной какой-либо добродетели заключает для нас небо; но хотя бы мы и исполнили ее, но не с должным тщанием и ревностью, и это производит такие же следствия. Аще не избудет правда ваша, говорит Христос, паче книжник и фарисей, не внидете в царствие небесное (Мф 5:20). Потому если ты и милостыню подаешь, но не более той, какую они подавали, то не внидешь в царствие. Как же великую милостыню, спросит кто-либо, они подавали? Я и сам хочу говорить теперь об этом для того, чтобы не дающих милостыни побудить к подаянию ее, а дающих предохранить от высокомерия и заставить подавать еще более. Итак, что фарисеи давали? Они давали десятину от всего имущества, и еще другую десятину, и сверх того еще третью, так что отдавали почти третью часть своего имения, — ведь три десятины и составляют почти третью часть всего имения. Сверх того они приносили еще начатки первородных животных, и много других жертв, каковы, например, жертвы о грехе, о очищении, — жертвы, совершаемые при праздниках, во время юбилея, при оставлении долгов, при отпущении рабов и при займах без роста. Если же дающий третью часть имений своих, или лучше — половину (эти приношения, взятые вместе с десятинами, и составляют половину), если, говорю, дающий половину не делает ничего великого, то чего будет достоин тот, кто не подает и десятины? Справедливо поэтому сказал Господь, что не многие спасутся.

5. Итак приложим попечение о добродетельной жизни. Если нерадение об одной какой-либо добродетели влечет за собою такую погибель, то как избежим мы наказания, когда будем подлежать осуждению за нерадение о всех? Каких не потерпим мучений? Какая же после этого, скажут, остается нам надежда спасения, когда все вышесказанное, каждое в отдельности, угрожает нам генною? И я говорю то же. Впрочем, если мы будем внимательны, то можем спастись, уготовляя врачевство милостыни и исцеляя (им) раны. Подлинно, не столько елей укрепляет тело, сколько человеколюбие укрепляет душу и соделывает ее ничем непобедимою и неуловимою для дьявола. За что бы он ни взял ее, она тотчас ускользает от него, — милосердие, как елей, не попускает держаться руке его на хребте нашем. Итак, будем чаще намащать себя этим елеем: он основание здравия, источник света и причина веселья. Но иной, скажешь ты, столько-то и столько имеет талантов золота, и ничего не подает. А что тебе до этого? Тем более будешь иметь похвалы ты, когда при своей бедности будешь его щедрее. Так хвалил македонян Павел не за то, что они подали помощь, но за то, что подали ее, находясь в бедности. Итак, не на других взирай, но на общего всех Учителя, Который не имел, где главы подклонить. Но почему же, скажешь ты, такой-то и такой-то этого не делают? Не суди другого, а себя самого избавь от осуждения. Ты еще большему подвергнешься наказанию, когда и других будешь порицать, и сам не будешь делать, — когда, осуждая других, и сам будешь повинен тому же суду. Если и тем, которые сами исполняют свои обязанности, не дано права судить других, то тем более нарушающим их. Итак, не будем осуждать других, и не будем смотреть на ленивых, но посмотрим лучше на Господа Иисуса и возьмем пример с Него. Я ли тебя облагодетельствовал? Я ли искупил тебя, чтобы ты взирал на меня? Нет! Есть другой, все это тебе Даровавший. Для чего же ты, оставив Владыку, смотришь на подобного тебе раба? Или ты не слыхал, что Он говорил: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф 11:29)? И еще: иже аще хощет в вас быти первый, да будет всем слуга; и еще: якоже Сын человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити (Мф 20:26, 28)? Кроме того, чтобы ты, соблазняясь примером ленивых рабов, подобных тебе, не проводил жизнь в праздности, Он, отклоняя тебя от этого, говорит: образ Себе дах вам, да якоже Аз сотворих, и вы творите (Ин 13:15). Ты не имеешь никакого учителя добродетели между людьми, живущими с тобою, который бы мог тебя в этом деле руководствовать? Но тем более тебе будет похвалы, более славы, что ты и без учителей соделался достойным славы. А достигнуть этого мы можем весьма легко, если захочем. В том удостоверяют нас достигшие такого совершенства праотцы наши, как-то: Ной, Авраам, Мелхиседек, Иов и другие, подобные им; на них-то и должны мы всякий день взирать, а не на тех, кому вы не перестаете завидовать и о ком говорите в ваших собраниях. Я только и слышу повсюду такие разговоры, что такой-то получил во владение столько-то и столько десятин земли, такой-то богатеет, тот-то строит домы. Для чего ты занимаешься внешним, о, человек? Для чего смотришь на других? Если хочешь смотреть на других, то смотри на тех, которые живут добродетельно и честно, которые ревностно исполняют весь закон, а не на тех, которые претыкаются и живут бесчестно. Если ты будешь смотреть на последних, то получишь от этого много зла, — впадешь в леность, в гордость, и станешь осуждать других; а если будешь исчислять живущих добродетельно, то приобретешь смиренномудрие, тщание, сокрушение сердца, и другие бесчисленные блага. Внемли, как пострадал фарисей за то, что оставивши добрых, смотрел на грешного; внемли и бойся. Смотри, как прославился Давид потому, что взирал на предков своих, добродетельно живших. Пресельник, говорит он, аз есмь и пришлец, якоже вси отцы мои (Пс 38:13). И он, и все подобные ему, оставя грешных, помышляли о мужах прославившихся добродетелью. Поступай и ты так. Тебя никто не поставил судиею чужих проступков, или исследователем чужих грехов. Ты должен судить себя самого, а не других: аще бо быхом, говорит апостол, себе разсуждали, не быхом осуждени были; судими же от Господа наказуемся (1Кор 11:31, 32). А ты извратил этот порядок. От себя ни в великих, ни в малых согрешениях не требуешь никакого отчета, а в других всякое прегрешение тщательно замечаешь. Итак, не будем же более делать так, но, оставив такой беспорядок, поставим судилище в нас самих для суждения о своих грехах, сами будем и обвинителями, и судиями, и наказателями своих проступков. Если же хочешь испытывать и дела других, то рассматривай добрые дела их, а не грехи, — чтобы, побуждаясь и воспоминанием о своих согрешениях, и ревностью к подвигам других, и представлением нелицеприятного суда, нам ежедневно наказываться совестью, как некиим бичом, и таким образом преуспевая в смиренномудрии и рвении, достигнуть будущих благ благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому со Отцем и Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА LXV

И восходя Иисус во Иерусалим, поят обанадесяте ученика едины на пути, и рече им: се, восходим во Иерусалим, и Сын человеческий предан будет архиереем и книжником! и осудят Его на смерть. И предадят Его языком на поругание и биение и пропятие! и в третий день воскреснет (Мф 20:17, 18)

1. Не тотчас по выходе из Галилеи Иисус пришел в Иерусалим. Во время пути Своего Он произвел много чудес, посрамил фарисеев и рассуждал с учениками — о нестяжательности: аще хощеши совершен быти, продаждь имение твое (Мф 19:21); о девстве: могий вместити, да вместит (ст. 12); о смиренномудрии: аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в царство небесное (Мф 18:3); о воздаянии в настоящей жизни: всяк, иже оставит дом, или братию, или сестры, сторицею приимет (Мф 19:29) в настоящем веке, и о наградах в будущей: и живот вечный наследит (ст. 29); тогда уже приближается к этому городу, и пред вступлением в него опять беседует с ними о страдании Своем. Не желая, чтобы страдание это совершилось, ученики легко могли забывать о нем. Поэтому Христос непрестанно напоминает им, чтобы частым напоминанием приучить их ум помышлять об этом и смягчить их скорбь. Не без причины Он рассуждает с ними об этом и наедине. Не нужно было распространять об этом молвы в народе и говорить открыто, потому что отсюда не произошло бы никакой пользы. Если ученики, слыша о страданиях, возмутились, то гораздо более возмутился бы простой народ. Но что же, — скажешь ты, — разве это не было открываемо народу? Было открываемо и народу, но не так ясно. Разорите, говорил Он народу, церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин 2:19); или еще: род сей знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка (Мф 12:39); и еще следующими словами: еще мало время с вами есмь, и взыщете Мене, и не обрящете (Ин 7:33, 34). А к ученикам говорил не так, но открыл им и эту истину, равно как и другие, гораздо яснее. Для чего же Господь и говорил, если народ не понимал силы слов Его? Для того, чтобы он узнал впоследствии, что Иисус Христос предвидел Свое страдание, и добровольно шел на него, а не так, как бы не знал этого, или против воли. Ученикам же предсказывал не только с этой целью, но, как я сказал выше, и для того, чтоб они, укрепленные ожиданием, тем удобнее перенесли Его страдание, и чтобы нечаянное приближение последнего не привело их в крайнее смущение. Вот почему Он сначала говорил им только о смерти Своей; а когда они начали помышлять об этом и приготовлять себя к ней, тогда раскрывает им и все прочие обстоятельства, как-то: что Его предадут язычникам, наругаются над Ним и будут бить, — для того, чтобы они, видя исполнение печальных предсказаний, ожидали в силу этого и воскресения. Если Христос не скрыл обстоятельств печальных и по-видимому унизительных для Его чести, то естественно нужно было верить Ему и касательно благоприятных предсказаний. Но смотри и на то, как Он мудро избирает и самое время для такой беседы. Не с самого начала Он объявил им о страданиях, чтобы не смутить их, но и не в самое время события, чтобы и этим не привести в смятение. Но когда они уже довольно видели опытов Его всемогущества, когда Он дал им великие обетования о жизни вечной, — тогда, и притом не однажды или два раза, но часто среди чудодействий и наставлений говорит им и о страданиях. Один евангелист говорит, что он приводил в свидетельство и пророков; а другой утверждает, что ученики не разумели сказанного: и бе глагол сей сокровен от них (Лк 18:34), и что они в ужасе следовали за Ним. Итак, скажут, от предсказаний не произошло никакой пользы: если ученики не разумели слышанного, то не могли и ожидать; а если не ожидали, то и не укреплялись надеждою. А я с своей стороны представлю и другое, гораздо труднейшее сомнение, именно — что если они не разумели, то почему же скорбели? Другой евангелист говорит ведь, что они скорбели. Итак, если они не разумели, то как же скорбели? Как Петр говорил: милосерд Ты, не имать быти Тебе сие (Мф 16:22)? Что ж на это должно сказать? То, что хотя они и не знали ясно тайны домостроительства, не имели ясного знания ни о Его воскресении, ни о тех действиях, которые Он намерен был совершить после того, — это было скрыто от них, — но что Он умрет, это они знали, и потому скорбели. Что иные других воскрешают, это они видели; а чтобы кто-нибудь сам себя воскресил, и так бы воскрес, чтобы никогда после того не умирать, — такого чуда никогда не видали. Этого-то именно они и не понимали, хотя Он и часто говорил о том. Равно и о самой смерти, какая она будет и как случится, ясно не знали, а потому и боялись, когда шли за Ним. И не это только приводило их в страх, но, как мне кажется, Господь навел на них ужас и Своею беседою о страдании.

2. Впрочем все это не имело над ними такого действия, чтобы сделать их мужественными, хотя они и часто слышали о воскресении Его. Кроме Его смерти их устрашало особенно то, что над Ним будут ругаться, Его будут бить, и делать тому подобное. Представляя себе чудеса Его, исцеления бесноватых, воскрешение мертвых и все другие чудеса Его, а потом слыша такие предсказания, они изумлялись, и недоумевали: ужели сотворивший все это должен подвергнуться таким мучениям? Потому-то они и недоумевали, и то верили, то не верили словам Его, и не могли понять их. Эта темнота разумения их была так велика, что сыны Зеведеевы приступили к Нему в то же самое время, и разговаривали с Ним о председании. Хощева, — говорили они, — да един о десную Тебе, и един о шуюю Тебе сядева (Мк 10:35, 36). Как же, скажешь ты, евангелист говорит, что приступила мать? И то, и другое справедливо. Они взяли с собою и мать, чтобы придать более силы своей просьбе и преклонить чрез нее Христа. А что сказанное мною справедливо, т. е., что эта просьба больше принадлежала им, и что они от стыда взяли с собою мать, — это видно из того, что Христос к ним простирает Свое слово.

Но прежде узнаем, чего они просят, с каким намерением и по какому побуждению. Итак, откуда им пришла такая мысль? Они видели себя в большей чести пред другими, и потому надеялись, что Господь исполнит и эту их просьбу. Но чего они просят — послушай другого евангелиста, подробно повествующего об этом. Они находились близ Иерусалима, говорит он, и представляли, что царствие Божие уже открывается; потому и предложили свою просьбу. Они думали, что оно близко, что оно чувственно и что, если они получат то, чего просят, то не подвергнутся никаким неприятностям. Они искали царствия Божия не только для того, чтобы получить его, но и для того, чтоб избежать скорбей. Потому и Христос прежде всего отклоняет их от таких помышлений, повелевая ожидать смерти, опасностей и жесточайших бедствий. Можета ли, говорит Он, пити чашу, юже Аз имам пити (Мф 20:22)? Впрочем никто не должен смущаться, видя апостолов так несовершенными: ведь крест еще не совершился, благодать Духа им еще не была дана. Если же хочешь познать добродетель их, то смотри на их последующую жизнь и увидишь, что они были выше всех страстей. Господь для того и открывает недостатки их, чтобы ты узнал впоследствии, насколько великими они сделались по получении благодати. Итак отсюда видно, что они не просили ничего духовного, даже не имели и понятия о высшем царстве. Теперь посмотрим, как они приходят и что говорят. Хощева, говорят они, да, еже аще просива, сотвориши нама (Мк 10:35). И, в ответ на это, Христос спрашивает их: что хощета? — не потому, чтобы не знал, но чтобы вынудить их самих к ответу, открыть рану, и затем дать соответствующее лекарство. Они же, стыдясь и краснея, так как побуждены были страстью человеческою, отозвав Его от прочих учеников, начали предлагать свою просьбу. Евангелист говорит, что они зашли вперед, чтобы, т. е., не обнаружить себя пред прочими, и тут открыли свое желание. Желание же их, как я думаю, состояло в том, чтобы занять первые престолы, так как Христос говорил им: сядете вы на двоюнадесяте престолу (Мф 19:28). Они сознавали свое преимущество пред другими; опасались только Петра, и потому говорят Ему: рцы, да един одесную тебе сядет и един ошуюю (Мф 20:21); и словом — рцы (Мк 10:37) понуждают Его. Что же Он отвечает? Показывая, что они просят не чего-либо духовного, и что если бы знали, о чем просят, то не дерзнули бы и просить этого, Он отвечает: не веста, чесо просита (Мк 10:38), — т. е. не знаете, как велик, как чуден, как недостижим для самих горних сил предмет ваших требований. Потом присовокупляет: можета ли пити чашу, юже Аз пию, и крещением, имже Аз крещаюся, креститися (ст. 38)? Смотри, как тотчас же удаляет Он их от той мысли, начиная рассуждать с ними о противном. Вы напоминаете Мне о чести и венцах, говорил Он, а Я говорю о подвигах и трудах, вам предлежащих. Еще не наступило время наград, и не теперь откроется та слава Моя; настоящее время есть время смерти, браней и опасностей. И смотри, как самым вопросом Он и увещевает их, и привлекает. Не сказал: можете ли идти на смерть? Можете ли пролить кровь свою? Но что говорит? Можете ли пити чашу? Потом, чтобы привлечь их, присоединяет: юже Аз пию, — чтобы чрез это общение с Собою возбудить в них более усердия. Он называет это еще крещением, показывая тем, что долженствующее теперь совершиться послужит для вселенной великим очищением. Потом ученики отвечают Ему: можева (ст. 39). В пылу усердия, они тотчас изъявили согласие, не зная того, что сказали, но надеясь услышать согласие на свою просьбу. Что же Господь говорит им? Чашу мою испиета; и крещением, имже Аз крещаюся, креститася (ст. 39). Он предсказал им великие блага, то есть: вы удостоитесь мученичества, пострадаете так же, как и Я, скончаете жизнь насильственною смертью, и в этом будете Моими участниками. А еже сести одесную мене и ошуюю мене, несть Мое дати, но имже уготовася от Отца Моего (Мф 20:23).

3. Возвысив души просивших, устремив их к горнему и соделав непреодолимыми для печали, Господь исправляет потом и их просьбу. Но что значат эти слова? Многие предлагают здесь два вопроса: во-первых, в самом ли деле некоторым уготовано сесть одесную Его? Во-вторых, неужели Господь всего не имеет власти дать это тем, которым уготовано? Итак, что же значит сказанное? Если мы разрешим первый вопрос, то и второй будет ясен для вопрошающих. Что же значит сказанное? То, что никто, ни с правой, ни с левой стороны Его, не будет сидеть. Престол этот недоступен ни для кого, не только для людей, как-то: святых и апостолов, но и для ангелов, и для архангелов, и для всех высших сил. Павел поставляет это отличительным преимуществом Единородного, говоря: кому же от ангел рече когда: седи одесную Мене? И ко ангелом убо глаголет: творяй ангелы Своя духи. К Сыну же: престол Твой, Боже (Евр 1:13, 7, 8). Как же Он говорит: еже сести одесную и ошуюю, несть Мое дати (Мф 20:23)? Не показывает ли это, что некоторые будут сидеть? Нет. Он только дает ответ сообразно разумению вопрошавших, снисходя к их слабости. Они не понимали, что это за высокий престол, что это за сидение одесную Отца; они не знали, даже и того, что было гораздо ниже того, — что каждодневно было им внушаемо; они искали только первенства, чтобы стать выше прочих и никого не иметь выше себя при Нем. Об этом я и прежде упоминал уже, говоря, что поелику они слышали о двенадцати престолах, то не понимая, что значат эти слова, искали председания. Итак, смысл слов Христовых следующий: хотя вы умрете за Меня, и закланы будете за проповедь, и сделаетесь Моими участниками в страдании, однакож этого вам недостаточно будет для получения председания и первого достоинства. И если бы пришел кто-нибудь, претерпевший мученическую смерть и украшенный всеми родами добродетели в высшей степени пред вами, то, несмотря на то, что Я люблю вас теперь и предпочитаю другим, Я не соглашусь отвергнуть последнего свидетельствуемого делами своими, и дать вам первенство. Правда, Господь не сказал им так прямо, чтобы не опечалить их; но прикровенно Он высказывает то же самое, говоря: чашу Мою испиета, и крещением, имже Аз крещаюся, имате креститися! а еже сести одесную Мене и ошуюю, несть Мое дати сие, но имже уготовася (Мф 20:23). Кому же уготовано? Тем, которые прославятся своими делами. Потому-то Он и не сказал: не в Моей власти дать, но во власти Отца, — чтобы не почел кто-нибудь Его слабым и не имеющим власти делать воздаяние. Но как сказал? Несть Мое дати, но имже уготовася. Чтобы представить сказанное мною в большей ясности, объясним это примером. Вообразим себе председателя ристалища; представим, что из многих отличных подвижников, вышедших на это ристалище, двое весьма близкие к нему, надеясь на его расположение к себе и любовь, подходят к нему и говорят: сделай, чтобы мы были увенчаны и объявлены победителями! — а он бы сказал им: не в моей власти сделать это; награда принадлежит тем, которым она приготовлена за труды и подвиги. Ужели мы назовем его за это бессильным? Никак. Напротив, мы похвалим его за справедливость и беспристрастие. Итак, подобно тому как сказали бы о начальнике ристалища, что он не дал венца не потому, что не мог, но потому, что не хотел нарушить закона ратоборства и низвратить порядка справедливости, так и я могу сказать о Христе, что Он сказал это, желая всячески побудить Своих учеников к тому, чтобы они надежду спасения и прославления, после благодати Божией, полагали в собственных добрых делах. Потому-то Он и говорит: имже уготовася (ст. 40). Что если, — как бы говорит Он, — другие окажутся лучше вас? Если они более вас потрудятся? Ужели вы за то только, что были Моими учениками, должны получить первенство, хотя бы сами и не оказались достойными такого преимущества? А что Он имеет власть над всем, это видно из того, что в руках Его весь суд. И Петру Он говорит так: Я дам ти ключи царства небеснаго (Мф 16:19). И Павел, то же самое подтверждая, сказал: прочее соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь праведный Судия в день он, не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление Его (2Тим 4:8); явлением Христовым называется здесь бывшее пришествие Его. А что Павла никто не превзойдет, это известно всякому. Если же Господь и не ясно сказал об этом, то не удивляйся тому. Удаляя их искусным образом от того, чтобы они безрассудно и напрасно не наскучивали Ему исканием первенства, — так как они побуждены были к тому страстью человеческою, — и вместе не желая опечалить их, Он достигает такою неясностью и того, и другого. Тогда негодоваша десять о обою (ст. 24, Мк 10:41). Когда же — тогда? Когда Господь укорил искавших первенства. Пока Христос произносил Свой суд над ними, прочие не негодовали, но и видя, что тех предпочитают, оставались в покое и молчали, из стыда и почтения к Учителю; если же внутренно и скорбели, то не смели однакож этого обнаружить. Подобным образом и на Петра, когда он отдал две дидрахмы, хотя и смотрели по человечески, не негодовали, а только спросили: кто болий есть (Мф 18:1)? Но здесь, так как просили сами ученики, они негодуют на них. Впрочем и здесь не тотчас обнаружили свое негодование, когда те начали просить, но тогда уже, когда Христос укорил их и сказал, что они не получат первенства, если не окажут себя достойными его.

4. Видишь ли, как все они были несовершенны, — как эти двое, желавшие возвысится над десятью, так и те, завидовавшие двоим? Но, я сказал уже: посмотри на их последующую жизнь, и ты увидишь их свободными от всех этих страстей. Послушай, как тот же Иоанн, который подходит теперь к Иисусу для испрошения первенства, всегда уступает его потом Петру и в проповеди, и в творении чудес, как то видно из Деяний Апостольских, и не скрывает его знаменитых дел, но упоминает и о его исповедании, которое он произнес тогда, когда все молчали, и о входе во гроб, и ставит этого апостола выше себя самого. Тогда как оба они были при Распинаемом, Иоанн, презирая собственную славу, говорит: ученик же той бе знаем архиереови (Ин 18:15). Что же касается Иакова, то он, хотя не долго жил, но и в самом начале так воспламенился ревностью, что презрел все человеческое, достиг высоты неизреченной и тотчас удостоился заклания мученического. Так после соделались все они совершенными во всех добродетелях; но тогда негодовали. Как же поступает Христос? Призвав их, говорится, рече: ... князи язык господствуют ими (Мф 20:25). Так как они смутились, то Господь прежде словесного убеждения успокаивает их самым призыванием и повелением подойти к Нему ближе. Так как те два ученика, отделившись от десяти, стояли ближе к Иисусу, разговаривая с Ним наедине, то Он подзывает и прочих, чтобы и этим самым, равно и тем, что желает открыть всем сказанное наедине, умерить страсть и тех и других. Впрочем, теперь Господь вразумляет учеников не так, как прежде. Прежде Он выводил на средину детей и повелевал ученикам подражать их простоте и смирению, а теперь в обличение их выставляет более резкое противоположение, говоря: князи язык господствуют ими, и велицыи обладают ими. Не тако же будет в вас! но иже аще хощет в вас вящший быти, сей да будет всем слуга! и иже аще хощет ... быти первый, буди самый последний (ст. 25−27). Этими словами Он показывает, что желать первенства свойственно только язычникам. Действительно страсть эта слишком насильственна; она постоянно удручает и великих людей, — потому требовала и сильнейшего отражения. Потому-то и Он поражает их в самой глубине сердечной, стыдя надмевающийся дух их сравнением с язычниками. В одних уничтожает зависть, а в других гордость, как бы так говоря им: не негодуйте на них, как обиженные: те, которые так ищут первенства, более посрамляют самих себя: они находятся в числе последних. У нас не то, что у язычников. Князи язык господствуют ими: а у Меня последний есть первый. А что Я говорю это не просто, смотри доказательство тому в Моей жизни: я сделал более, нежели сколько сказал. Будучи Царем высших сил, я восхотел быть человеком и подвергнуться презрению и поруганию; но и этим не удовольствовался, а пришел и на самую смерть. Потому далее и говорит: якоже Сын человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити, и дати душу Свою избавление за многих (ст. 29). Как бы так сказал: Я не остановился на том только, чтобы послужить, но и душу Свою отдал в искупление; и за кого же? За врагов. Ты, если смиряешься, смиряешься для себя самого, а Я смиряюсь для тебя. Итак, не опасайся потерять честь свою чрез это. Сколько бы ты ни смирялся, никогда не можешь смириться столько, сколько смирился Владыка твой. Однако это уничижение Его сделалось возвышением для всех, и открыло славу Его. Прежде, нежели Он сделался человеком, известен был одним ангелам; а когда стал человеком и был распят, тогда не уменьшил ту славу, которую имел, но и приобрел новую, будучи познан вселенною. Не бойся же потерять честь свою от того, что ты смиряешься; смирением более возвысится и распространится слава твоя. Оно есть дверь к царствию. Зачем же идти в противоположную дверь? Зачем вооружаться против самих себя? Если мы захотим казаться великими, не сделаемся великими, но будем бесчестнее всех. Видишь ли, как Господь всегда старается на них подействовать примерами противными, но дает и то, чего они желают? Мы уже и прежде много раз замечали это. Так поступил Он с любостяжателями и с искателями суетной славы. Для чего, говорил Он, ты творишь милостыню пред человеки? Для того, чтобы наслаждаться славою? Не поступай таким образом, и ты насладишься этой славой вполне. Для чего ты собираешь сокровища? Для того, чтобы обогатиться? Не собирай сокровищ, и ты непременно обогатишься. Так поступает Он и здесь. Для чего ты, говорит Он, желаешь первенства? Для того ли, чтобы быть выше других? Избери же последнюю степень, и тогда получишь первенство; если желаешь быть великим, не ищи величия, — и тогда будешь велик. Унижение-то и составляет величие.

5. Видишь ли, как Он исцеляет их от их болезни, показывая им, что они на своем пути только теряют, а на этом приобретают, и побуждая таким образом одного удаляться, а другим идти? И об язычниках напоминает им для того, чтоб показать чрез это низость и гнусность честолюбия. Гордый необходимо унизится, а смиренный, напротив, возвысится; величие смиренного есть величие истинное и подлинное, а не то, которое состоит в одних словах и наименованиях. Внешнее величие есть плод вынуждения и страха, а это подобно величию Божию. Снискавший это последнее, хотя бы никто ему и не удивлялся, остается велик; напротив приобретший только первое, хотя бы все раболепствовали пред ним, всех ниже. Честь, воздаваемая последними, воздается по принуждению, и потому легко теряется; а честь, которую воздают первому, зависит от доброго произволения, а потому и сохраняется постоянно. Так и святых мы почитаем за то, что они, будучи выше всех, пред всеми смиряли себя; потому-то они и доселе остаются высоки, и величия их не потребила и самая смерть. Если вы хотите, то мы подтвердим сказанное и доказательствами разума. Высоким называют кого-нибудь или тогда, когда он имеет высокий телесный рост, или когда стоит на высоком месте, а низким в противных случаях. Теперь рассмотрим, кто действительно высок: гордый ли, или смиренный, — чтобы тебе удостовериться в том, что нет ничего выше смиренномудрия, и нет ничего ниже гордости. Гордый обыкновенно почитает себя выше всех и не признает никого равным себе, и какою бы он ни пользовался честью, всегда желает и домогается большей; думает, что он еще ничего не получал; презирает людей и ищет от них почтения. Что может быть безрассуднее этого? Это что-то загадочное: человек ищет себе почтения от тех, которых почитает за ничто. Видишь ли, как желающий вознестись ниспадает и пресмыкается долу. А что он всех людей почитает за ничто в сравнении с собою, он сам это ясно обнаруживает: таково именно свойство надменности. Итак, для чего же ты прибегаешь к тому, который ничего не стоит? Для чего ищешь от него чести? Для чего имеешь при себе такое множество людей? Вот низкий, который и стоит на низком месте! Обратим же теперь внимание и на истинно высокого. Он знает, что значит человек; знает и то, что человек велик, и то, что сам он всех ниже. Потому, если пользуется и уважением, то почитает это за великое; он верен самому себе, постоянно высок, и никогда не переменяет своего мнения. Кого он признает великими, от тех и честь принимает за великое, хотя бы она была и не велика, потому только, что он их самих признает великими. Напротив гордый тех, которые почитают его, почитает за ничто, а честь, которую они ему воздают, дорого ценит. Еще: смиренный не уловляется никакою страстью; его не может возмутить ни гнев, ни любовь к славе, ни зависть, ни ревность. А что может быть выше души, чуждой этих страстей? Напротив гордый одержим всеми этими страстями, и пресмыкается как червь в грязи. И зависть, и ненависть, и гнев постоянно волнуют его душу. Итак, кто же истинно высок: тот ли, кто господствует над страстями, или тот, кто раболепствует им? Тот ли, кто трепещет и страшится их, или тот, кто недоступен для них и никак ими не уловляется? Какая птица летает выше, скажем мы: та ли, которая носится выше стрел ловца, или та, которая и без стрелы поддается ловцу, потому что летает по земле и не может подняться на высоту? Таков точно и гордый: его каждый силок удобно ловит, потому что он пресмыкается по земле.

6. Если же ты хочешь, то можешь видеть то же и из примера злого духа. Что ниже дьявола гордого, и что выше человека смиряющего себя? Тот пресмыкается по земле, находясь под нашею пятою (наступите, говорится, на змию и на скорпию — Лк 10:19; Пс 90:13), а этот находится с ангелами на небесах. Если же ты хочешь знать то же из примера людей гордых, то представь себе того варвара, который имел великое войско и не знал даже того, что всем известно, как например: что камень есть камень и идолы — идолы, а потому был ниже этих самых вещей. Напротив благочестивые и верные возносятся выше солнца; а потому, что может быть выше их? Они перелетают самые своды небесные и, оставив за собою ангелов, предстоят самому престолу Царя. Наконец, чтобы тебе еще более увериться в низости гордых, я спрошу тебя: кто унижается, — тот ли, кому вспомоществует Бог, или тот, кому Он противится. Итак слушай, что говорит Писание о том и другом: Бог гордым противится, смиренным же дает благодать (1Пет 5:5). Еще спрошу тебя о другом: кто выше, — священнодействующий ли и приносящий жертву пред Богом, или тот, кто не имеет дерзновения приступить к Нему? Но ты скажешь: какую жертву приносит смиренный? Послушай Давида, который говорит: жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс 50:19). Видишь ли чистоту смиренного? Обрати же внимание и на нечистоту гордого. Об нем говорит Писание: нечист пред Богом всяк высокосердый (Прем 16:5). Притом в первом обитает сам Бог: на кого воззрю, говорит Он, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих (Ис 66:2), а последний мучится вместе с дьяволом, — надменный потерпит то же, что и дьявол. Потому и Павел говорит: да не разгордевся в суд впадет диавол (1Тим 3:6). Таким образом с ним случится противное тому, чего он желает. Он хочет гордиться для того, чтобы его почитали; а между тем, если кто более всех подвергается презрению, то это он. Если кто подвергается насмешкам, вражде и ненависти у всех, если нападают на кого враги, если кто подвергается гневу, является нечистым пред Богом, — так это больше всего гордецы. Что же может быть хуже этого? Это — верх зол. Напротив, что любезнее смиренных? Что блаженнее их, когда они любезны и приятны Богу, да и у людей они же более наслаждаются славою: все почитают их как отцов, любят как братьев, принимают их как своих? Итак, будем смиряться, чтобы нам вознестись. От великой гордости происходит унижение и безумие. Так унижен был фараон. Не вем Господа, сказал он (Исх 5:2; Исх 14:24), и за это сделался презреннее мышей, лягушек и мух, и вскоре после того потонул с оружием своим и конями. Не то было с Авраамом: аз же есмь земля и пепел, говорил он (Быт 18:27), и потому одержал победу над бесчисленными неприятелями; бывши у египтян, возвратился от них с победою, славнейшею прежней, и, снискавши столь великую добродетель, навсегда остался великим. Потому-то его везде воспевают, ублажают и прославляют. А фараон — земля, пепел, и даже хуже того. Подлинно Бог ничего так не отвращается, как гордости. Потому-то он еще изначала так все устроил, чтобы истребить в нас эту страсть. Для этого мы соделались смертными, живем в печали и сетовании; для этого жизнь наша проходит в труде и изнурении, обременена непрерывною работою. Первый человек впал в грех от гордости, возжелав быть равным Богу, и за то не удержал и того, что имел, но лишился и того. Таковы плоды гордости! Она не только не доставляет нам никакой пользы, но лишает и того, что имеем. Напротив, смиренномудрие не только не отнимает у нас того, что имеем, но еще доставляет и то, чего не имеем. Итак возревнуем об этой добродетели, потщимся стяжать ее, чтобы нам насладиться и в этой жизни честью, и приобресть будущую славу, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу слава, держава, со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА LXVI

И исходящу ему от Иерихона, по Нем иде народ мног. И се, два слепца седяща при пути, слышавша, яко Иисус мимоходит, возописта глаголюща: помилуй ны Господи, сыне Давидов (Мф 20:29, 30)

1. Смотри, откуда идет Спаситель в Иерусалим, и где прежде этого находился: это, по моему мнению, стоит особенного внимания. В самом деле, почему оттуда прежде не пошел Он прямо в Галилею, но чрез Самарию? Но оставим это любопытным; кто захочет тщательно испытать, тот увидит, что евангелист Иоанн делает на это достаточный намек и приводит причину. Что же касается до нас, мы будем говорить, что следует, и послушаем вышеупомянутых слепцов, которые были лучше многих зрячих. Они, не имея вожатая и не могши видеть приближающегося Господа, имели однако сильное желание дойти до Него, и начали кричать; и тогда как посторонние запрещали им это, они еще более усиливали свой вопль. Вот что значит душа сильная! Самые препятствия доводят ее до цели. И Христос не запрещал заграждать им уста, чтобы чрез это еще более обнаружилось их усердие, и чтобы ты знал, что они достойны были получить исцеление. Оттого Он и не спросил у них: веруете ли? — как обыкновенно поступал с другими. Самый крик и усердное желание подойти к Нему уже очень ясно всем показывали их веру. Отсюда-то научись, возлюбленный, что сколько бы мы ни были ничтожны, отвержены, но, с истинным усердием приходя к Богу, сами собою можем испросить у Него все, что ни потребуется. Посмотри, как и эти слепцы, не имея даже ни одного из апостолов на своей стороне, и еще от многих слыша запрещение, победили все препятствия, пришли к самому Иисусу; и хотя евангелист не свидетельствует, чтобы их жизнь сколько-нибудь ручалась за их дерзновение, но вместо всего для них достаточно было одного усердия. Поревнуем и мы этим слепцам. Пусть Бог медлит ниспослать нам дары Свои, пусть многие отклоняют нас с пути молитвенного, — будем продолжать свою молитву: этим самым мы особенно и умилостивим Бога. Посмотри и здесь, как ни нищета, ни слепота, ни мысль слепцов, что они не будут услышаны, ни запрещение народа, — ничто не остановило их. Такова-то душа пламенная и терпеливая! Что же Христос? Возгласи я и рече: что хощета да сотворю вама? Глаголаста Ему: Господи, да отверзутся очи наю (ст. 32)! Для чего Он сделал такой вопрос слепцам? Для того, чтобы кто не подумал, что Он дает совсем не то, чего они хотят. Он везде наперед обыкновенно обнаруживал пред всеми доброе расположение просящих исцеления, и потом уже подавал исцеления, — с одной стороны для того, чтобы в других возбудить подобную ревность, с другой — для того, чтобы показать достоинство получающих дарование: так поступил он с женою хананейскою, так поступил с сотником, так поступил и с женою кровоточивою; вернее, впрочем, будет сказать, что эта чудная жена даже предупредила вопрос Господа, и однако Он и тут не оставил ее без внимания, но, исцелив, открыл другим сердце ее. Таким образом Он везде старался сперва обнаружить совершенства приходящих к Нему, и представить их гораздо даже большими, чем они были на самом деле. Так сделал и здесь с слепцами. Затем, когда они высказали свое желание, Он, умилосердившись над ними, прикоснулся к ним. Это милосердие было единственною причиною всех врачеваний; по нему-то Он и в мир пришел. Тем не менее, хотя Христос был и воплощенная милость и благодать, Он искал достойных. А что слепые были достойны, это видно как из их усиленного вопля, так и из того, что они, получив исцеление, не отстали от Христа, как делали многие не признательные к благодеяниям Его. Нет, эти слепцы не таковы: они и прежде дара постоянны, и после благодарны, — пошли вслед за Ним.

Нашли в тексте ошибку? Выделите её и нажмите: Ctrl + Enter

Толкования Иоанна Златоуста на евангелие от Матфея, 20 глава. Толкование Иоанна Златоуста.


Public Domain

Public Domain.
Общественное достояние.

ПОДДЕРЖАТЬ ДЕНЬГАМИ

От Матфея 20 глава в переводах:
От Матфея 20 глава, комментарии:
  1. Новой Женевской Библии
  2. Толкование Мэтью Генри
  3. Комментарии МакДональда
  4. Толковая Библия Лопухина
  5. Комментарии Баркли
  6. Комментарии Джона Райла
  7. Толкования Августина
  8. Толкование Иоанна Златоуста
  9. Толкование Феофилакта Болгарского
  10. Новый Библейский Комментарий
  11. Лингвистический. Роджерс
  12. Комментарии Давида Стерна
  13. Библия говорит сегодня
  14. Комментарии Скоуфилда


2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.