Евангелие от Матфея 1 стих 19 — синодальный текст:
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее.
Евангелие от Матфея 1 глава » От Матфея 1:19 — толкование отцов церкви.
Сравнение переводов, параллельные ссылки, текст с номерами Стронга.
Толкование отцов церкви.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
«Иосиф же муж Ее, будучи праведен, — говорит евангелист, — и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее». Сказавши, что (родившееся от Девы) есть от Духа Святого и без плотского совокупления, он приводит на это еще новое доказательство. Иной мог бы спросить: откуда это известно? Кто видел, кто слышал, чтобы когда-либо случилось что-либо подобное? Но чтобы ты не подозревал ученика, что он по любви к Учителю выдумал это, евангелист вводит Иосифа, который тем самым, что в нем происходило, утверждает в тебе веру в сказанное. Евангелист как бы так говорит здесь: ежели ты не веришь мне и заподозриваешь мое свидетельство, то поверь мужу. «Иосиф же, — говорит, — муж Ее, будучи праведен». Здесь он называет праведным того, кто имеет все добродетели. Хотя быть праведным — значит не присваивать себе чужого; но праведностью же называется и совокупность добродетелей. В этом-то особенном смысле Писание и употребляет слово «праведность», когда, например, говорит: «Человек этот непорочен, справедлив» (Иов 1:1), и еще: «Оба они были праведны» (Лк 1:6).
Итак Иосиф, будучи праведным, т. е. добрым и кротким, «хотел тайно отпустить Ее». Для того евангелист описывает случившееся еще во время незнания Иосифова, чтобы ты не сомневался в происшедшем по узнании. Хотя подозреваемая не только заслуживала быть опозоренною, но закон повелевал даже наказать Ее, однако Иосиф избавил Ее не только от большего, но и от меньшего, т. е. от стыда, — не только не хотел наказать, но и опозорить. Не признаешь ли в нем мужа мудрого, и свободного от мучительнейшей страсти? Вы сами знаете, что такое ревность. Потому-то, вполне знавший эту страсть, сказал: «Ревность — ярость мужа, и не пощадит он в день мщения» (Притч 6:34). «Люта, как преисподняя, ревность» (Песн 8:6). И мы знаем многих, которые готовы лучше лишиться жизни, нежели быть доведенными до подозрения и ревности. А здесь было уже не простое подозрение: Марию изобличили ясные признаки беременности; и однако, Иосиф столько был чужд страсти, что не захотел причинить Деве даже и малейшего огорчения. Так как оставить Ее у себя казалось противным закону, а обнаружить дело и представить Ее в суд значило предать Ее на смерть, то он не делает ни того, ни другого, но поступает уже выше закона. Подлинно, по пришествии благодати, надлежало явиться многим знамениям высокой мудрости. Как солнце, не показавши еще лучей, издали озаряет светом большую часть вселенной, так и Христос, восходя из девической утробы, прежде, нежели явился, просветил всю вселенную. Вот почему еще до рождения Его пророки ликовали, и жены предсказывали будущее, и Иоанн, не выйдя еще из утробы, взыгрался во чреве. И Иосиф показал здесь великую мудрость, не обвинял и не порицал Девы, а только намеревался отпустить Ее.
Источник: Гомилии на Евангелие от Матфея.
Иосиф же, муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Что же произвело в уме Иосифа такое «обретение»? Оно для святого мужа должно быть крайне поразительно. Церковь хорошо поняла и выразила тогдашние чувства Иосифа: «Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренный Иосиф смятеся». Подлинно, в душе его происходила сильная буря! С одной стороны, он был уверен в непорочности своей обручницы, знал данный Ею обет вечного девства, не знал другой девы, кроме Ее, более совершенной в чистоте. С другой стороны, в сей самой невесте он видел, или по крайней мере думал видеть, бракоокрадованную. Это была стрела, самая ядовитая и острая для его сердца. Без сомнения, он сто раз закрывал глаза, чтобы не видеть этого; сто раз хотел думать, что он обманывается, но каждый день приносил ему новое мучение, подтверждал с большей ясностью его подозрения. Прикрыть это великодушно значило нарушить закон, который говорил, что невеста не целомудренная безчестит дом, и держащий ее «безумен и нечестив» (Притч 18:23). Поступить по закону казалось слишком суровым и жестоким; ибо в таком случае Марию следовало бы «побить камением» (Втор 22:23−24). Но та же самая праведность закона удерживала от столь ужасного наказания. Она различала грехи минутной слабости и неведения (Втор 22:25). Посему те толковники, кои в слове «праведность» думают видеть только снисходительность, несправедливо уклоняются от прямого смысла, ибо в отношении к Деве Марии могла быть оказана не только снисходительность, но и праведность. Иосиф хочет стоять на середине. Он не захотел предать Ее суду, огласить, и хотел разойтись с Ней, только тайно. Это можно было делать у евреев, как по закону, так и по обычаю. Только разойтись можно было при свидетельстве двух или трех, но это все не то, что публичный развод. А нужно было отпустить невесту с разрешительной грамотой и разводным письмом (Втор 24:1), на котором должны были подписаться и свидетели. В сем письме могло быть не прописано, почему разводятся обрученные. Таким образом и хотел поступить и Иосиф, сберегая честь Марии. Но почему он не спросил Ее самой о причине Ее непраздности? Этого требовала и справедливость и необходимость. Вероятно, Иосиф щадил здесь чувства Марии. Дело видно, думал он, и без того. Она и Сама мучится чувством Своим: для чего же мне усугублять Ее мучения своими вопросами и расспросами? Но почему молчала Мария? Она не могла не видеть, как страдает Иосиф. Важные причины заставляли Ее говорить, и однако ж Она молчит. Но что бы Она сказала Иосифу? Объявить ли ему явление Ангела? Но сие явление так необычайно, что в Иосифе едва ли бы достало веры, чтобы он мог ему поверить. Притом, в сем молчании Марии выражается чрезвычайная Ее преданность в волю Божию. На Нее не было наложено молчание, как на Захарию, но Она Сама наложила его на Себя. Она говорила в сие время только с Богом в молитве, как и Давид говорит: «открый ко Господу путь твой, и уповай на Него, и Той сотворит: и изведет яко свет, правду твою и судьбу твою, яко полудне» (Пс 36:5−6). Она думала: Кто начал сие дело, Тот и окончит. Он вразумит Иосифа, если это нужно будет. Плод, находившийся в Ее чреве, более всего занимал Ее душу. Иосиф, как ни был близок к Ней, но теперь он был лицо еще постороннее. Как бы то ни было, молчание сие было не без великой тяжести для сердца Марии. Для чего же Промысл допустил такое затруднение? Для чего Иосиф не введен в тайну искупления? Для чего Он в душе Иосифа позволил зародиться такому тяжелому подозрению? Без сомнения, для блага же Иосифа и Марии. Мария, как выражается Церковь, должна была «взаимодать» от лица всего рода человеческого Иисусу Христу чистейшее человечество. Иосиф же долженствовал быть Его питателем, хранителем, и назваться, в некотором смысле, отцом. Все сие выражает плотское рождение; Мессии же надлежало прежде в душе Марии и Иосифа утвердить убеждение, что рождение духовное не может быть без особенных искушений и горестей. Неудивительно, что Промысл ставил таких святых людей в затруднительное положение. Он любит, так сказать, испытывать их таким образом. И какой сын царский согласился бы подвергнуться такому поношению, чтобы его мать подозревали в нечистоте и нецеломудрии? А Иисус Христос, Сын Царя Небесного, подвергается оному. Промысл часто оставляет Свои пути до известного времени не выразуменными для людей, и тем желает и людей научить самоотвержению.
Источник: Чтение Евангельских сказаний об обстоятельствах земной жизни Иисуса Христа.
Уже судя по такому обручению, праведный Иосиф всего менее мог ожидать — увидеть обрученную себе Деву непраздною. И вот, Она, однако же, «обретеся имущи во чреве!» Можете представить, что должно было произойти при сем в душе святаго старца! — Святая Церковь нисколько не преувеличивает дела, когда говорит, что он в это время «имяше бурю помышлений сумнительных». Может быть, сто раз он не верил своим очам; начинал думать и бросал мысль; обращался к земле и небу за разрешением сомнения — и не находил его. Наконец, волнующаяся мысль нашла пристанище: но, Боже мой, какое пристанище? «Бракоокрадованную помышляше Ю», — как выражает Святая Церковь. Ничего не могло быть мучительнее сей мысли для чистой души святого старца; но другой мысли не было. Что делать? Куда обратиться? Можно бы вопросить Саму Деву и потребовать изъяснения: но что вопрошать? — мыслил кроткий старец. Зачем смущать и терзать вопросами Ту, Которая и без того должна страдать от Своего положения? Так, самая кротость и доброта Иосифа служили ему во искушение. Равным образом, можно было ожидать, что Сама Плодоносящая раскроет и объяснит Свое состояние; ибо не могла Она не заметить смущения в хранителе Своего девства, не могла не страдать душою, видя его страждущим; но и Она молчала! Почему? Потому, что дело Ее было тайною не столько Ее, сколько Божиею: а как открыть тайну Цареву без воли Царя? Молчала потому, что молчал Сам Господь. Ему, — помышляла Она, — известно наше положение, наше смущение и страдание; если найдет нужным, то Сам поднимет завесу, снимет с нас тяжелый крест; не найдет — будем нести его! Отец не оставит Своего Сына, а Сын — Матери.
Что же удивительного, если, сообразно цели пришествия Своего на землю, Он, еще во утробе Матерней, соделывается предметом мрачных подозрений, вступая, таким образом, еще до рождения на лествицу искупительных страданий и уничижения, коею Он будет идти до самого конца Своей жизни? И для служителей преславной тайны — Марии и Иосифа, настоящее тяжкое положение их было, конечно, не без великого плода духовного. Святая Дева соделывается теперь Матерью Бога Слова; святой Иосиф должен будет вскоре нарещись отцом Его. Какая великая честь и слава для обоих! А вместе с тем какая великая опасность для смирения, сего основания всех добродетелей. «Ублажат Мя вси роди» (Лк 1:48), паки могло представиться в уме Марии, и в соображении Иосифа, и не всегда в такой чистоте, в какой представилось среди святого восторга, при свидании с праведной Елисаветою. И вот, против сей опасности превозношения рукою Самого Промысла, сотворившего такое «величие» (Лк 1:49), воздвигается мрачная, но крепкая ограда — подозрение в бракоокрадовании. Не до помыслов уже о земной какой-либо почести было теперь Той, Которая, за мнимое несоблюдение чести, не могла без смущения взирать даже на хранителя Своего девства, и подвергалась опасности строгого осуждения по самому закону. Не до самомнения и величаний будет и Святому старцу, когда он, вразумленный свыше о происходящем, вспомнит, какими мрачными очами взирал он на Того, Кто благоволил восприять от нареченного отца Свое имя. Между тем, Святая чета, страдая от тяжкого искушения, тем самым приобщалась уже страданиям Искупителя мира; и в то время, как Он возрастал во утробе Матерней плотью, Она возрастала духом, выравниваясь таким образом внутренно с высотою Своего внешнего положения. В Святом старце, кроме того, тяжкое обстоятельство подозрения послужило, как сейчас увидим, случаем к обнаружению пред очами всего мира чрезвычайной доброты его души у необыкновенной кротости сердца.
Два пути было теперь для Иосифа выйти из мучительного состояния и положить конец своим душевным страданиям. Он имел, во-первых, все право обличить непраздную Отроковицу всенародно, предав Ее строгости закона Моисеева на подобные случаи; но такая строгость была совершенно противна и кроткому нраву старца, и тому уважению, которое, при всех его подозрениях, продолжала внушать к Себе Святая Дева равноангельным нравом и житием Своим. С другой стороны, Иосиф мог оставить все дело без внимания, и продолжать в молчании носить имя супруга Той, Которая, по его мнению, была бракоокрадованною; но такой образ действий был противен совести, решительно отвращавшейся от всякого потворства нечистоте и от всякого соучастия неправде. Что же делает, наконец, святая и кроткая душа? «Иосиф же, — замечает евангелист, — праведен сый, то есть, столько же добр и милосерд, как и правдив и чист, не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю»: решился, то есть, разойтись с Девою тайно, без оглашений, не вредя Ее чести и безопасности, на каковой поступок самый закон давал ему полное право.
Благодарим тебя, святой старче, за твое снисхождение; но в нем уже нет более нужды: довольно терзалось твое сердце недоумениями, приготовься услышать весть, которая стократно вознаградит тебя за все!
Источник: Беседа на Литургии в Навечерии Рождества Христова.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Мария старалась убедить Иосифа, что Ее зачатие было от Духа, но он не соглашался, так как дело было неслыханное и совсем новое. Когда Иосиф видел лицо Ее радостным, чрево же непраздным, он из-за своей праведности помышлял о том, чтобы не подвергать Ее бесчестию и позору, но молча отпустить, ибо ни греха Ее не знал, ни о зачатии Ее не был уверен, откуда оно произошло…
…Но праведность его враждебна и противна закону, который сказал: «Рука… твоя прежде всех… должна начать побивать ее камнями» (ср. Втор 17:7), а он хотел тайно отпустить Ее. Но Иосиф знал, что это зачатие было особенное и случились вещи, несвойственные положению женщин и состоянию беременных новобрачных, ибо все признаки давали ему знать, что дело сие произошло от Бога. Ибо никогда ни в чем он не замечал в Марии чего-либо постыдного и не мог не верить Той, Которая имела многие свидетельства: Захарию немого, Елисавету зачавшую, возвещение Ангела, взыграние Иоанна и пророчество его отца, — ибо все это со многим другим возвещало о девственном зачатии. Потому праведно он помыслил о том, чтобы тайно отпустить Ее. Ибо если бы он знал, что зачатие Ее произошло не от Духа Святаго, то было бы несправедливо не огласить Ее.
Однако же хорошо зная, что это есть дело Божие, хотя дивное само по себе, но для других невероятное, он рассудил в своем уме, что справедливо будет отпустить Ее.
Источник: Толкование на Четвероевангелие.
Ст. 19−20 Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал
Если тот, кто вступает в связь с блудницей, становится с ней одним телом (1Кор 6:16) и если в законе предписано, чтобы не только виновные [во грехе], но и соучастники в совершении его были ответственны за преступление (Лев 5:1−2), то каким образом Иосиф, скрывая [или намереваясь скрыть] преступление жены, называется в Писании праведным? Это — свидетельство в пользу Марии, потому что Иосиф, зная ее непорочную чистоту и удивляясь происшедшему, покрыл молчанием то, тайны чего он не постигал
Источник: Толкование на Евангелие от Матфея.
Иосиф же, муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Как же Иосиф был праведен? В то время как закон повелевает изобличать прелюбодеицу, то есть объявлять о ней и наказывать, он намеревался скрыть грех и преступить закон. Вопрос разрешается прежде всего в том смысле, что уже через это самое Иосиф был праведен. Он не хотел быть суровым, но, человеколюбивый по великой своей доброте, он показывает себя выше закона и живет выше заповедей закона. Затем, Иосиф и сам знал, что Мария зачала от Духа Святого, и потому не желал изобличить и наказать ту, которая зачала от Духа Святого, а не от прелюбодея. Ибо смотри, что говорит евангелист: «оказалось, что она имеет во чреве от Духа Святаго». Для кого «оказалось»? Для Иосифа, то есть он узнал, что Мария зачала от Духа Святого. Поэтому и хотел тайно отпустить ее, как бы не осмеливаясь иметь женой ту, которая удостоилась столь великой благодати.
Источник: Толкование на Евангелие от Матфея.
Иосиф же муж ея, праведен сый и не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю
Праведным называется человек ненавидящий зло; называется и вообще добродетельный. Так и здесь свидетельствуется, что Иосиф был праведен, как по причине других его добродетелей, так и по причине его кротости и доброты. «Обличити» (παραδειγματισαι) говорилось тогда, когда муж приводил подозреваемую жену в синедрион, обвинял ее и таким образом открыто отпускал ее из своего дома. Иосиф, не желая этого сделать, вознамерился тайно отпустить Марию, чтобы и самому не оказаться нарушающим закон, повелевающий отпускать зачавших от другого, и Ее охранить от перенесения бедствий, не обнародуя случившегося.
Источник: Толкование Евангелия от Матфея.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Праведный хотя означает человека, никого не обижающего, значит однако и исполненного всякой добродетели. Посему, как назывался праведный Ной и Иов, так и Иосиф (Быт 6:9). Виждь же его добродетели: кротость, незлобие, любовь к ближнему, ревность к закону Божию, премудрость! Подзирает в любодействе, но однако с кротостию и незлобием терпит до времени. Если бы предал Святую Деву на суд, был бы примером бесславия и жестокости; ибо наказанием ее долженствовала быть смерть. Любовь к ближнему воспящала в сем деле; ревность к закону Божию побуждала его оставить ту, яко прелюбодейцу. И если бы явно разрешился с нею, довольно бы сего было к осуждению ее. Мудрость его открывала ему средство благочестивое и похвальное. Он не хотел ни обнаружить ее, ни постыдить в мнимом сем грехе; не хотел однако и жить с нею, — восхотел тайно с нею разрешиться: «восхоте тай пустити ю». И тако размышлял праведный Иосиф: послушай же, что строит Божие провидение, которое определило его хранителем Девы и служителем от нее рожденному Христу.
Источник: Толкование на Евангелие от Матфея в неделю пред Рождеством Христовым.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
«Муж ее»: только еще обрученный. — «Будучи праведен»: δι’χαιος, 1) справедливый, такой человек, который воздает каждому должное; 2) добрый (1Ин 1:9), любвеобильный, который смягчает строгость закона милостью, любовью, добротою. Иосиф явил справедливость свою в том, что, подозревая обрученную свою в неверности, не хотел вопреки закону сочетаться с нею, а вознамерился отпустить; доброту же свою — в том, что восхотел тайно отпустить ее, не оглашая публично. — «Не желая огласить Ее»: по закону Моисееву обрученная, нарушившая верность до времени брака, побивалась камнями пред воротами города (Втор 22:23−24), т.е. подвергалась самой позорной и мучительной смерти. Потом закон предоставлял мужу право отпустить жену от себя, дав ей письмо разводное (Втор 24:1). Был обычай в этом разводном письме обозначать причины развода, причем должны были быть и свидетели, что было во всяком случае позорно для жены. Иосиф, по доброте своей, не только не хотел подвергнуть обрученную свою законной казни, но даже не хотел опозорить ее, дав ей письмо разводное с теми формальностями, какие предписывал закон, а подумал, не оглашая причин развода, тайно, не бесславя, отпустить ее от себя. О благовещении и бессеменном зачатии младенца во чреве Марии Иосиф, как видно, до сего времени вовсе не знал.
Источник: Толкование на Евангелие от Матфея.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Муж Ее, — слово муж, по буквальному переводу с греческого, означает буквально мужа, а не обрученного. Но ясно, что евангелист употребляет это слово в смысле защитника, покровителя и даже, может быть, обрученного. Иначе в его собственном повествовании было бы очевидное противоречие. В Священном Писании слова муж и жена иногда употребляются не в смысле супругов.
Будучи праведен — евр цадик. Так назывались люди благочестивые, всегда старавшиеся исполнять постановления закона. Почему здесь Иосиф называется так, ясно. Увидев, что Мария беременна, он подумал, что она сделала дурное, и так как закон наказывал за дурные дела, то и Иосиф вознамерился наказать Марию, хотя это наказание, вследствие его доброты, и должно было отличаться легкостью. Слово “праведен”, однако, не означает: добр или любвеобилен. В Евангелии ясно можно наблюдать борьбу чувств в душе Иосифа: с одной стороны, он был праведен, а с другой — относился с сожалением к Марии. По закону он должен был употребить власть и наказать ее, но по любви к ней не желал ее огласить, т.е. ославить, рассказать другим о ней и затем на основании своего оглашения или рассказа потребовать наказания Марии. Слово “праведен” выражением “не желая” не объясняется; это — последнее — дополнительное и особое деепричастие (в греч. причастие). Иосиф был строгий блюститель закона и, кроме того, не желал огласить Марию. Слово “огласить” читается в греческом различно: 1. По одному чтению “огласить” (δειγματίσαι) следует объяснять так: подать пример, выставить напоказ ради примера. Слово редкое, у греков не употребительное, а в Новом Завете встречающееся только в Кол 2:15. Оно может быть равнозначительно выражению: “просто отпустить”. 2. Во многих других рукописях употреблено более сильное слово — пристыдить или подвергнуть опасности, огласить затем, чтобы навлечь нечто худое, предать смерти как женщину, не оказавшуюся верною (παραδειγματίσαι).
Хотел — здесь в греческом употреблено другое слово, а не “не желая” — означает решение, желание привести намерение свое в действие. Греческое слово, переведенное словом “отпустить”, означает “развестись”. Развод мог быть тайный и явный. Первый совершался в присутствии только двух свидетелей, без объяснения причин развода. Второй торжественно и с объяснением причин развода на суде. Иосиф вознамерился сделать первое. “Тайно” может означать здесь и тайные переговоры, без разводного письма. Это, конечно, было противозаконно Втор 24:1; но разводное письмо, если бы оно и было секретным, противоречило бы употребленному в Евангелии слову «тайно».
Источник: Толковая Библия.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Но послушаем, как Иосиф познал эту тайну Божию. После благовещения Архангела Пресвятой Деве, Она совершила путешествие к родственнице своей, праведной Елисавете, у которой провела около трех месяцев. Трех месяцев, конечно, достаточно было, чтобы обнаружились признаки зачатия, и прежде других заметил это праведный Ее обручник. «Можно себе представить, — говорит святитель Иннокентий Херсонский, истолкователь слова Божия, — что произошло в душе святого старца Иосифа, когда, по возвращении Марии от Елисаветы, он увидел Ее, обрученную ему Деву — непраздной! Воистину он имел тогда «бурю помышлений сумнительных», как выражается Святая Церковь в акафисте Богородичном. Буря эта была тем мучительнее, что он хорошо знал прежнюю равноангельную жизнь своей Обручницы, сам согласился быть хранителем Ее девства, и доверял Ей всем любящим сердцем своим. Может быть он сто раз не верил своим очам; начинал думать и бросал мысль; везде искал разрешения сомнений и нигде не обретал его… «Можно бы вопросить самую Деву, но что вопрошать?» — мыслил кроткий старец. Зачем смущать и терзать вопросами Ту, Которая и без того должна страдать душой, видя его страждущим? Ожидать, что Она Сама раскроет тайну? Но и Она молчала… Она молчала потому, что Ее тайна была тайной Божией: как открыть тайну цареву без воли Царя? (Тов 12:7). Мария молчала потому, что молчал Сам Господь. «Ему, Господу Сердцеведцу, известно наше страдание, — помышляла Она, — если найдет нужным, то Сам поднимет завесу, Сам снимет с нас тяжелый крест, а если не нужно это, то будем нести его! Отец не оставит Своего Сына, а Сын не оставит Своей Матери». При том Она могла думать, что не убедит Иосифа, а если скажет ему об этом необыкновенном деле, напротив, может огорчить его, подав мысль, что прикрывает сделанное преступление. Если и Сама Она, при благовестии Архангела, судила по-человечески: «как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лк 1:34), то еще более усомнился бы Иосиф, особенно, если бы услышал от Нее об этом же. И так, Иосиф видит в Марии то, чего не ожидал и чего понять не может, но молчит и не вопрошает Ее. Мария видит себя в опасности подвергнуться тяжкому подозрению и даже осуждению, но молчит и не открывает Своей тайны… В самом деле, что же оставалось делать Иосифу? Он имел, конечно, право обличить Марию всенародно, предав Ее строгости закона Моисеева (Чис 5:30; Ин 8:5), но такая строгость была совершенно противна и кроткому нраву старца, и тому уважению, которого вполне заслуживала Святая Дева Своим равноангельским нравом и жизнью.
А оставить это дело без внимания было противно закону и совести праведного старца, отвращавшегося от всякого потворства нечистоте…
Что же делает, наконец, святая и кроткая душа? Иосиф же, нареченный по обручению муж ее, будучи праведен, будучи прямодушен и правдолюбив, как верный исполнитель закона, и добр, как исполненный всякой добродетели, и не желая огласить ее всенародно, предать позору перед синедрионом, или верховным иудейским судилищем, хотел тайно отпустить ее. Не захотел добрый старец подвергать Марию не только строгому наказанию по закону, но и стыду и огорчению в глазах соседей и знакомых, и решился разойтись с Ней тайно, без огласки, без формальностей, которых требовал закон, когда давалось разводное письмо (Втор 24:1): так он берег Ее честь и безопасность! Это он мог сделать без нарушения закона, ибо обручение не считалось равным браку и формальностей особых не требовало. Не сказал евангелист: восхотел Ее изгнать, но сказал, отпустить: так Иосиф был кроток и добросердечен! Сердце праведника уже предчувствовало Христовы заповеди: иметь око чисто и не судите, да не судимы будете (Мф 6:22; Мф 7:1).
Источник: Троицкие листки. №801−1050.
Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее
Возможно, Иосиф рассуждал в себе так: Если скрою Ее грех, то поступлю против закона Божьего, а если открою [Его] сынам Израилевым, то Ее побьют камнями. Но боюсь, не от Бога ли то, что в Ее чреве? Разве Сарра в девяносто лет не зачала и не родила? Если Он сделал так, что она, словно сухое дерево, расцвела, то что если Божество захотело даровать Ей родить без мужа? Разве само зачатие женщины зависит от мужа? Если бы зачатие всегда зависело от мужа, то, без сомнения, когда захотел бы муж, тогда бы и женщина зачинала. А ныне женщина зачинает не когда муж захочет, а когда захочет Бог. Так, если зачатие женщины не в ведении мужа, а Бога, то что такого, если Он захотел дать Ей плод без мужа? Как же мне поступить [думает Иосиф]? Пожалуй, отпущу ее втайне. Ибо поскольку дело не ясно, пусть лучше уходит, будучи блудницей, чем безвинно умрет. Ведь справедливее, если неправедный праведно спасается, чем правый неправедно погибнет. Ибо даже если виновный однажды спасется, то потом [непременно] погибнет, а невинный, если однажды погибнет, его нельзя уже потом вернуть.