И кенеи оставили город, ушли от амалекитян.
«Разве всесожжения и жертвы ГОСПОДУ приятнее
повиновения голосу Его?5
Нет, послушание лучше жертвы,
лучше повиноваться ГОСПОДУ,
чем воскурять бараний жир!
Ведь непокорство — такой же грех, как ворожба,
а своеволие — такое же зло, что и идолопоклонство.
Ты отверг слово ГОСПОДНЕ —
и ГОСПОДЬ отверг тебя, отрешил от царства».
«Твой меч отбирал у женщин сынов —
и у женщины, матери твоей, сына отберут!»
И Самуил изрубил Агага перед ГОСПОДОМ в Гилгале.
Стих 11
О Боге человек не в состоянии сказать что-либо достойное Его (§ 1)
1. Давайте теперь рассмотрим, в каком смысле сказано: «Я раскаялся, что поставил Саула царем». Ведь ты спрашиваешь, разумеется, не как несведущий в разумении подобных слов, но проверяя по отеческому усердию и благосклонной заботе мои начатки, — как может раскаяться в чем-либо Бог, обладающий всеведением. Итак, когда говорится это о Боге, я полагаю, что произносится нечто недостойное [Его], если [вообще] можно найти что-либо достойное [Его] из говоримого о Нем. Ибо поскольку Его вечная сила и Божество тотчас удивительным образом превосходят все слова, при помощи которых осуществляется человеческое общение, то что бы ни говорилось о Нем по-человечески, в том числе и кажущееся людям презрительным, сама человеческая немощь убеждается этим, что даже то, что она считает сказанным о Боге в Священном Писании подобающим образом, приспособлено скорее к человеческому восприятию, чем к Божественной возвышенности; так что вследствие этого и это последнее (т. е. сказанное подобающим образом) так же должно быть превзойдено более ясным разумением, как и то первое (т. е. сказанное неподобающим образом) было превзойдено каким бы то ни было [разумением].
Каким образом в отношении Бога говорят о ведении и предведении? В каком смысле говорится о гневе, ревности и милосердии Божием? (§ 2)
2. Ибо кому из людей не придет в голову, что не может быть раскаяния в Боге, заранее ведающем все? И вполне ясно, что если из этих двух слов, а именно предведение и раскаяние, мы считаем одно, а именно предведение, соответствующим Богу, то [тем самым] отрицаем, что в Нем есть раскаяние. Но если кто-либо, исследуя это в более углубленном размышлении, спросит, каким образом свойственно Богу это самое предведение, и обнаружит, что Его неизреченное Божество далеко и намного превосходит значение также и этого слова, то пусть не удивляется, что и то и другое может быть сказано о Нем с точки зрения людей, и в то же время и то и другое говорится о Нем неподобающим образом, если иметь в виду Самого по Себе Бога. Ведь что такое предведение, как не ведение будущего? Но что является будущим для Бога, превосходящего всякое время? Ведь если ведение Божие обладает самими вещами, то для него они суть не будущие, а настоящие; и потому это уже нельзя называть предведением, но только лишь ведением. А если, как в порядке временных творений, так и у Него еще не существует того, что будет, но в Своем ведении Он предшествует этому, тогда Он познает это дважды: сначала в соответствии с предведением будущего, а затем сообразно ведению настоящего. Тогда нечто бывает временно присуще ведению Божию, а это в высшей степени нелепо и ложно. Ибо не может [Бог], предузнав нечто как будущее, знать это, когда оно настало, если только не познает Он это дважды: и предузнавая прежде, чем оно появилось, и познавая, когда уже появилось. Таким образом выходит, что — а это далеко отстоит от истины — нечто бывает временно присуще ведению Божию, когда временное, которое предузнается, познается также и как настоящее, которое до того, как стало таким, не познавалось, но лишь предузнавалось. А если даже когда настало то, наступление чего предузнавалось, ничего нового не стало присуще ведению Божию, но остается то же самое предведение, которое было еще до того, как произошло то, что предузнавалось, то почему называется оно предведением, не относясь к чему-то будущему? Ибо то, что оно воспринимало как будущее, теперь является настоящим, а немного позже станет прошлым. Но никак нельзя говорить о предведении настоящих или прошедших вещей. Тогда возвращаемся к тому, что предведение будущих вещей стало ведением тех же самых вещей, но уже настоящих. И поскольку то, что сперва было предведением, затем становится в Боге ведением, это допускает перемену и является временным, тогда как Бог, сущий воистину и вполне, никоим образом не подвержен изменению и не в малой степени не временен. Итак, нам лучше говорить не о предведении Божием, но лишь о Его ведении. Но можно и о нем спросить, каким образом оно [существует в Боге]. Ибо мы обычно говорим о неком ведении в нас, когда удерживаем в памяти нечто воспринятое и познанное, когда помним нечто, что мы восприняли и познали, так что, когда желаем, можем воспроизвести это. Если в Боге все точно так же, и в собственном смысле можно сказать: Он познает и познал, воспринимает и воспринял, то Он допускает время, и не в меньшей степени проникает сюда та изменчивость, которую следует подальше устранить от сущности Божией. И однако невыразимым образом Бог и ведает и предведает. Точно так же и раскаивается Он невыразимым образом. Ведь хотя ведение Божие далеко отстоит от человеческого ведения, так что всякое сравнение здесь достойно смеха, однако и то, и другое называется ведением. И притом человеческое ведение таково, что апостол даже говорит о нем: Ведение упразднится (8 Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. 1Кор 13:8), чего никоим образом нельзя справедливо сказать о ведении Божием. Так и гнев человеческий бывает бурным и [происходит] не без душевного терзания, а гнев Божий, о котором говорится в Евангелии: «Но гнев Божий пребывает на нем» (36 Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем. Ин 3:36); и апостол [говорит]: «Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие» (18 Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою. Рим 1:18), [изливается так], что Бог, неизменно сохраняя полное спокойствие, с удивительной справедливостью налагает наказание на подчиненное Ему творение. Также и милосердие человека совершается с некоторым страданием сердца (cordis miseriam), отчего само имя милосердия (misericordia) и происходит в латинском языке. Сюда относится и то, что не только радоваться с радующимися, но и плакать с плачущими побуждает апостол (15 Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими. Рим 12:15). Но кто здравомыслящий скажет, что Бога затрагивает некое страдание (ulla miseria)? И однако Писание всюду свидетельствует, что Он милосерд. Точно так же и человеческую ревность мы не можем мыслить без некой заразы недоброжелательности, но ревнующего Бога [мы мыслим] не так: слово то же, но способ — иной.
Божественные вещи называются человеческими именами, но при этом должны мыслиться без всякого несовершенства. В чем разница между ведением и мудростью? (§ 3)
3. Долго рассматривать все прочее; существуют бесчисленные свидетельства, которые подтверждают, что многое Божественное называется теми же именами, что и человеческое, тогда как [в действительности] они отделены несравнимым различием. Однако не напрасно одни и те же наименования даны и тем и другим вещам, а скорее по той причине, что когда познаны те [человеческие вещи], которые содержатся в повседневном образе жизни и узнаются при их испытании и использовании, они предоставляют некий путь к познанию высших [Божественных вещей]. Ибо если я отниму от человеческого ведения изменчивость и некие переходы от мысли к мысли, бывающие, когда мы вспоминаем [нечто], чтобы различить душою то, чего немногим раньше не было у нее во внимании, и таким образом перескакиваем из одной части в другую посредством сменяющих друг друга воспоминаний, — по этой причине и апостол также называет наше ведение ведением «отчасти» (9 Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; 1Кор 13:9), — итак, когда удалю я все это и оставлю одну лишь жизненность точной и непоколебимой истины, озаряющей все в едином и вечном созерцании; и даже не оставлю — ибо не обладает этим человеческое знание — но по мере сил измыслю это, то передо мной так или иначе предстанет ведение Божие. И это имя, на том основании, что при ведении нечто бывает несокрытым для человека, может быть общим для обеих этих вещей. Хотя и в самих людях ведение обычно отличается от мудрости, так что и апостол говорит: «Одному дается Духом слово мудрости, другому слово ведения, тем же Духом» (8 Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; 1Кор 12:8). Но в Боге, разумеется, не две эти вещи существуют, а нечто единое. В людях же они обычно различаются таким образом, что мудрость относится к познанию вечного, а ведение — к тому, что воспринимается телесными чувствами. Но хотя бы кто-нибудь другой и провел иное различение, все же если бы не были они разными, то не разделялись бы так апостолом. И если вправду дело обстоит так, что имя ведения нужно отнести к тем вещам, которые воспринимаются телесным чувством, то вообще нет никакого ведения у Бога, ведь Бог Сам по Себе не состоит из тела и души, как человек. Но лучше говорить, что ведение Божие — другое и не принадлежит к тому роду, к которому относится то, что называют человеческим ведением; ведь точно так же и то, что называется Богом, имеет совсем другой смысл, чем сказанное: «Стал в сонме богов» (1 Псалом Асафа. Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд: Пс 81:1). Однако эта самая общность выражения [ведение] некоторым образом относится к несокрытости. Точно так же от гнева человеческого я удалю бурное волнение, чтобы осталась отмщающая сила, и таким образом так или иначе возвышусь к познанию того, что именуется гневом Божиим. Также, если от милосердия удалишь ты сострадание к тому, кого ты жалеешь, участвуя в его несчастье, и останется спокойная благость помощи и избавления от несчастья, то таким образом будет достигнуто некое познание Божественного милосердия. Не станем также отвергать и отбрасывать ревность Божию, когда находим мы ее в Писании, но удалим от человеческой ревности больное томление печали и вредное смятение души, и останется лишь то решение, согласно которому нарушение чистоты не может оставаться безнаказанным; так что благодаря этому мы возвысимся и начнем неким образом улавливать ревность Божию.
Каким образом Богу может быть свойственно раскаяние? (§4)
4. Поэтому также и когда мы читаем, что Бог говорит: «Я раскаялся», нам следует обдумать, как обычно проявляется у людей дело раскаяния. Здесь, без сомнения, обнаруживается воля к изменению, но в человеке она [связана] с печалью души; ибо он осуждает в себе то, что сделал необдуманно. Поэтому устраним то, что происходит от человеческой немощи и неведения, и останется одна лишь воля, чтобы нечто стало не так, как это было. Таким образом, можно в значительной степени усвоить нашим умом, в соответствии с каким правилом следует мыслить раскаяние Бога. Ибо когда говорится, что Он раскаивается, [это означает], что Он хочет, чтобы нечто не было таким, каким Он создал это быть. Однако и когда было это таким, должно было быть таким; и когда не дозволяется уже этому быть таким, не должно уже быть таким; [и происходит все это] в соответствии с неким вечным и неколебимым судом справедливости, посредством которого Бог по Своей неизменной воле распределяет все изменчивое.
Почему раскаяние и ревность кажутся менее приличествующими Богу, чем предведение, гнев и тому подобное? (§ 5)
5. Но поскольку мы обычно с похвалой говорим о предведении и ведении у людей, да и гнева человеческий род склонен скорее страшиться со стороны могучих властителей, чем осуждать [его в них], то и полагаем мы, что подобное говорится о Боге подобающим образом. А из-за того, что тот, кто ревнует или в чем-либо раскаивается, при этом обыкновенно или впадает в некую провинность, или исправляет ее в себе, это говорится о людях с осуждением, и вследствие этого возникает недоумение, когда мы утверждаем, что и в Боге есть нечто подобное. Однако Писание, заботясь обо всем, скорее всего с той целью предлагает и подобные [качества], чтобы то, что [из приписываемых Богу качеств] нам нравится, не понималось в отношении Бога так же, как обычно понимается в людях. Ведь при помощи того, что нам не нравится, если не дерзаем мы так понимать это в Боге, как находим в человеке, мы научаемся подобным же образом рассматривать также и то, что полагаем уместным и соответствующим [Богу]. Ибо если нельзя говорить нечто о Боге, поскольку это не нравится нам в человеке, то мы не вправе называть Бога неизменяемым, ведь о людях это сказано с осуждением: «Ибо нет в них перемены» (20 услышит Бог, и смирит их от века Живущий, потому что нет в них перемены; они не боятся Бога, Пс 54:20). Точно так же есть нечто, что в человеке похвально, а в Боге невозможно, как стыд, являющийся великим украшением юного возраста, как страх Божий, который упоминается с похвалой не только в Ветхих Писаниях, но также и апостол говорит: «Совершая освящение в страхе Божием» (1 Итак, возлюбленные, имея такие обетования, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием. 2Кор 7:1); а в Боге, разумеется, его нет. Поэтому, как некоторые похвальные [качества] людей неверно сказывались бы в отношении Бога, так и нечто предосудительное у людей справедливо мыслится в Боге; однако не таковым [мыслится], какое в людях, но, при общем наименовании, оно далеко отстоит по своему способу и понятию. Ведь немного позже тот же Самуил, которому Господь сказал: «Я раскаялся, что поставил Саула царем», говорит самому Саулу о Боге: «Ибо не человек Он, чтобы раскаяться Ему» (29 и не скажет неправды и не раскается Верный Израилев; ибо не человек Он, чтобы раскаяться Ему. 1Цар 15:29). Здесь вполне очевидно показывает он, что даже если Бог говорит: «Я раскаялся», подобное не следует понимать по-человечески, как мы разъяснили это уже по мере наших сил.
О различных вопросах. Книга вторая (В которой разбираются прочие пять или шесть вопросов, предложенных из книги Царств)
Стих 24
Саул также, когда его порицал Самуил, сказал: согрешил я. Но отчего же тогда он не удостоился желанного слова Господа, подобно Давиду, когда Господь не вменил ему его грех? Не пристрастен ли Господь к отдельным персонам? Отнюдь нет. Когда ушам людей открылось одно и то же слово, око Господа прозрело великое различие в сердцах говорящих его. И в этом есть наставление всем нам и весть о том, что Царствие Божие внутрь вас есть (21 и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть. Лк 17:21). И суть сего урока заключается в том, что мы должны славить Господа из самой глубины наших сердец и что от переполняющих нас чувств должны молитвенно отворяться наши уста, а не из рутинной необходимости, как у народа ветхого, сердца которого далеки от общения с Господом.
И здесь мы также можем учиться не судить о людях, в чьей душе мы не можем прочесть, иначе, чем сам Господь, Которому чтение в сердцах открыто и Который не может ни обмануться, ни быть предвзятым. Ибо и весьма смехотворна, и, более того, прискорбна всякая человеческая самонадеянность, допускающая судить не в согласии с судом Господа, когда само Священное Писание приводит свое авторитетное и весьма ясное свидетельство всеведения Господа в сердцах людей, как в случае с Давидом и Саулом.
Против Фауста. Сl. 0321, 22.67.663.27.
Стих 26
И вновь Саул согрешил неповиновением своим перед Господом, и вновь Самуил обратился к нему со словами Господа: ты отверг слово Господа, и Господь отверг тебя, чтобы ты не был царем над Израилем . И поскольку вновь Саул совершил тот же грех, и искал прощения за него, и уговаривал Самуила вернуться с ним, чтобы сам он мог поклониться Господу, то Самуил сказал ему: Не ворочусь я с тобою, ибо ты отверг слово Господа, и Господь отверг тебя, чтобы ты не был царем над Израилем. и не скажет неправды и не раскается Верный Израилев; ибо не человек Он, чтобы раскаяться Ему. Человек, к которому были обращены [эти] слова... правил Израилем сорок лет, и столько же правил Израилем Давид. И он слышал этот приговор в ранние дни своего царствования. Мы должны из этого заключить о значении приведенных слов, что никто из потомков Саула не будет править после него, и рассмотреть в них призыв обратить взоры к роду Давидову, из которого предстояло произойти по плоти Иисусу Христу — посреднику между Богом и человеками (Ср. 5 Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, 1Тим 2:5).
О граде Божием. Сl.0313, SL48.17.7.1.
***
Во многих латинских переводах мы найдем один из упомянутых стихов в следующем виде: отторг Господь царство Израильское от тебя (28 Тогда сказал Самуил: ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему, лучшему тебя; 1Цар 15:28). Но я здесь привел слова по греческому тексту: отторг Господь царство от Израиля от твоей руки, чтобы можно было понять, что от твоей руки и от Израиля есть одно. Самуил в данном случае воплощал собой народ Израиля, которому предстояло лишиться царства, когда Господь наш Иисус Христос придет царствовать в духе, не по плоти — в Новом Завете. И отсылка к нему в словах: и отдал его ближнему твоему, лучшему тебя, есть намек на кровное родство, поскольку Христос по плоти происходит от Израиля, как, впрочем, и Саул.
О граде Божием. Сl.0313, SL48.17.7.22.
Стих 29
См. комм. на 11 жалею, что поставил Я Саула царем, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил. И опечалился Самуил и взывал к Господу целую ночь. 1Цар 15:11
Стих 35
См. комм. на 11 жалею, что поставил Я Саула царем, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил. И опечалился Самуил и взывал к Господу целую ночь. 1Цар 15:11