Песня Песней 8 глава

Песнь песней Соломона
Под редакцией Кулаковых → Библия говорит сегодня

Под редакцией Кулаковых

1 О, будь ты братом моим,
вскормленным грудью моей матери, —
целовала бы я тебя,
встретив на улице,
и никто бы меня упрекнуть1 не посмел.
2 Я увлекла бы тебя,
привела в дом своей матери,
воспитавшей меня.
Я поила бы тебя вином пряным,
свежим соком гранатов.
3 Левая его рука под моей головою,
правой он обнимает меня.2
4 Заклинаю вас, девушки иерусалимские,
не будите любовь, не пробуждайте,
пока сама она того не пожелает.
5 Кто она — та, что восходит от пустыни,
прильнув к желанному своему?
Под яблоней я разбудила тебя,3
где зачала тебя мать твоя,
где зачала родившая тебя.
6 Не расставайся со мной —
как с печатью, что носят у сердца,
как с перстнем на руке твоей,4
ибо любовь, как смерть, неодолима,
как Шеол, безжалостна ревность,5
жар ее — жар огненный,
пламя ГОСПОДНЕ.6
7 Водам пучины7 не угасить любовь
и потокам бездны ее не залить!
Если кто пожелает
снискать любовь
ценою всех богатств своих —
с презреньем того отвергнут.
8 Сестра у нас есть меньшая,
грудь у нее еще не поднялась.
Как нам быть с сестрою нашей,
когда ее сватать будут?8
9 Коль стена она неприступная
мы воздвигнем на ней
башни зубчатые из серебра.
Коль ворота она —
заложим ее засовом кедровым.
10 Я — стена, и груди мои словно башни,
но для милого моего9
я источник благоденствия.10
11 Виноградник есть у Соломона
в Баал-Хамоне.11
Он отдал его сторожам внаем,
каждый должен заплатить за плоды его
тысячу серебром.
12 Но у меня — виноградник свой,
и лишь я им владею.12
Тысячу шекелей возьми себе, Соломон,
и по двести —
тем, кто плоды стережет.
13 В садах обитающая!
Среди друзей, что тебе внимают,
дай и мне услышать твой голос.13
14 Беги, мой желанный,
беги, словно серна,
словно олененок
по горам благовонным!

Библия говорит сегодня

Желание близости (8:1−4)

Мы не знаем, было ли принято предложение девушки, высказанное в ст. 7:12−14, или нет. Возможно, все это в будущем. Эти ст. 8:1−4 также выражают тоску по близости, которая, похоже, еще не наступила. Девушка сгорает от желания и представляет, что она лежит в объятиях своего любимого (8:3). Фантазии и мечты опережают возможности их осуществления. Поэтому она обращается к дочерям Иерусалима, ее второму «я», ее совести, с просьбой не будить любовь, пока нет возможности ее удовлетворить. Вероятно, это виртуальная сцена будущей интимной жизни, на которой падает занавес в пятом цикле.

Влюбленные в этом разделе текста пока еще находятся на стадии тайных взаимоотношений. Ее красота была публично провозглашена царицами и наложницами, но ее отношения с юношей держатся в секрете. Они мечтают скрыться от посторонних любопытных глаз и заняться любовью где-нибудь на лоне природы. Похоже, что в этом цикле они еще даже не обручены. Их поведение в последнем разделе цикла 7:12−14 не похоже на поведение обрученной или недавно вступившей в брак пары. Хотя они скрывают свою любовь от всех, однако им хочется публичного признания ее. Они хотят, чтобы весь мир знал об их любви. Эта тема возобновляется в следующем цикле. Парадоксально, но девушка хочет, чтобы юноша был ей как брат, чтобы стать ему больше чем сестрой. Причина этого странного желания в том, что брат и сестра могли открыто проявлять свою взаимную любовь по отношению друг к другу. Это не вызывало осуждения. Будь они женаты, ей бы не пришлось об этом думать. Однако девушка не выказала никакой озабоченности тем, что будут говорить или думать о ней, хотя, на наш взгляд, ей стоило об этом побеспокоиться. (Вспомним, например, ее рейд по городу ночью без сопровождающего и проведение ночи вместе с парнем среди кустов лавзонии.) Дело в том, что мы не обладаем точными знаниями о нравах того времени. В Книге Бытие 26:8 сказано: «Авимелех, царь Филистимский, посмотрев в окно, увидел, что Исаак играет с Ревеккою, женою своею». Таким образом, вывод о том, что Ревекка — его жена, был сделан просто на основании сцены их игривого поведения друг с другом. Общественные правила в отношении того, что допустимо в публичном поведении полов, зависят от культурных предпочтений и соглашений. Например, во многих развитых странах поцелуи и ласки на публике становятся нормой, в то время как в более консервативных странах третьего мира даже держаться за руки на публике непозволительно. В исламских странах мужчины и женщины не участвуют совместно в общественной жизни. В Палестине во времена Христа в традиционном иудейском обществе публичное общение между незнакомыми особами противоположного пола было недопустимым (Иисус нарушил это табу, когда заговорил с незнакомой женщиной у колодца Иакова: см.: Ин 4:27). В большинстве африканских стран молодые мужчины гуляют по улицам, держась за руки. Это абсолютно приемлемое там поведение настораживает людей из цивилизованных стран. Аналогично, степень публичного обнажения тела очень разнообразна: от почти полного обнажения до почти полной закрытости.

Желание девушки, чтобы их любовь была признана (8:1), очень скоро приводит ее к желанию интимных ласк наедине (8:2). Близость нарастает от ст. 8:2 к ст. 8:3. И опять инициатива принадлежит девушке: повела бы я… поила бы я… Мы уже прежде встречали выражение дом матери моей в ст. 3:4, который охарактеризован как место жительства ее родительницы (т. е. место ее родов и, возможно, зачатия). Материнский дом — вряд ли самое подходящее место для ухаживаний и занятий любовью, требующих уединения. В материнском доме юноша должен вести себя безупречно, чтобы ему позволили с ней встречаться. Но атмосфера таких смотрин может восприниматься юношей негативно и охладить его любовные намерения. Хотя на самом деле встреча с родственниками может позволить влюбленным увидеть друг друга в несколько ином свете. Они часто настолько поглощены друг другом, что теряют способность видеть себя со стороны. Я воспринимаю фразу: «привела бы тебя в дом матери моей» как указание на место, откуда начинается материнство, то есть на чрево. Именно в это интимное место она хочет привести своего возлюбленного. Следующая фраза (8:2) двусмысленна. Синтаксис и форма глагола неуклюжи. Некоторые переводы содержат слово «той», отсутствующее в древнееврейском. Исходная фраза может означать ты бы учил меня или она бы учила меня. Все это очень неясно. Кто бы учил девушку, чему и в каком контексте? Если это мать, тогда она бы учила дочь, как должны вести себя незамужние женщины. Если это юноша, тогда он бы проинструктировал девушку в деликатной технике любви. Но нуждалась ли она в таком инструктаже? Ведь она уже обещала ему, что принесет к его двери разнообразные плоды (деликатесы), как новые, так и старые (7:14). Так как оба эти толкования кажутся несколько надуманными, возможен вариант пропуска двух согласных в вызывающем проблемы исходном слове, тогда фраза будет означать: та, что родила меня.

Девушка желает не только привести своего возлюбленного в дом матери своей, но также хочет напоить его экзотическим ароматным вином и сладким соком из гранатов ее. Мы уже видели тесную ассоциативную связь вина и поцелуев в ст. 1:1. Ст. 8:1 (поцеловала бы тебя) и ст. 8:2 (поила бы тебя ароматным вином) звучат почти идентично на древнееврейском языке. Этот раздел содержит и другие примеры созвучий слов.

Таким образом, девушка помечтала о страстных объятиях со своим возлюбленным (8:3) и теперь традиционно обращается к дочерям Иерусалима (8:4). Но в данном случае есть небольшое отличие. Она не упоминает серн или полевых ланей, как в ст. 2:7 и 3:5. Дэвидсон полагает, что вместо слова не будите нужно использовать слово не тревожьте, и отсюда делает вывод, что поскольку девушка теперь открыто привела своего возлюбленного в дом и объявила всем о своих отношениях с ним, она определенно желает, чтобы все держались от них подальше и не вмешивались в их любовные отношения.

Весь раздел 8:1−4 туманный. На поверхностном уровне прослеживается движение от общественных реалий к частной интимной жизни. Мать, братья и дочери Иерусалима, кажется, действуют на влюбленных как холодный душ, поэтому они находятся в постоянном напряжении. Им хочется быть свободными от каких-либо ограничений общества, но в то же время получить общественное признание своей любви. Это напоминает попытку поехать на машине с нажатым тормозом: огромное количество энергии тратится впустую. В этом случае необходимо снять ногу с педали акселератора, чтобы все улеглось (не волнуй любовь), получить общественное признание, потом убрать ногу с педали тормоза и мчаться вперед. Причем, общественное признание является важнейшей составной успеха взаимоотношений. Свидетельство о браке не просто лист бумаги, который превращает аморальное сожительство в общепринятые взаимоотношения. Это, прежде всего, публичный обмен клятвами о том, что влюбленные будут верны друг другу и во времена испытаний, и в болезнях, пока смерть не разлучит их.

8:5−14 Шестой цикл. Надежность любви

Счастливая пара (8:5)

Предыдущий цикл закончился знакомой мольбой к дочерям Иерусалима, обозначившей финал пятого цикла (8:4). Шестой, заключительный, цикл начинается так же, как и третий (3:6), — выражением восхищения. За этим следует тема возбуждения и стремления к публичному одобрению (8:6). Потом идет гимн любви, который заканчивается мыслью о том, что любовь не может быть куплена за деньги. Раздел 8:8−10 развивает тему младшей сестры, с которой девушка сравнивает себя в ст. 8:10. Разговор о том, что любовь нельзя купить, опять развивается в ст. 8:11−12, и цикл завершается двумя довольно туманными ст. 8:13−14.

Из всех шести циклов Песни Песней этот финальный наиболее труден для установления в нем последовательности тем. Это настолько трудно, что многие комментаторы рассматривают ст. 8:5−14 как серию не связанных между собой фрагментов. Р. Мерфи пишет: «Если слово „антология” можно использовать для какой-то из частей книги, то, прежде всего, это относится к 8:5−14» [Murphy, р. 195.].

Все действующие лица Песни Песней участвуют в этом цикле: подружки девушки, ее братья, царь Соломон, мать, оба влюбленных. Дэвидсон пишет:

«Мы становимся свидетелями того, как падает занавес в конце пьесы или концерта. Один за другим главные герои выходят к рампе и характерными для них действиями или несколькими хорошо подобранными фразами напоминают о том, что с происходило ними» [Davidson, р. 151.].

Риторический вопрос ст. 8:5 является в действительности восклицанием: «Смотрите-ка, кто это идет!» Мы прекрасно знаем, кто это. Девушка появляется со стороны открытых вольных просторов. Она идет, скорее всего, в Иерусалим и гордо опирается на руку своего возлюбленного. Ей хочется получить одобрение ее выбора. Она немного волнуется, поскольку это очень важно для нее. Она приводит его в свою семью для знакомства. Девушка опирается на своего возлюбленного. Это может свидетельствовать о том, что юноша — источник силы для нее. Возможно, эта фраза отражает ее чувство собственности. «Я хочу, чтобы вы все знали, что он — тот, кого я избрала, и он — только мой». Мы должны заметить, что центром внимания в этом стихе является девушка, а не ее возлюбленный. Он кажется ее тенью.

Конечно, мы не знаем точно, как девушка будет отвечать на комментарии ее братьев, друзей, соседей и матери. Мы уже видели, что она девушка с характером и уверена в собственном решении. Так что, вероятнее всего, на нее мало повлияет мнение окружающих. Если комментарии будут неблагоприятными, она, наверное, станет защищаться. Разве она не достаточно взрослая, чтобы жить свои умом и выбирать свои собственные пути в жизни? Мы будто уже слышим вопросы окружающих: «Чей это сын? Из какого он клана? Сколько коров и слуг в его семье? Какие у него перспективы в будущем?» Все вопросы задают члены общества, частью которого являются теперь и наши влюбленные и мнение которого они вынуждены признавать. Их чувства по отношению друг к другу всем понятны так же, как их личные качества и желания. Вопрос в том, сцементирует ли их союз взаимоотношения в семье, клане и племени? Или они внесут в них разлад? Их вопросы эквивалентны современным вопросам: «Какое образование он получил? Какую карьеру он делает? Какое состояние он наследует? Имеет ли он собственный дом и хорошую машину? Нет ли у него долгов?» Зрелая любовь в силах выдержать неодобрение окружающих, но зарождающаяся может быть этим отравлена.

Здесь затрагивается тема оценки обществом избранника девушки. Но есть и другое соображение, которое тоже следует иметь в виду. Получит ли сама девушка одобрение общества? Один портрет идеальной жены приведен в Книге Притчей 31:10−31. Понятно, что он дан в патриархальных терминах. Жену восхваляют, прежде всего, за ее положительный вклад в репутацию своего мужа. Ее муж полностью уверен в ней. Она приносит ему только добро и никакого вреда. Она неустанно трудится для своей семьи. Она наставляет детей в мудрости и щедра к нищим. Ее муж уважаем у городских ворот, где он занимает место среди старшин, благодаря ей. Она встает до зари, хорошо управляется с хозяйством и не ест даром свой хлеб. Ее муж хвалит ее: «Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их». Воистину сказано: «Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы» (Притч 30:31). Хотя многие из перечисленных достоинств не так важны в современном обществе, но и сегодня свекровь может задать вопросы: «Будет ли она хорошей матерью? Не слишком ли она склонна управлять своим мужем? Будет ли она хорошо заботиться о моем сыне? Практична ли она? Насколько она увлечена своей карьерой? Принесет ли добро этот союз?»

Мы же сами больше озабочены темпераментом своего партнера, общностью интересов, привычек. Конечно, общие интересы необходимы. Но во взаимоотношениях должно найтись место и для различающихся интересов. У нашего избранника может быть совершенно противоположный нашему темперамент, что, скорее всего, и привлекает нас. Например, тихий человек может испытывать потребность в общении с шумным экстравертом. Общительному, компанейскому человеку необходимо порой общение с рефлексивным человеком. Мы выбираем партнера, чтобы руководить им или быть им руководимыми. Иногда мы хотим быть своему избраннику матерью и утешительницей, а иногда нам надо, чтобы с нами нянчились, как с младенцами, и вовремя меняли памперсы. Было бы хорошо, если бы мы осознавали, чего ждем от своего избранника, еще до того, как начнем выбирать. Мы можем выбрать спутником жизни человека, похожего на наших родителей, или, наоборот, противоположного им, в зависимости от того, какие отношения у нас с ними сложились. Ролевые модели (или антимодели) наших родителей часто глубоко влияют на наш выбор.

Мы предполагаем, что наши герои опьянены любовью, которая может быть охарактеризована как романтическая, и что это замечательное и достойное уважения состояние. Но не каждое поколение и не каждая культура воспринимают это состояние таким образом. Послушайте пастора Вайтфилда, жившего в середине XVIII в. в Англии и написавшего письмо с предложением руки и сердца молодой даме: «Поскольку я свободен от этой глупой страсти, которую мир называет любовью…» (Тот факт, что предложение было отвергнуто, не связано с его отказом от романтического взгляда на брак.) Пастор относился к браку как к возвышенному призванию, где физическое и романтическое влечения неуместны. В современном цивилизованном обществе браки по расчету рассматриваются как посягательство на личные права, свободу выбора и стремление к самореализации. В других культурах права общества скреплять взаимоотношения внутри семьи, кланов или племен посредством браков по договоренности доминируют над всеми правами личности. В них существует сильное давление со стороны общества, стремящегося сохранить этот приоритет. Это давление значительно сильнее, чем в цивилизованном обществе давление в пользу браков по любви.

В древнееврейском обществе нам известно несколько браков по договоренности. Авраам послал своего престарелого слугу в Харран, чтобы тот нашел жену для его сына Исаака среди женщин, принадлежащих его собственному клану (см.: Быт 24:1−67). Соломон заключил политический и торговый союз с Египтом, женившись на дочери фараона (3Цар 3:1). Ноеминь замыслила пристроить овдовевшую Руфь к Воозу. Самсон, соблазненный филистимлянкой, вынужден был настаивать, чтобы родители согласились на переговоры о свадьбе (см.: Суд 14:1−3). Даже Яхве — Бог Израиля — был вовлечен в организацию договорных браков, поскольку Его приказ Осии взять в жены блудницу Гомерь вряд ли исходил из признания их взаимной любви (см.: Ос 1:2−3). Однако мы знакомы с рядом библейских историй, в которых описана и романтическая любовь. Иаков любил Рахиль, но был вынужден служить Лавану семь лет за нее, которые «показались ему за несколько дней, потому что он любил ее» (Быт 29:20). Дочь Саула Мелхола полюбила Давида, и царь решил использовать это для своей выгоды: «Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью» (1Цар 18:20, 21). Когда Давид после смерти Авала послал слуг к красавице Авигее сказать, что он берет ее в жены, он испытывал к ней симпатию. Ответ Авигеи был скорее похож на соглашение, чем проявление ответных чувств: «Она встала и поклонилась лицем до земли и сказала: вот, раба твоя [готова] быть служанкою, чтобы омывать ноги слуг господина моего» (1Цар 25:39−41).

Так что даже в суровые патриархальные времена романтическая любовь все же существовала. Хотя необходимость выживать в жестоких экономических условиях способствовала прагматическому взгляду на брак. Это не было девальвацией чувств, но реалистическим отношением к жизни. Этот же прагматизм способствовал сохранению брака. Современное цивилизованное общество, возможно, преувеличивает важность романтической любви, которая стала обязательной для развития и сохранения взаимоотношений. Но, увы, как мы сами убеждаемся, романтические чувства приходят и уходят, а потом опять приходят. Брак — это деликатное растение, за которым нужен внимательный уход, это мерцающее пламя, которое нужно постоянно подпитывать. Мы должны раздувать пламя любви проявлениями доброты, неожиданными приятными сюрпризами, которые нарушают рутину каждодневных отношений.

Пробуждение любви (8:5)

Этот стих конкурирует со ст. 6:12 по своей неясности. Некоторые из используемых здесь слов и тем уже появлялись в Книге Песни Песней. Это слова яблоня (2:3); пробуждать (2:7; 3:5; 4:16; 8:4); мать (родительница) (3:4; 8:2). Эти темы объединяются в данном стихе, но его смысл раскрыть трудно. В нем нет четкого контекста. За исключением, возможно, желания влюбленных добиться публичного одобрения их союза. Здесь может подразумеваться, что публичное одобрение их взаимоотношений зависит от того, принимают ли они на себя значимые для общества обязательства, то есть обязательства по рождению и воспитанию детей. Это только предположение, поскольку в Книге Песни Песней темы воспроизводства и женской плодовитости прямо не рассматриваются. Хотя в ветхозаветные времена для супружеских пар было очень важно произвести потомство (особенно мальчиков), чтобы они продолжали род. В Древнем Израиле, как и во многих современных странах третьего мира, семья, клан и община были важнее отдельных личностей. В современном цивилизованном обществе, наоборот, акцент делается на индивидуальных правах, индивидуальной свободе, индивидуальном стиле сексуального самовыражения и индивидуальных способах сексуального удовлетворения. Но в большинстве культур личность подвластна обществу, и ценность личности зависит от ее положения в обществе. Когда Вооз спросил своего надсмотрщика о молодой женщине на своем поле, он задал вопрос таким образом: «Чья это молодая женщина?». Другими словами, он хотел узнать, есть ли у нее братья, отец или муж. Ее идентичность определялась по ее семье или клану. Она не рассматривалась как независимая от семьи личность, имеющая собственные права. Аналогичным образом Д. Мбити из современной Африки сказал: «Я есть, потому что мы есть». Возможно, что наша молодая пара (или автор Песни Песней) видит свой союз, в частности сексуальный союз, как свой вклад в воспроизводство населения. Они ощущают свое единство с прошедшими поколениями и поколениями грядущими через мысленное обращение к зачатию их своими собственными матерями. Они видят себя участниками непрерывного исторического процесса, отраженного в непрерывной генеалогии Ветхого Завета.

Этот стих произносится девушкой. Ее возлюбленный спит под яблоней, и она будит его. В ст. 2:3 показана девушка, сидящая в тени яблони, символизирующей ее любимого. Здесь дерево, вероятно, представляет собой символ плодородия. В языческой мифологии боги рожали именно под яблонями. Некоторые комментаторы увидели в этом стихе намек на уход возлюбленных от людей, чтобы заняться любовью за городом. Но более вероятно, что это литературный прием, демонстрирующий солидарность влюбленных с прошлым и будущим своего народа. Опять-таки мы не знаем, понимается ли под пробуждением сексуальное возбуждение или пробуждение ото сна. Наречие там, возможно, означает под яблоней, где мать юноши зачала его. Если его мать занималась любовью за городом, то же мог делать и ее сын со своей возлюбленной, воспроизводя тот самый акт, при котором он был зачат. Слово, переведенное как зачат, могло также быть переведено как изогнутая в родовых муках. Образ родов под деревом довольно гротескный. Скорее всего, метафоры этого стиха столь многозначительны, что было бы разумно не настаивать на какой-то конкретной реальности, спрятанной за символической картиной.

Другое толкование этого стиха может возникнуть при рассмотрении суеверия, распространенного в Древнем мире. Некоторые люди верят, что место, где происходит соитие, определяет характеристики зачинаемого ребенка. В Книге Бытие 30:31−43 Иаков для обмана Лавана не только отделил более сильных от более слабых животных, но также провел оплодотворение овец напротив дубовых шестов с частично ободранной корой, чтобы зачинаемые животные были пятнистыми. Чтобы мы ни думали об этих древних суевериях, очень возможно, что они имели некоторое отношение к данным стихам. Юноша сам был зачат под яблоней и, похоже, имел некоторые ее характеристики. Как яблоня, он давал «тенистую» защиту и являлся носителем «вкусных освежающих плодов».

Если мы и правы в своих предположениях о наличии здесь ассоциаций с продолжением рода, то это не основание думать, что наши влюбленные совокуплялись с этим намерением в голове. Здесь, как и прежде, литературный мотив расходится с реальностью. Только очень немногие влюбленные охарактеризовали бы свой половой акт прежде всего как способ воспроизведения потомства. Иначе их соитие превратилось бы в сознательный акт продолжения рода. Хотя сексуальный инстинкт лежит в основе продления рода, он не проявляется в целесообразном поведении во имя спасения человеческой расы. Эмерсон написал: «Сохранение рода является такой потребностью, что природа защитилась от всех опасностей перебором страстей, рискуя при этом бесконечными преступлениями и беспорядками».

Конечно, в Ветхом Завете дар деторождения рассматривается как особое благословение Божье (см.: Пс 126:3−5; Притч 17:6) и он был неотъемлемой частью исполнения обещаний патриархам (см.: Быт 15:5; Быт 22:17; Быт 26:4). Способность женщин к воспроизводству была как личной, так и общественной заботой (см.: Быт 16:2; Быт 30:2; 1Цар 1:5). Ветхий Завет почти всегда описывает половой акт как приводящий к зачатию. Но этот аспект полового акта, безусловно, является второстепенным в сравнении с желанием удовлетворения сексуальных потребностей. Известно, что верующие в Коринфе воспринимали длительное воздержание от естественных сексуальных отношений в браке как достоинство. Но апостол Павел наставлял их: «Не уклоняйтесь друг от друга» (1Кор 7:5). Однако здесь мы не будем подробно рассматривать его аргументы, поскольку интерпретация этого послания апостола еще является предметом дебатов [G. Fee, / Corinthians (New International Commentary on the New Testament, Eerdmans, 1987), pp. 266ff.].

Любовь сильная, как смерть (8:6−7)

Мы предполагаем, что ст. 8:5 и 8:6 связаны темой публичного одобрения любовного союза. Род древнееврейского суффикса указывает на то, что это девушка (а не юноша) говорит в ст. 8:6 и последующих стихах раздела. Но с третьей строки ст. 8:6 до конца ст. 8:7 она как будто отходит на второй план. Похоже, что сам автор поэмы внедряется в свое собственное творение и рассуждает над природой любви, но любви в ее абстрактном виде.

В этом разделе появляются новые темы, которых раньше не было в Песни Песней. Это темы смерти, преисподней, ревности. Появляется упоминание об опасных силах, которые угрожают самому существованию любви. Если ст. 5:1 описывает кульминацию любовных отношений, то данный раздел представляет собой апогей восхваления непобедимости любви перед лицом всех ее врагов.

Нам предстоит взглянуть на некоторые детали этого раздела перед тем, как говорить о его смысле. Девушка просит, чтобы ее поместили как печать на сердце возлюбленного и как перстень на его руку. Рука в данном случае может быть поэтическим синонимом для пальца. Древнееврейской поэзии не свойственно стремление к точности в использовании анатомических терминов (см.: 5:14). Например, можно ли сравнивать руки или пальцы с цилиндрами из золота, как мы читали? Так что вместо того, чтобы представлять браслет на его руке, лучше увидеть перстень на его пальце. Существует несколько видов печати. Она могла быть в виде перстня, как тот, который фараон носил на пальце и отдал Иосифу в знак его высоких полномочий (Быт 41:42). Или в виде металлического цилиндра, подвешенного на шее (см.: Быт 38:18). Печати имели высокую ценность, поскольку в древние времена изготавливались из драгоценных металлов или драгоценных камней с декоративно вырезанными надписями и украшениями.

В данном контексте нет места для перстня как символа власти (перстень фараона) или подтверждения подлинности документов (см.: Иер 32:10−11; 3Цар 21:8). Здесь печать как бы публичное свидетельство эксклюзивности их отношений. Девушка хочет, чтобы весь мир видел его преданность только ей. Она стремится, чтобы их союз был чем-то большим, чем просто физическая близость, союзом, который надежен и крепок, даже когда они разлучаются. Она хочет, чтобы их союз был очень интимным (на сердце твоем) и, одновременно, публичным (на руку твою). В ст. 8:5 она опирается на его руку, но она хочет также надежно запечатлеться в его сердце. В совершенно другом контексте подобная связь между символом и близостью проиллюстрирована во Второзаконии 6:6, 8, где сказано: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем, и внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими». Возможно, горячее желание девушки, чтобы ее положили как печать на сердце возлюбленного, является намеком на ее неуверенность в прочности их отношений. Она не вполне уверена, не забудет ли он ее, когда ее не будет рядом. Именно поэтому она хочет быть украшением его сердца. Она хочет, возможно, и не без основания, стать центром его существования. Поскольку она знает без тени сомнения, что он — центр ее жизни. Но верно ли то, что она — центр его жизни? Возможно, у нее есть некоторое сомнение, поэтому она нуждается в постоянном уверении. Она знает, что уже полонила его (7:6), но не вырвется ли он на свободу? Не удерет ли к кому-то другому? Анна де Сталь сказала: «Любовь — это вся история женской жизни и только эпизод в мужской». Это обобщение слишком поляризует психологию мужчин и женщин. Но действительно, любовь к женщине — это только один аспект широкого спектра интересов мужчины, поскольку мужчина еще делает карьеру, имеет хобби, товарищей. Это означает, что мужчина может уделять полное внимание каждой из сфер своих интересов по очереди и редко позволяет одной сфере интересов перекрывать другую. У женщины же ее разнообразные интересы перекрываются и взаимно обогащаются, и тем самым ее жизнь делается более целостной. Любовные отношения воздействуют на каждую сферу жизни женщины, будь то работа или отдых.

Также печать — это знак публичного признания взаимоотношений, который приносит дополнительную уверенность. Обручальное кольцо — это нечто большее, чем свидетельство проведения некоторой формальной церемонии. Это публичное выражение личной радости. Но что более важно, — это публичное подтверждение взаимных клятв, желания трудиться над своими взаимоотношениями, упорно двигаться вперед вместе через все сложности отношений.

Эта тема связана с темой последующих строк, а именно темой все преодолевающей силы истинной любви. Для того чтобы осмыслить эту тему более глубоко, мы должны лучше познакомиться с древнееврейским словом, переводимым как любовь. В различных формах оно встречается в Песни Песней семнадцать раз и почти всегда используется для описания страсти молодых возлюбленных (у них всегда весна). Но в данных стихах мы встречаемся с более философским осмыслением природы любви. Это слово используется здесь в более общем и абстрактном смысле, вне связи с фактическим опытом влюбленных. В оригинале Ветхого Завета слово, переводимое как любовь, имеет множество значений. Оно используется для описания дружбы и преданности, которые существуют между представителями одного пола, как в случае Давида и Ионафана (см.: 1Цар 18:1−3), Исаака и Исава (см.: Быт 25:28), Руфь и Ноеминь (см.: Руфь 4:15). Это общее слово для обозначения любви в рамках супружеских отношений, например, Исаака и Ревекки (см.: Быт 24:67). Взаимоотношения Яхве и Его народа также описаны этим словом (см.: Втор 10:15). Оно используется для описания отношений, в которых первоначальным мотивом является физическое желание. Царь Соломон любил многих иностранок (см.: 3Цар 11:1). Сын Давида Амнон полюбил Фамарь (см.: 2Цар 13:1) и Самсон любил Далилу (Суд 16:4, 15). Так что это слово имеет разные смыслы.

То, что одно слово может быть использоваться в разнообразных контекстах, не означает, что древнееврейский язык был не способен различать разные формы любви. На самом деле в древнееврейском языке помимо общего термина, означающего любовь в целом, существует ряд других слов. В Септуагинте (дохристианском переводе древнееврейских Священных Писаний на греческий язык) обычно используется слово агапе как перевод на греческий язык общего древнееврейского термина для обозначения любви. Однако в Новом Завете под агапе уже понимается божественная любовь, то есть свободный дар любви без ожидания какой-либо награды и оценки. Сексуальная любовь, эротический импульс, требующий физического удовлетворения, обычно обозначается в греческом языке словом эрос, хотя иногда это слово имеет оттенок мистического чувства. Льюис популярно описал различия разных видов любви в своей книге «Четыре вида любви». Такая дифференциация чувства любви является полезной, но может завести слишком далеко, поскольку это во многом теоретическая классификация, не принимающая во внимание очень сложную интегральную природу любви. Существует тенденция девальвировать эрос в сравнении с агапе. Поскольку эрос всегда видится обольстительным и эгоистичным, тогда как агапе — бескорыстная производная воли. В таком случае эти два вида любви являются непримиримыми антиподами. Эрос, в соответствии с этой классификацией, всегда будет иметь низкую моральную ценность, в то время как агапе — высокую. Эрос рассматривается как проявление инстинкта, чувство импульсивное, неконтролируемое, даже иррациональное. Он — производная нашей телесной природы: нервной, биологической и физиологической. Но сводить эрос к функции тела неправильно. Мы опять пойманы в ловушку абстрактного деления наших тел на высший и низший разделы, где воля, ум и душа признаются за высшую сущность человека, а тело, эмоции, желания и инстинкты — за низшую.

Важно осознать, что грехопадение исказило и загрязнило каждую сферу человеческого существования. Ум, воля и душа стали слепыми, зависимыми и мертвыми. Людям стали свойственны жадность и похоть. Во Христе человек спасен целиком, поэтому нам не стоит отвергать ни одной сферы наших спасенных жизней.

Таким образом, действие, которое доставляет удовольствие другому, не должно обесцениваться только по той причине, что оно доставляет удовольствие тому, кто является его инициатором. Взаимное удовлетворение — это часть радости любви, а не эгоизм, помноженный на два. В отношениях людей бывает время, когда доставлять удовольствие другому будет нелегко для партнера. Но, конечно, любовь — это нечто значительно большее, чем удовольствие. Наша способность получать и доставлять удовольствие может уменьшаться с увеличением возраста, но любовь-то остается. Желание видеть другого удовлетворенным, преданность друг другу являются сутью преодолевающей эгоизм любви, которая не увядает (см.: 1Кор 13:13).

Поэтому любовь в Песни Песней — всеохватывающая. Она страстная, но и пугливая. Она удерживает, но и позволяет уйти. Она освобождает, но и связывает. Она укрепляет и отнимает силы. Она приносит суматоху и покой. Она торжественна и игрива. Она возвышенна в теории и приземлена в своем выражении. Она эгоистична и самоотверженна. Она дает и получает. Она стремится подарить удовольствие и она надеется получить удовольствие. Она пуглива и робка, хотя экстравагантна и храбра. Этот союз противоположностей, эта конфликтующая совокупность несовместимостей присущи такому сложному феномену любви между мужчиной и женщиной. Она превосходит логику и рациональность. Это любовь, которую переживают с болью и экстазом и о которой гениально сказано в Песни Песней (8:6):

Крепка, как смерть, любовь;
люта, как преисподняя, ревность;
стрелы ее — стрелы огненные;
она пламень весьма сильный.

Строчки стиха характеризуются синонимичным параллелизмом. Смерть — преисподняя, любовь — ревность, стрелы огненные — пламень. Первая строка звучит более сильно, чем вторая. Смерть — это активная сила; она держит свои жертвы в непреодолимом плену, которого никто не может избежать. Смерть призывает их к себе и тащит в свои объятия. Сила любви такая же, как сила смерти. Это не значит, что между этими двумя силами идет постоянная война. Здесь просто сравнение. Крепка, как смерть, любовь. Речь не о том, что любовь преодолевает смерть или что любовь сильнее, чем смерть, но что любовь держит свои жертвы в объятиях так же крепко, как и смерть. Для сраженного ею нет отступления. Процесс односторонний и безвозвратный. Любовь связывает неразрушимыми путами. Любовь, как и смерть, здесь почти персонифицирована: это внешняя сила, которая охотится, пересиливает и управляет своими жертвами. Однажды пораженный ею человек никогда не будет прежним. Вторая строка в буквальном переводе с древнееврейского читается так: «ревность непреодолима, как преисподняя».

В Новой международной версии Библии древнееврейское слово, буквально переводимое как преисподняя (ад), всегда передается словом могила [См.: R. Laird Harris, 'Why Hebrew ”Sheol” was translated ”Grave”', in The NIV: The Making of a Contemporary Translation, ed. Dr Kenneth Barker (Hodder & Stroughton Ltd, 1987, 1991).]. Понимание контекста переводчиками упомянутого издания, в котором встречается это слово, приводит их к восприятию преисподней не иначе, как могилы — места, куда помещают умерших. Однако большинство комментаторов воспринимают преисподнюю как сферу мертвых, подземный мир, прибежище теней. Из-за разнообразия контекстов, в которых используется это слово в Ветхом Завете, нелегко дать точное определение преисподней. Похоже, что все люди — как хорошие, так и плохие — жили в преисподней после своей смерти в виде теней (фантомов) в нижних разделах вселенского океана (см.: Иов 26:5), ниже основания гор (см.: Ион 2:6). Это было место, где люди задерживались навсегда, область полного забвения (см.: Пс 87:11−12), место одиночества и изоляции, полного отрицания жизни, один шаг от абсолютного несуществования; где те, кто усердно трудился в своей жизни, нашли покой и облегчение (см.: Иов 36:17−19). При этом суверенная власть Бога распространяется и на преисподнюю (см.: Пс 138:8), и Он Своей властью спасет оттуда праведных, освободит их от несправедливости, которая заставляла их страдать всю жизнь (см.: Пс 15:10; Пс 85:13).

Преисподняя — это нечто, характеризующееся как монстр с ненасытным аппетитом, с широко раскрытым чревом. Его чрево — это канал, ведущий в одну сторону, его голод никогда не утоляется. Такова же ревность любви. Негативный оттенок ревности отсутствует здесь. Так что, возможно, лучше всего это перевести не как ревность, а как страсть к одному человеку. В Песни Песней нет намека на саморазрушающую ревность, которая возникает из разочарования любовью в связи с вмешательством соперника, на болезненную нетерпимость к счастью и удаче других, непрерывное желание причинять боль прежнему партнеру. Это, действительно, непреодолимо, как преисподняя. Скорее Песнь Песней воспевает всеохватывающую страсть любви, ее рвение и пыл, которые не вынесут конкурентов.

Смерть здесь — персонификация силы, отрицающей жизнь. В хананитских легендах смерть (Мое на хананитском и древнееврейском языках) пребывает в состоянии циклического конфликта с Ваалом, хананитским богом погоды и плодородия. Когда Ваал побеждает, тогда идет дождь, зерна прорастают, скот накормлен. Когда Мос одолевает, тогда наступает неплодородие, засуха и голод.

Смерть и ад часто вместе упоминаются в Ветхом Завете, как, например, у пророка Осии: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» и в Псалме 17:5: «Цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня». Смерть и ад видятся как враждебные человеку, и они часто ассоциируются с бушующими потоками глубоких вод (см.: Песн 8:7).

Но далее метафоры неожиданно меняются. Древнееврейский текст буквально читается: «Ее стрелы есть стрелы огня, пламя Ях». От холодных деструктивных сил смерти мы переносимся к пылающим стрелам или молниям любви. Удар молнии передается на древнееврейском языке как и имя Решеп — хананитского бога войны и эпидемий. Метафора подчеркивает неожиданное воспламенение, которое происходит, когда человека поражают стрелы любви. Стрелы Купидона поражают людей в наиболее неожиданных местах, в наиболее неудобное время; жертв никогда заранее не предупреждают, и с ними не советуются. Жертва получает, как инъекцию, божественную отравляющую жидкость, которая трансформирует ее жизнь, переполняет ее чувствами и радикально меняет ее планы. Таковы дела любви. Пораженные стрелами охвачены пожаром страсти и беспомощны. То, что происходит, совершенно неуправляемо. Любовь — это «пламя Ях». Это перевод одного довольно туманного древнееврейского слова, оканчивающегося на ях, что, возможно, является сокращением от имени Бога Израиля — Яхве. Все это, правда, только предположение. Слог ях входит в состав двух древнееврейских слов, означающих: «Яхве — это спасение» и «Яхве превознесен». Таким образом, возможно, значение стиха в том, что любовь — это пламя Яхве. Однако, может быть, это слово обозначает всего лишь превосходную степень, тогда перевод будет таким: «Это всесильное великое пламя». В Ветхом Завете (в древнееврейском тексте Священного Писания) есть и другие примеры использования божественного имени для выражения превосходной степени.

Каков бы ни был результат этих лингвистических изысканий, несомненно, что пламя страстной любви — это ценный дар Создателя.

Фолк перевела фразу пламя Ях как «жестокое и святое пламя» [М. Falk, Love Lyrics from the Bible, p. 131.]. То, что любовь в браке дана Богом, подтверждается не только рассказом о сотворении, где Бог дает мужчине женщину, чтобы они составляли одну плоть, но также литературой мудрости, а именно Книгами Притчей и Екклесиаста. Увещевание наслаждаться «жизнью с женою, которую любишь» (Еккл 9:9) и «…женою юности твоей, любезною ланью и прекрасною серною: груди ее да упоявают тебя во всякое время, любовью ее услаждайся постоянно» (Притч 5:18, 19) дано каждому из нас, поскольку брак — это достойное уважения состояние и дар любящего Бога. Причем, Библия указывает, что способность наслаждаться этим Божьим даром — сама по себе дар от Бога (см.: Притч 5:19). Бог осудит всех тех, кто мог наслаждаться этим даром, но не делал этого. Вся человеческая любовь до некоторой степени является отражением любви Бога. Однако не стоит думать, что все страстные сердечные дела обязательно имеют божественное одобрение. Слова «Бог — есть любовь» можно легко истолковать как «любовь — есть Бог». И тогда все дозволено. И тогда мы теряем нашу моральную опору.

«Многие воды» (большие воды) ст. 7 встречаются несколько раз в Ветхом Завете, особенно в псалмах (28:3; 31:6; 76:19; 92:4; 106:23; 143:7). Скорее всего, это «эхо» хаотических вод первоначального потопа, который является доминирующей темой в мифологии о сотворении мира в древних ближневосточных странах. Эта угрожающая сила хаоса должна быть подчинена и упорядочена, чтобы могло произойти создание суши. Возможно, здесь намек на мифологическую линию, лежащую в основе рассказа о сотворении из первой главы Книги Бытие. Но бушующие потоки могут представлять силы смерти, как в Псалме 17:5: «Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня» и Книге Пророка Ионы 2:4: «Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною». Совокупность образов огня и воды ярко иллюстрирует непреодолимость любви. Поскольку хоть вода и может загасить обычное пламя, не существует силы, которая может загасить пламя любви. Любовь всегда будет испытываться на прочность, всегда будет сталкиваться с силами, которые угрожают подорвать и разрушить ее. Это могут быть внешние обстоятельства, которые покушаются на власть любви; боль разлуки; неопределенность настоящего или будущего; потеря здоровья или средств существования. Но любовь, которая подпитывается энергией Бога, преодолеет все эти неблагоприятные обстоятельства и станет чище, сильнее и ценнее.

Это наиболее ценная составляющая человеческого опыта. Ею нельзя торговать; ее нельзя купить или продать, как будто это коммерческая сделка. Никто не может купить преданность за дары или лесть. «Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением» (8:7). Когда эта тема опять будет затронута в 8:12, мы рассмотрим ее в деталях.

Поразительно сходство слов в стихах Песни Песней 8:6−7 и в Книге Пророка Исаии 43:2. Оба отрывка содержат слова «вода», «река», «огонь», «пламя», хотя у пророка речь идет о спасительной любви Самого Бога во всей ее непреодолимой мощи.

Будешь ли переходить через воды,
Я с тобою, —
через реки ли,
они не потопят тебя;
пойдешь ли через огонь,
не обожжешься,
и пламя не опалит тебя.
(Ис 43:2)

Младшая сестра (8:8−10)

Этот отрывок напоминает ст. 1:5. В первой главе говорится о том, что братья сердятся на свою сестру и стараются держать ее подальше от неприятностей. В данном отрывке идет речь о том, что братья защищают свою младшую сестру, а она самоуверенно и с апломбом заявляет о своей самостоятельности и праве любить. Так, по крайней мере, думаю я, поскольку нет однозначного мнения о том, кто говорит в ст. 8:8, 9. Я полагаю, девушка вспоминает о том, что говорили о ней братья, когда она была моложе, и сравнивает себя с той, какой она была тогда. Так что молодая сестра в ст. 8 — это та же самая персона, что и девушка в ст. 10. Теперь она зрелая (груди у меня как башни), тогда она была еще девочкой (сосцов нет у нее). Древнееврейский первоисточник ст. 8 ясно указывает на то, что речь идет о девочке в возрасте до 12 лет. Братья присматривают за своей младшей сестренкой. Как и в аллегории, приведенной в шестнадцатой главе Книги Пророка Иезекииля, они наблюдают, как она развивается и становится самой красивой израильтянкой: ее «груди сформировались и волосы отрасли».

Итак, братья говорят о своей ответственности в отношении младшей сестры, «когда будут свататься за нее». Это обычно относят ко времени, когда она должна быть обручена, поскольку то же выражение использовано, когда Давид взял в жены Авигею после смерти Навала (см.: 1Цар 25:39). Однако это может относиться и ко времени, когда ее просто начинают замечать, а членам семьи надо задумываться над тем, какая девушка из нее получится и кто ей может подойти в мужья. Она все еще принадлежит семье и находится под присмотром своих братьев до тех пор, пока не выйдет замуж. Как и любую молодую девушку, ее баловали, и украшали, и наряжали, как достояние семьи. Ее следовало сохранить во всей чистоте и целомудрии. Именно поэтому в ст. 9 говорится о том, что братья исполняют свои обязанности по защите своей сестры.

Имеют ли слова стена и дверь прямой смысл или метафорический? Дверь может быть либо открытой, либо закрытой, иными словами, передавать смысл проникновения или препятствия проникновению. Являются ли две половины стиха синонимическим или антитетическим параллелизмом? Невозможно ответить на этот вопрос однозначно, и лучше всего оставить его открытым. В любом случае, братья обеспокоены, хотя ничего еще не случилось такого, что могло бы вызвать с их стороны защитную акцию. (Но есть намеки на это в 1:5, где ее отправили работать в винограднике за то, что она разгневала своих братьев по какой-то не совсем обычной причине.) Девушка утверждает, что она — стена (8:10), но значение этой метафоры до конца не ясно. Стена (древнееврейское слово, обозначающее фортификационную городскую стену, а не стену дома) предполагает Защиту, неприступность и сохранность. Тогда получается, что братья украсили ее башнями или зубчатыми стенами из серебра, чтобы отметить ее целомудрие и чистоту, поскольку она еще не возделывала свой «виноградник» в сексуальном смысле. В другом смысле (что менее вероятно с учетом ст. 10) использование образа стены могло означать, что она была плоскогрудой и нуждалась в дополнительном украшении для привлечения к себе внимания.

В отношении двери давайте рассмотрим сначала случай синонимического параллелизма. Дверь закрывает вход, она предотвращает несанкционированный доступ. Итак, поскольку образ стены ассоциируется с ее украшением серебряными башнями, девушка будет украшена (это вероятное значение древнееврейского слова, которое переводится как «обложили») панелями из кедра. И серебро, и кедр являются дорогими материалами. Иеремия отметил использование Иоакимом в своем дворце панелей из кедра как возмутительную экстравагантность и расточительство (см.: Иер 22:14−15). Итак, мы имеем образ двери, декорированной очень дорогими резными панелями из кедра.

Однако в случае антитетического параллелизма дверь должна восприниматься как вход, открытый проход для всех и каждого. Тогда эта метафора может свидетельствовать о потенциальном нецеломудрии девушки, о том, что она раскрепощена, и ее тело — это объект вожделений юности. Из этого понятно, что братья, защищая ее деревянными панелями, предотвращают доступ, создают для нее карантин, как пророк Осия для своей жены (см.: 3:3). Однако каким бы образом мы не интерпретировали данную метафору, девушка в ст. 10 гордо и уверенно говорит о своей зрелости, как моральной, так и сексуальной: она — стена, а груди ее — как башни. Упоминание грудей кажется несколько амбициозным. Они, как серебряные зубчатые стены, украшены и привлекательны; она вовсе не плоскогрудая, а вполне созревшая для любви. Груди являются символом ее самоуверенности. Она даст свою «утешающую грудь» только тому, кому она преданна. Все остальные будут отвергнуты. Она более не нуждается в защите братьев. Она сама может позаботиться о себе. Так она стала по оценке своего возлюбленного той, кто дает покой. Ее возлюбленный не упомянут в этом разделе, но он — единственный, кто может быть упомянут. Маловероятно, что она «принесет покой» своим братьям, как бы они ни были горды ею. Ее девственность, ее чистота, ее зрелость, ее сила — все это источники шалом для ее возлюбленного. Скорее всего, что здесь мы имеем преднамеренное обыгрывание слова шалом, Соломон, Суламита. Суламита принесла шалом своему царю, ее возлюбленному, ее Соломону. В каком смысле девушка приносит шалом своему возлюбленному? Он будет горд тем, что она сохранила себя только для него. Он почувствует себя счастливым человеком, любя ее. Он порадуется тому, что ее братья и мать, в конце концов, одобрят их взаимоотношения.

Возможно, следует отметить, что слово «приносить» является неоднозначным в древнееврейском языке. Оно могло переводиться как «искать» или «вести дальше». Те, кто придерживается гипотезы пастуха, верят, что здесь речь идет о том, как Соломон осознает неумолимый факт, что ему теперь не суждено завоевать Суламиту. Поэтому он ищет покоя, то есть отказывается от своих притязаний на нее и отдает ее в руки ее возлюбленного пастуха.

Этот очаровательный отрывок стал объектом бесконечных спекуляций. В обоих стихах упоминается виноградник, в обоих говорится о деньгах и плодах. Здесь сравниваются два различных виноградника, дающих разные плоды. С одной стороны, виноградник царя Соломона в Ваал-Гамоне, который сдан арендаторам. С другой стороны (8:12), метафорический виноградник самой девушки, который, в отличие от виноградника царя Соломона, не предназначен для аренды. Ее личность, ее тело, ее сексуальность не являются предметом коммерческой сделки. Ее нельзя купить за деньги. Она сама в ответе за свое будущее и отдаст себя по доброй воле только своему избраннику.

Перед тем, как говорить об общем значении этого отрывка, надо познакомиться с некоторыми деталями этих двух стихов. Появление Соломона здесь — литературный прием. Он не является действующим лицом поэмы, но был введен в поэму как негативный пример, как архетип развратника, считающего, что за деньги можно заполучить все, что он пожелает. Эта интерпретация основана на словах девушки в ст. 8:1: Тысяча пусть тебе, Соломон. Я придерживаюсь мнения, что девушка обращается с этими словами как к Соломону, так и ко всем, подобным ему, мужчинам, заявляя, что на деньги нельзя купить любовь и преданность. Она не имеет отношения к такого рода коммерции; она не может быть подкуплена, совращена или нанята. Ее послание идентично посланию ст. 8:7 «Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением». Конечно, если придерживаться гипотезы о пастухе, Соломон здесь представлен как участник любовного треугольника. С обеих точек зрения Соломон едва ли видится как автор Песни Песней. (Некоторые комментаторы придают огромный вес тому факту, что царь Соломон упоминается здесь в прошедшем времени, что, по их мнению, свидетельствует о более позднем времени написания Песни Песней. Однако, поскольку это второстепенная проблема, мы не будем рассматривать ее подробно.)

Любопытно, что первая строка ст. 8:11 несет в себе явное сходство со стихом из Книги Пророка Исаии: «У Возлюбленного Моего был виноградник на вершине утучненной горы» (Ис 5:1). Эта песнь также является любовной, и мы могли бы подумать, что виноградник — это его девушка. Однако виноградник у пророка символизирует Израиль. В Песни Песней виноградники Соломона могут толковаться двояко. Его буквальные виноградники были широко известны (Еккл 2:4). Один из них был посажен в Ваал-Гамоне. Место это не упоминается в других ветхозаветных текстах и, скорее всего, его название выдумано. Ваал-Гамон означает или «владелец добра» или «владелец толпы». Царь Соломон был и тем и другим: он был необычайно богат, даже утварь в его дворце была сделана из золота, поскольку серебро ценилось недорого во времена Соломона (3Цар 10:2). Он был хозяином огромного гарема: «И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены его сердце его» (3Цар 11:3); «собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих» (Еккл 2:8). Так что здесь речь о том, что виноградник Соломона может восприниматься не только как место произр!астания винограда, но и как источник чувственных наслаждений.

На каких условиях Соломон сдавал в аренду виноградники фермерам, неизвестно. Исаия упоминает, что участок с тысячей виноградных лоз стоил одну тысячу кусков серебра в дни царя Ахаза (см.: Ис 7:23). Поскольку у Соломона было несколько участков, арендованных, предположительно, разными фермерами, его виноградник должен был приносить значительные суммы. Но действительно ли стихи означают, что каждый арендатор платил Соломону тысячу шекелей (кусков) за право возделывать участок, а потом оставлял себе деньги, которые он получал после продажи винограда? Или они зарабатывали тысячу шекелей от продажи продукции, оставляли пару сотен себе, а восемь сотен отдавали царю? Мы этого не знаем, да это и не так важно, поскольку эти стихи не являются справочником по экономике виноградарства тех дней. Когда-то девушка была поставлена присматривать за виноградником братьев, «но своего собственного виноградника не стерегла» (см.: 1:5). Теперь же в ст. 8:12 девушка подчеркивает свое права на управление и распоряжение своим собственным виноградником. Древнееврейский текст дословно читается так: «Мой виноградник, который принадлежит только мне, у меня при себе». Здесь акцент на персональном владении виноградником. Обычная интерпретация фразы «у меня при себе» состоит в том, что только у нее есть право на его использование, право, которое она ревностно соблюдает и от которого не собирается отказываться. Таким образом, она говорит всем, кто, вероятно, делает попытки поэксплуатировать ее виноградник, держаться от нее на расстоянии.

Мы предполагаем, что все стихи передают речь девушки. Очевидно, что речь в ст. 8:10 исходит из ее уст, и мы, естественно, предположили, что и в следующих стихах говорит она. Однако не существует лингвистических данных в древнееврейском тексте, позволяющих определить пол рассказчика в ст. 8:11−12. Некоторые интерпретаторы считают, что они принадлежат юноше. Тогда выходит, что он смотрит на виноградник Соломона, его гарем, и видит, как используются там женщины. Но его собственный виноградник, то есть его девушка, не может быть использована другими. Он один имеет право на ее плоды. Поуп писала: «Если говорит жених, декларируя свой контроль над телом невесты, это классический мужской шовинизм. Если женщина здесь утверждает свою автономию, эти стихи становятся золотым текстом для феминистического движения» [Pope, р. 690.]. Но это может быть и преувеличением, поскольку жених мог высказываться с удивлением и любовью.

Основное послание этих двух стихов в том, что любовь не является товаром, который можно купить или продать. Конечно, можно сделать попытку завоевать лояльность и преданность демонстрацией «великодушия». Но мужчина, постоянно одаривающий девушку, чтобы завоевать ее благосклонность, — довольно жалкая фигура. Он делает подарки, но не отдает себя. У него одна цель — получить немедленное вознаграждение. Когда же цель достигается, девушка может оказаться безжалостно забытой, как пустая коробка из-под сигарет, выполнившая свое предназначение и бесполезная. Может оказаться, что ему нечего дать взамен, ибо он — мелкая личность, не заинтересованная в формировании постоянных взаимоотношений. Девушка, которую такой мужчина обхаживает, должна определенно держать свои глаза открытыми, чтобы ясно видеть, как развиваются события. Он может украсить ее подарками, как рождественскую елку. Hо если это девушка с достоинством и самоуважением, она в конечном итоге с презрением отнесется к таким дарам и их дарителю (8:7), поскольку такие попытки эксплуатации не заслуживают быть названными любовью. Ведь истинный возлюбленный с уважением относится к достоинству партнера.

Любовь не может возникнуть по принуждению; любовь дается свободно. Пробуждение любви начинается с осознания достоинства другого, что впоследствии переходит в желание самоотречения и самоотдачи. Любовь — это не договорные отношения, а взаимное вознаграждение.

Хотя мужчина часто является виновным в коммерциализации сексуальных отношений, женщины часто также эксплуатируют их. Они «продают» свою благосклонность любовникам, чтобы получить от них материальные блага или добиться с ними брака. Женщина, преследующая незаинтересованного мужчину, так же гротескна, как и мужчина, преследующий не заинтересованную в нем женщину: «И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: „свой хлеб будем есть и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, — сними с нас позор”» (Ис 4:1).

Коммерциализация секса происходит от утери ощущения индивидуальности. Секс становится вещью, не связанной с преданностью людей друг другу. В таких случаях сердцевиной отношений становятся гениталии без вовлечения личностных качеств человека. Экстремальным случаем такого коммерческого отношения к взаимодействию полов является проституция. Проститутки совершают механический половой акт за деньги вне брачных уз. Это такое же унижение для мужчин, как и для женщин.

Другим примером такого примитивного, потребительского отношения к сексу является торговля порнографической литературой. Этот постыдный бизнес эксплуатирует трагическое одиночество современных мужчин и женщин и увлекает их в ловушку одностороннего сексуального удовлетворения; порнография вызывает желания, которые могут быть удовлетворены только незаконно, что осуждается Богом. Но ни у кого из нас нет иммунитета от подобных ловушек, и каждый из нас должен быть настороже. Уж лучше лишить себя глаза, чтобы не впасть в искушение (см.: Мф 5:27−30). Дает надежду только то, что для всех падших доступна освобождающая и трансформирующая сила Иисуса Христа. Искренняя молитва Давида: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Пс 50:12) — это та молитва, которая всегда будет услышана.

Но даже в рамках брака сексуальное желание может стать предметом эгоистичной торговли: «Я дам тебе это, если только ты купишь мне то». Отношения, основанные на таком бартере, не соответствуют фундаментальной сущности любви — самоотдаче без ожидания какой-либо награды. Только такой бескорыстный отказ от себя ради другого приносит истинную радость.

Любовь не себя желает порадовать,
Не о себе заботится,
Но другому приносит облегчение
И творит Небеса в аду отчаяния.
[William Blake, The Clod and the Pebble.]

Беги, возлюбленный! (8:13−14)

Книга Песни Песней заканчивается этими двумя загадочными стихами. Они кажутся довольно специфическим завершением прекрасной любовной песни и рождают у нас несколько вопросов: что девушка делает в садах! Кто эти товарищи, внимающие ее голосу! В чем суть просьбы возлюбленного? В чем суть ее ответа? Является ли ее ответ приглашением на интимную встречу, или она предлагает ему бежать одному? Есть здесь много неопределенности, но, по крайней мере, ясно, кто говорит. В ст. 8:13 юноша обращается к девушке, поскольку древнееврейское слово, переводимое как жительница, имеет женский род и единственное число. Товарищи (мужской род, множественное число) — это ее товарищи, возможно, поклонники. Здесь используется то же слово, что и в ст. 1:6 (стад товарищей твоих). Товарищи внимают, то есть ловят каждое ее слово, каждый звук, слетающий с ее губ. Приглашение в ст. 8:14 (или это приказ?) сделано девушкой. Возможно, это ее прямой ответ на его просьбу, выраженную в ст. 8:13, или приглашение, которое юноша мечтает услышать из ее уст. Ясной картины здесь нет. Если верно последнее, ст. 13 и 14 передают речь юноши; тогда слова в ст. 14 должны быть в кавычках, а два стиха связаны словом «говорящий». Перевод будет такой: дай и мне услышать твой голос, говорящий «беги, возлюбленный мой». Однако я считаю, что 8:14 — это прямая речь девушки, а не воображаемый ответ.

Но в чем здесь дело? Что девушка приказывает своему возлюбленному? В ст. 8:13 опять появляется тема сада. Девушка, похоже, сидит или стоит там, окруженная мужчинами. Однако сад в данном случае городской, а не частный. Это сад за городом. Кто-то видит в стихах элемент соревнования («лисята» в ст. 2:15). Юноша в таком случае находится вне сада, который он перед этим объявлял своей собственностью, закрытым садом (4:12). Не оттеснен ли он другими, желающими протиснуться внутрь? Если в этом дело, тогда он представляет собой довольно жалкую фигуру. Он жалобно умоляет девушку уделить ему некоторое внимание (дай и мне послушать). Он хочет, чтобы она говорила с ним, и с ним одним. Похоже, что между ними произошел разрыв или, по крайней мере, какое-то непонимание с его стороны. Оставила ли его девушка? Нашла ли девушка его пыл недостаточным? Хочет ли она публичных аплодисментов и лести толпы поклонников? Или она старается спровоцировать его на ревность? Нет определенного ответа ни на один из этих вопросов. Стихи дразнят нас, как, возможно, девушка дразнила своего возлюбленного.

Ответ девушки также туманен. Куда возлюбленный должен бежать? В ароматные горы? Но где они и что из себя представляют? Мы уже встречали в тексте нечто подобное: горы Базера (2:17, буквальный перевод); гора мирровая и холм фимиама (4:6) и башни благовоний (5:13). Как мы убедились, есть сильный эротический оттенок в этих контекстах. Так что, возможно, здесь происходит нечто подобное. Она приглашает его быть как серна или молодой олень на ароматных горах. Это звучит очень похоже на приглашение к интимным ласкам. Но приглашение выражено на таком языке, что могло быть воспринято как прямо противоположное. Не в первый раз мы наблюдаем некоторую неопределенность в отношении вектора отношений влюбленных (см.: 6:2). Возможно, она говорит ему, чтобы он берег свою независимость и бежал прочь в горы, как сказано у пророка Аввакума: «Господь Бог — сила моя: Он сделает ноги мои как у оленя и на высоты мои возведет меня!» (Авв 3:19). Но, возможно, девушка просто зовет своего возлюбленного отправиться в их тайное место, куда она последует за ним, когда ее товарищи перестанут обращать на нее внимание. Там они займутся любовью. Следовательно, книга заканчивается предвкушением любовного свидания.

В большинстве любовных историй молодые влюбленные преодолевают огромные препятствия для того, чтобы достичь своей цели — соединения в единую плоть, после чего жизнь, по их представлению, станет прекрасной. Но реальная жизнь предлагает иные варианты. И, возможно, суть этих заключительных стихов и состоит в отражении этой реальности: цикличности любви, бесконечных ее подъемов и спадов, меняющихся настроений. В любых развивающихся отношениях мы никогда «не прибываем на станцию назначения». Все время появляются новые уроки для изучения и старые уроки для пересмотра. Мы иногда можем «играть в прятки», как время от времени делают это наши двое влюбленных. Но всегда есть возможность возвращения назад и нового старта. Как глупо думать, что мы когда-либо станем всезнающими экспертами в области человеческих отношений. О подобном самомнении говорится в Первом послании к Коринфянам: «Посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1Кор 10:12). Случайное слово здесь, обидный жест там, невинное молчание, полностью понятое неправильно — и весь карточный дом налаженных отношений разваливается. Нам приходится начинать строить их заново, медленно и болезненно, убирая завалы на пути друг к другу. На это нелегко решиться, ведь мы склонны лелеять наши обиды; мы в уме держим «списки» ошибок наших партнеров, реальные или воображаемые; мы склонны хранить молчаливую враждебность, не любим проявлять инициативу для примирения. Но мы втянуты в орбиты наших партнеров физически, эмоционально, психологически, интеллектуально и духовно. И даже когда мы удаляемся, позволяя друг другу двигаться по своим траекториям, мы остаемся уверенными в нашей преданности друг другу. Каждый цикл движений в направлении друг к другу и прочь друг от друга должен приносить ощущение этой взаимной преданности.

Лингвистическая двусмысленность (приглашает ли девушка заняться с ней любовью, или она говорит юноше, чтобы он бежал прочь?) может на глубоком уровне отражать парадокс любовных отношений. Как сказал Сервантес, «любовь — слишком сильна. От нее можно только убежать, одолеть ее невозможно». Мы стремимся к свободе и независимости. Но нам также хочется близости, хотя осуществление последнего желания сопровождается потерей независимости.

Дело в том, что мы находим свое истинное «я» только при самоотдаче; так же, как для того, чтобы жить, мы должны умереть. В этом заключается трагическое противоречие между жаждой свободы и близости, жаждой, которую мы все ощущаем и с которой должны смириться. Об этом-то и идет речь в последних стихах.

Примечания:

 
Под редакцией Кулаковых
1  [1] — Букв.: презирать.
3  [2] — Или: (нежно) меня ласкает. Этот стих повторяет 2:6.
5  [3] — Другие переводят этот стих как слова жениха: разбудил тебя.
6  [4] — Букв.: положи меня печатью на сердце свое, печатью — на руку свою.
6  [5] — Или: страсть.
6  [6] — Евр.: Ях; друг. возм. пер.: великое пламя.
7  [7] — Букв.: многим водам.
8  [8] — Букв.: в день, когда будут говорить о ней.
10  [9] — Букв.: и я в глазах его.
10  [10] — Или: но с ним у меня мир, т. е. смысл ответа таков: я неприступная стена для других, но не для милого; второй смысл ответа: и в его глазах я прекрасна.
11  [11] — Букв.: владыка множества; расположение Баал-Хамона неизвестно.
12  [12] — Букв.: виноградник мой предо мной.
13  [13] — Ср. 2:14.
 
 


2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.