«О если б мне стать таким, как прежде,2
как в те дни, когда Бог хранил меня,
когда горел светильник Его
над моей головой
и я при свете его шел сквозь тьму.
Таким, каким я был в дни юности моей,
когда был близок Бог3 к моему шатру,
пока был еще со мною Всесильный,
а вокруг меня — мои дети;
когда мне под ноги лились сливки,
а скалы источали потоки масла.
Когда выходил я к городским воротам,
чтобы занять свое место на площади,4
юноши, завидев меня, сторонились,5
старцы, поднявшись, стояли.6
Знатные умолкали на полуслове,
рот рукой прикрывали.
Вожди говорить не смели,
язык у них прилипал к нёбу.
Всякий, кто слышал меня, восхвалял,7
всякий, кто видел меня, прославлял,8
потому что я спасал бедняка,
звавшего на помощь,
сироту, которого некому защитить.
Спасенный от гибели благословлял меня,
сердцу вдовы я приносил радость.
В праведность я облачался, как в одеянье,
и справедливость была мне плащом
и тюрбаном.
Слепому я был глазами,
хромому — ногами.
Нищему я был вместо отца,
в чужую тяжбу9 вникал.
Челюсти10 я сокрушал нечестивцу,
из его зубов вырывал добычу.
Думал я: „В своем родовом гнезде скончаюсь,
дней моих будет так много, как песка.11
Достигают воды мои корни,
роса ночует на ветвях моих,
слава моя не увядает,
лук в руке моей всегда как новый“.
Внимали мне люди и ждали
в молчании моего совета.
После слов моих добавить им было нечего,
речь моя утоляла их жажду.12
Как дождя, меня они ждали,
ртом ловили слова мои,
как весенний ливень.13
Когда улыбался я, они не смели верить14
и не отвергали благосклонности моей.15
Я избирал для них путь и был главою,
восседал, словно царь среди войска,
утешавший плачущих.
Толкование Далласской семинарии
г. Заключительный монолог (главы 29−31)
1) Иов о своей былой славе (глава 29). Поскольку трое его посетителей молчали, Иов продолжал говорить. Он вспоминал былое, и речь его, поэтически-торжественная, исполнялась все большей горечи. В этих главах Иов как бы подводит черту под всем сказанным им ранее, по-прежнему настаивая на том, что не делал злого, а доброе делал, и нынешней кары своей, причины которой не понимает, он не заслужил.
Иов 29:1−6. Иов с тоской говорит о «прежних месяцах» (стих 2; сравните 7:3), из чего можно заключить, что к тому моменту в бедственном состоянии своем он пребывал, по крайней мере, несколько месяцев. До того, как все это случилось, Бог хранил меня, восклицает он. О, если бы то время можно было вернуть!
Время, когда милость Божия была для него тем же чем светильник… среди тьмы: она освещала его жизненный путь, была ему в помощь и в защиту. Вседержитель был и те дни с Иовом, и дети его, все его погибшие дети, были тогда рядом с ним. Образы молока и елея в стихе 6 — символ изобилия, которому радовался Иов.
Иов 29:7−11. Иов вспоминает об уважении, которым пользовался как один из судей (на древнем Востоке почтенные мужи города или селения решали дела обращавшихся к ним соплеменников на площади у ворот; стих 7; сравните Втор 21:19; 22:15; Нав 20:4); вероятно, тем, что на протяжении многих лет Иов сам был среди тех, которые «вершили суд», объясняются частые «юридические термины» в его речи.
Он пользовался уважением не только у молодых людей, которые отступали в сторону при его появлении (юноши… прятались; стих 8), но и людей пожилых, которые, завидя его, вставали и оставались стоять. Даже знатные умолкали, когда начинал говорить Иов, со вниманием выслушивая его мнение, ибо сознавали мудрость его (стихи 9−10; сравните стихи 21−23). (Как отличалось их поведение от поведения нынешних «словоохотливых» собеседников Иова!) Все слышавшие Иова хорошо отзывались о нем («ублажали» его), восхваляли его (стих 11).
Иов 29:12−17. Почему же пользовался Иов таким высоким уважением? Да по той причине, что, вопреки обвинениям Елифаза (22:6−7, 9), сострадал попавшим в беду и беспомощным (стих 12), так что и умиравший благословлял его (стих 13). И потому, что всегда был справедлив (он «облекался» в правду и справедливость (по-русски — суд; по-еврейски здесь слово мишфат, т. е. «решимость стоять за правду против неправды»); увясло значит головной убор, тюрбан).
Слепым Иов заменял глаза, а хромым служил, вместо ног, и отцом был нищим (все это характерные для образной восточной речи выражения активного сострадания и безотказной помощи); внимательно… разбирал Иов и тяжбы людей, которых лично не знал (стих 16). И во всех случаях был безоговорочно строг к беззаконному, никогда не оставлял ему возможности утаить похищенное, но принуждал возвратить его (стих 17).
Иов 29:18−20. Представление о неизменных благословениях свыше как о земном воздаянии за благочестие и совершение добрых дел побуждало Иова твердо рассчитывать на то, что дни его будут многочисленны, как песок, и стабильной будет жизнь его (корень мой открыт для воды, постоянно питающей его); роса — символ процветания (стихи 18−19). Он рассчитывал на то, что слава будет сопутствовать ему до конца жизни, и физические силы не скоро иссякнут в нем (образ «крепкого лука в руке»; стих 20).
Иов 29:21−25. Слова воспоминаний о былой славе льются и льются из сердца Иова. Он вспоминает о том, как ценили его совет сограждане: они внимали ему и не прерывали его речей (ожидали), и к сказанному им не имели, что добавить (безмолвствовали… не рассуждали); слова его они впитывали в себя, как животворящие капли дождя, и ждали их, как ждут дождя «позднего», или весеннего (в марте-апреле); стихи 21−23; сравните Втор 11:14; Иер 3:3. Когда Иов улыбался, сограждане почитали это за честь для себя, которой едва верили, и никто не решался чем-нибудь огорчить его («омрачить лицо его»; стих 24). Свое положение среди них Иов сравнивает с положением царя в кругу его воинов.