Толкование Далласской семинарии
Евр 9:1−5. О постановлении о Богослужении и святилище земном автор упоминает в свете «старения» ветхого завета. Он противопоставляет их новозаветному служению, превосходящему их. Насколько «земным» или «мирским» было то, первое, святилище, он подчеркнуто показывает, перечисляя материальные предметы, неотъемлемые от него. Все они имели значение прообразов, но обсуждать это подробно автор не имел нужды (стих 5).
Евр 9:6−10. Он рассматривает «Постановление о Богослужении» с тем, чтобы подчеркнуть недостаточность ветхозаветного служения. Тогда, как в первую или внешнюю комнату скинии (по-русски: в первую скинию) регулярный доступ был открыт священникам, во вторую (внутреннюю комнату ее), или во «Святое-святых», мог входить однажды в год (на День искупления) один только первосвященник (Лев 16), приносивший жертвенную кровь за себя и за грехи, совершенные народом в его неведении.
Ограниченный этот доступ ясно свидетельствовал, что время подлинного «вхождения» в Божие присутствие (символом которого и было «Святое-святых») еще не наступило. Сим Дух Святой показывает, что еще не открыт путь во святилище. Иными словами, назначение левитской системы как раз в том и состояло, чтобы показать: не в ней следует искать истинный путь к Богу.
Она (скиния) есть образ (в значении «пример») для настоящего времени (для нас); этот пример показывает, что дары и жертвы, т. е. ветхозаветная система жертвоприношений, не может очистить совести приносящего их. Ведь все эти «постановления», значившие так много для послушного им, касались главным образом внешних факторов; относящиеся до плоти, они были установлены только до времени исправления.
Сказанное в 9:10, вероятно, в первую очередь адресовалось сектантам, для которых законы о пище, питии и омовениях сохраняли огромное значение. Между тем, автор послания хотел напомнить своим читателям о «переходном характере» всех этих вещей, действительных лишь в рамках «стареющего» завета, о том, что возвращаться к ним не следует.
Евр 9:11−12. Здесь завершается тема, начатая в 8:7. В 8:7−13 было показано, что в самом Ветхом Завете содержалось предвидение лучшего — нового завета; в 9:1−10 — что ветхозаветные ритуалы, совершавшиеся «в земном святилище», указывали на собственную свою «недостаточность». Теперь автор вплотную подходит к превосходству служения Христа как Ходатая нового завета (стихи 11−15). Он — Первосвященник ради будущих благ, и священство Его связано с большею и сотворенною.
Когда Христос однажды вошел во святилище со Своею кровью (стих 12; сравните с «кровью Христа» и с «кровью завета» в стихе 14; 10:19, 29; 13:20), Он явил все превосходство Своего служения, ибо Его кровью было приобретено вечное искупление. Потому и неизмеримо выше цена Его жертвы — по сравнению с левитскими приношениями жертвенных животных.
Евр 9:13−14. Это «вечное искупление», благодаря которому благословения нового завета становятся достоянием всех верующих, не может не отразиться на их служении Богу. Ветхозаветные ритуалы предназначались в церемониальном значении этого слова и «освящали» или очищали только внешне (дабы чисто было тело). Но Кровь Христа значит больше. Его жертва — бесценна потому, что Духом Святым, Он принес Себя непорочного Богу. В этих словах, полных любви, автор показывает участие всех трех Лиц Божества в жертвоприношении Христа, поднимая еще выше величие Его искупительной жертвы.
Словом «непорочный» (амомон) передано совершенство Христа (сравните 4:5; 7:26), поскольку это же слово употреблялось в Ветхом Завете по отношению к жертвенным животным «без порока».
Столь великая жертва предназначена была для очищения уже не тела, а совести вашей от мертвых дел (в этом контексте под «мертвыми делами» надо понимать левитские ритуалы, которые, в отличие от дела, совершенного Христом, никого не могли наделить духовной жизнью). Как и в 6:1, где тоже упоминаются «мертвые дела», автор выражает здесь желание, чтобы его читатели оставили всякую мысль о возвращении к ветхозаветным ритуалам. Их совесть должна полностью освободиться от них, ибо, доверившись вседостаточности Креста, они должны твердо держаться своего исповедания и служить Богу живому и истинному в свете установлений нового завета.
Евр 9:15. А это значит — неизменно сохранять надежду на вечное наследие (сравните с «вечным искуплением» в стихе 12), обещанное всем восприемникам такого рода жизни, которая диктуется новым заветом. Христос же есть Ходатай нового завета (сравните 8:6; 12:24), и «наследие» доступно призванным потому, что смерть Ходатая освободила их от всех преступлений, сделанных в первом завете.
Автор мог здесь отвечать сектантам или кому-то еще, кто пытался пробудить в христианах еврейского происхождения чувство вины за то, что оставили веру предков. Кровь Христа — источник постоянного успокоения их совести, говорит он, и она же пролегает им путь к «вечному наследию», которое стало для них реальностью со вступлением в силу нового завета. Конечно, и здесь, как в других местах, автор подразумевал, что только «верою и долготерпением» могут его читатели «наследовать обетования» (6:12), но, с другой стороны, лишь полностью доверившись Кресту, могут они поддерживать в себе веру и долготерпение.
в. «Превосходнейшая» жертва (9:16−28)
Показав, что смертью Христа утверждается лучший, превосходнейший завет (стихи 11−15), автор обращается к рассмотрению нужды в жертве Спасителя. Отсюда «ключевое слово» этого подраздела — «ананке», переведенное в стихе 16 как «необходимо», в стихе 23 — как «должны были».
Евр 9:16−17. Тут греческое слово «диатхеке» — «завет» автор употребляет в значении завещания. И хотя эти два понятия — не вполне идентичны, он имел в виду, что в конечном счете новый завет действительно может рассматриваться как выражение воли «завещателя». И как в соответствующих житейских ситуациях, все условия «завещания» определяются им, а «заинтересованным лицам» остается лишь принять эти его условия. При таком подходе к новому завету логично звучат слова автора, что завещание не имеет силы, когда завещатель жив.
Евр 9:18−21. Ветхий завет тоже был утвержден не без крови. То, что автор рассказывает затем, могло быть, по крайней мере, частично, известно ему из устной традиции. Описываемых церемоний, включая кропление жертвенной кровью, в книгах Ветхого Завета не находим.
Евр 9:22. В этом стихе подразумевается ветхозаветный закон, и слова все почти объясняются тем, что бедному израильтянину разрешалось принести за грех и бескровную жертву, а именно пшеничную муку (Лев 5:11−13). Однако автор, когда писал это, мыслил о системе искупления грехов в целом и о ритуале, совершавшемся в День искупления ради очищения всего народа от грехов его; отсюда его утверждение, что без пролития крови не бывает прошения. Принцип этот сохраняется, как известно, и при новом завете.
Евр 9:23. Здесь провозглашается необходимость искупительной смерти Христа. Образы небесного (сравните 8:5; 9:24), т. е. все ветхозаветное, все имевшее отношение к установлениям ветхого завета, подлежало освящению посредством принесения в жертву животных, чья кровь была «образом» (или прообразом) крови Христовой. Само же небесное, т. е. все, что относится к сфере нового завета, имеющее, так сказать, небесное направление, сфокусированное на «горнем», требует лучших жертв.
Комментируя в свое время этот стих, Иоанн Златоуст писал, что под «небесным» подразумеваются наши священнодействия на небесах (в рамках нового завета), хотя (они и) совершаются на земле. Он ссылался в этой связи на слова апостола Павла в Послании к Филлипийцам: «Наше же жительство — на небесах» (Флп 3:20).
Объектом новозаветных («небесных») священнодействий является, в частности, человеческий грех, потому и начало их должно было быть ознаменовано жертвой, достаточной для уничтожения греха (стих 26). Лучшая, Христова, жертва отвечала этому требованию.
Евр 9:24−26. Христос был поставлен Первосвященником нового завета, чтобы предстать… за грешных людей пред лице Божие. Для этого Он вошел в самое небо. Отсюда и жертва Его должна была быть «больше», чем те, которые позволяли обычному первосвященнику входить в рук отворенное святилище, лишь устроенное по образу истинного. Кроме того, и многократное принесение жертв не было предусмотрено для Христа, иначе надлежало бы Ему многократно умирать от начала мира.
Но — достаточной для уничтожения греха — явилась жертва, принесенная Им однажды, к концу веков. Под этими последними словами автор, очевидно, подразумевал завершение ветхозаветного времени, ознаменованное первым приходом Христа, как и неизбежность конца нынешнего порядка вещей (земной цивилизации), который будет ознаменован вторым Его пришествием. К нему автор подойдет вскоре.
Евр 9:27−28. Тут внимание читателей привлекается к эсхатологической реальности. Люди — грешные создания, которым положено однажды умереть, а потом предстать на суд. Но эта опасность была устранена тем, что Христос однажды умер, подобно людям (принес Себя в жертву), чтобы подъять грехи многих.
Неоднократно повторяющееся в послании слово «однажды» (7:27; 9:12, 26, 28) призвано подчеркнуть уникальность и окончательность жертвоприношения Христа — в отличие от регулярно повторявшихся левитских жертвоприношений. Вследствие него те, которые Христа ожидают «апекдехоменоис» — слова этого корня семь раз употреблены в Новом Завете по отношению к возвращению Спасителя: Рим 8:19, 23, 25; 1Кор 1:7; Гал 5:5; Флп 3:20; Евр 9:28), действительно могут уповать на Его пришествие, не страшась при этом суда, но предвидя свое спасение.
Первое Его пришествие совершилось тем «гарантированным» удалением вины, второе совершится не для очищения грехов (буквально — «безотносительно ко греху»).
Тонко намекает здесь автор на то, что «ожидающих Его» — меньше чем «многих», ради которых Он умер. Потому что «многие» не уверовали, то есть сами не захотели «воспользоваться» Его смертью.
«Спасение» же, которое Он принесет «ожидающим» Его, явится тем «вечным наследием», о котором говорится в 9:15 и которое подразумевается в 1:14.