Есфирь 7 глава

Пришли царь и Аман на пир1 к царице Эсфири.

 

Вни́де же ца́рь и҆ а҆ма́нъ пирова́ти со цари́цею.

И снова2 царь, выпив вина, спросил у Эсфири: «О чем ты хотела просить, царица Эсфирь? Всё получишь — хоть половину царства! Скажи, чего желаешь, — и всё будет исполнено!»

 

И҆ речѐ ца́рь є҆́сѳи́ри во вторы́й де́нь на пирѹ̀: что́ є҆сть, є҆сѳи́ре цари́це; и҆ что̀ проше́нїе твоѐ; и҆ что̀ моле́нїе твоѐ; и҆ бѹ́детъ тебѣ̀ до полѹца́рствїѧ моегѡ̀.

«Если снискала я твое благоволение, о царь, — отвечала царица Эсфирь, — и если это угодно царю, то да будет дарована мне моя жизнь — таково мое желание! — вместе с жизнью моего народа — такова моя просьба!

 

И҆ ѿвѣща́вши (є҆сѳи́рь цари́ца) речѐ: а҆́ще ѡ҆брѣто́хъ благода́ть пред̾ ѻ҆чи́ма твои́ма, царю̀, да да́стсѧ дѹша̀ моѧ̀ проше́нїю моемѹ̀ и҆ лю́дїе моѝ моле́нїю моемѹ̀:

Я и мой народ проданы на уничтожение, обречены на убийство и истребление! Если бы нас продали лишь в рабство, я бы смолчала — из-за такой беды не стоило бы тревожить царя!»3

 

про́дани бо є҆смы̀, а҆́зъ же и҆ лю́дїе моѝ, на поги́бель и҆ расхище́нїе и҆ въ рабо́тѹ, мы́ же и҆ ча҄да на҄ша въ рабы҄ и҆ рабы҄ни, и҆ небрего́хъ: нѣ́сть бо досто́инъ клеветни́къ двора̀ царе́ва.

«Кто он? — спросил царь Ксеркс у царицы Эсфири. — Где он, тот, кто осмелился задумать такое?»

 

И҆ речѐ ца́рь: кто̀ є҆́сть се́й, и҆́же дерзнѹ̀ сотвори́ти ве́щь сїю̀;

«Вот он, — отвечала Эсфирь, — наш гонитель и враг — злобный Аман!» И Аман затрепетал от страха перед царем и царицей.

 

И҆ речѐ є҆сѳи́рь: человѣ́къ вра́гъ, а҆ма́нъ лѹка́вый се́й. А҆ма́нъ же смѧте́сѧ ѿ царѧ̀ и҆ цари́цы.

Царь в ярости встал от трапезы, за которой пил вино, и вышел в дворцовый сад, а Аман остался умолять царицу Эсфирь о пощаде, так как видел, что царь уже решил его участь.4

 

Ца́рь же воста̀ со гнѣ́вомъ ѿ пи́ра (и҆ и҆́де) въ вертогра́дъ: а҆ма́нъ же молѧ́ше цари́цѹ, ви́дѧше бо себѐ въ бѣда́хъ сѹ́ща.

Царь возвратился из дворцового сада в комнату, где они пировали, и видит: Аман припал к ложу, на котором возлежала Эсфирь. «Он еще и царицей хочет при мне овладеть, прямо у меня в доме!» — воскликнул царь. Слово слетело с уст царя — и Аману накрыли лицо.

 

Возврати́сѧ же ца́рь и҆з вертогра́да, и҆ а҆ма́нъ припадѐ къ ло́жѹ, на не́мже бѣ̀ є҆сѳи́рь, молѧ̀ цари́цѹ. И҆ речѐ ца́рь: є҆гда̀ и҆ женѹ̀ наси́лѹетъ въ домѹ̀ мое́мъ; А҆ма́нъ же слы́шавъ и҆змѣни́сѧ лице́мъ.

Харвона, один из царедворцев, служивших царю, сообщил: «А ведь Аман приготовил деревянный столб, чтобы повесить на нем Мардохея, чьи слова спасли царю жизнь: столб этот, высотой в пятьдесят локтей, стоит прямо перед домом Амана». На том столбе царь и велел повесить Амана.

 

Рече́ же вѹгаѳа́нъ є҆ди́нъ ѿ скопцє́въ, се́й же вѣ́дѧше ѡ҆ то́мъ дре́вѣ, ви́дѣвъ є҆̀ въ домѹ̀ а҆ма́новѣ, є҆гда̀ призыва́ше є҆го̀ на ѡ҆бѣ́дъ ца́рскїй, и҆ ѡ҆ се́мъ и҆спыта́въ є҆ди́наго ѿ ѻ҆́трѡкъ, ѹ҆разѹмѣ́въ замышлѧ́емое, и҆ речѐ ко царю̀: сѐ, и҆ дре́во ѹ҆гото́ва а҆ма́нъ мардохе́ю глаго́лавшемѹ блага҄ѧ ѡ҆ царѝ, и҆ стои́тъ въ домѹ̀ а҆ма́новѣ возвыше́но на лакѡ́тъ пѧтьдесѧ́тъ. И҆ речѐ ца́рь: да повѣ́ситсѧ (а҆ма́нъ) на не́мъ.

И повесили его на том самом столбе, который он приготовил для Мардохея. И ярость царя утихла.

 

И҆ повѣ́шенъ бы́сть а҆ма́нъ на дре́вѣ, є҆́же ѹ҆гото́ва мардохе́ю. И҆ тогда̀ ца́рь ѹ҆толи́сѧ ѿ ѩ҆́рости.