«Без пользы я жизнь прожил».
Толкование Далласской семинарии
3. ПРИЗЫВ К ОТВЕТСТВЕННОЙ ЖИЗНИ В МОЛОДОСТИ ПЕРЕД ЛИЦОМ СТАРОСТИ И СМЕРТИ (12:1−7)
Радоваться жизни так, как это угодно Богу, человеку невозможно, если он не будет помнить о своем Создателе постоянно. В веселые дни юности это надо не меньше чем на пороге смерти.
Еккл 12:1. Тяжелые дни буквально читаются как «дни зла»; болезни, немощи (сравните с 11:10) настолько омрачают эти дни, что нет человеку удовольствия в них.
Со стиха 2 следует целая серия аллегорий, красочно передающих безрадостное существование в старости.
Еккл 12:2. Старость, когда радости, символизируемой светом, все меньше, и все мрачнее дни, ассоциируется с мрачной погодой, когда тучи скрывают небесные светила, и вслед за дождем приходят новые тучи, предвещающие наступление долгой смертной ночи.
Еккл 12:3. Здесь и далее иносказательное описание примет старости. Задрожат стерегущие дом означает «станут дрожать руки» (которыми «держалось» хозяйство, благополучие дома, которыми человек мог защитить «дом» собственного тела). И согнутся мужи силы — ослабеют ноги, которыми поддерживалось тело. Переставшие молоть мелющие, которых немного осталось, — это зубы, а смотрящие в окно — глаза.
Еккл 12:4. Когда замолкнет звук жернова (жующих зубов, которых не останется), тогда западет рот, и сомкнутся губы (образ дверей, выходящих на улицу, которые теперь заперты). Встающий по крику петуха — образ старческой бессонницы. Пение станет звучать все тише для того, кто теряет слух, и, наконец, дщери пения вовсе замолкнут для него.
Еккл 12:5. Тому, кто ослабел силами, страшно и подумать, чтобы подняться на высоту или выйти на дорогу: ужасы, действительные и воображаемые, видятся ему повсюду. Отяжелеет кузнечик — образ человека, некогда живого, привыкшего быстро двигаться, спина которого в старости согнулась и «отяжелела», а ноги еле двигаются. Каперсами назывались ягоды и почки кипарисового дерева, которые на востоке употреблялись как возбуждающее средство: на старого человека они уже не действуют, и в этом смысле каперс (как более не нужный ему) рассыплется. Последняя фраза стиха 5 подводит итог всему сказанному.
Еккл 12:6. Не точный перевод; надо читать: Доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разбилась золотая чашечка (подразумевается светильник, висящий на цепочке; драгоценный (серебро, золото) этот светильник символизирует жизнь и ее угасание). Следующие два образа — разбитого кувшина, из которого (подразумевается) вытекла вода, и обрушившегося колодезного колеса, с помощью которого эта вода (жизнь) из источника добывалась, есть аллегория смерти.
Еккл 12:7. Движение, поэтически запечатленное здесь автором, происходит как бы под «обратным знаком» — по сравнению с тем, о чем читаем в Быт 2:7 Напомним, что дух и дыхание звучат по-еврейски одинаково: руах. Нет сомнения, что Екклесиаст не подразумевает тут возвращения каждой человеческой души к Богу — с тем, чтобы предстать на суд Его, однако, представление о продолжении существования человека после смерти (не четкое еще в его время) тут безусловно отражено.
Схожие описания смерти как распада тела и «отнятия» Богом «дыхания жизни» (Быт 2:7) находим в Иов 34:14−15 и в Пс 103:29−30 (сравните с Иов 10:9). Далее. Сравнивая указанные места с Еккл 12:7, мы видим, что ссылка на возвращение духа к Богу не противоречит сказанному в Еккл 3:20−21. Просто там автор «не входил» в то, что будет с «дыханием жизни» людей и животных после смерти, т. е. не пытался ответить на вопрос, пойдет ли человеческий дух вверх, к Богу, а дух животных вниз — «в землю». Он писал лишь об общей стороне посмертной участи всякой твари, которую, судя по приводимым выше ссылкам на Писания, Екклесиаст не мог представлять себе иначе, как возвращение всякой «души живой» (Быт 1:30) к создавшему ее Творцу.
Б. Последнее — в свете суетности человеческого бытия — наставление (12:8−14)
Присущее Екклесиасту представление о загробной жизни, будучи неполным, не радует его и даже усугубляет у него ощущение суетности всего, что с человеком происходит (стих 8 сравните с 1:2). Возвращением к этой теме и советом бояться Бога и исполнять Его заповеди (12:13−14) он эту книгу завершает.
1. ВОЗВРАЩЕНИЕ К «ТЕЗИСУ»: ВСЕ СУЕТА СУЕТ (12:8)
Еккл 12:8. Печальное повторение Екклесиастом «тезиса», которым эта книга начиналась.
2. ОБ ОСОБОМ ЗНАЧЕНИИ КНИГИ (12:9−12)
Еккл 12:9−10. Здесь повествование, которое до сих пор велось от первого лица, ведется от третьего. Но это не означает приписки, сделанной позже. Екклесиаст говорит в этих стихах о самом себе, оценивая себя и свою деятельность, а затем (стихи 11−14) дает заключительные наставления, составленные в том же ключе, духе и силе, что и все предыдущее повествование. Он называет себя «мудрым», что на библейском языке означало человека, чей разум просвещен свыше.
Такие, как Екклесиаст «учителя мудрости» уже во времена Соломона составляли в Израиле целую общественную прослойку; по-еврейски их называли хокамим (Притч 1:6; 13:20; 22:17). Они учили народ знанию (подразумевается, передавали народу религиозные знания, в свете которых внушали ему и нравственные представления практического характера); все, с чем «учителям» приходилось сталкиваться в жизни, они «испытывали, исследовали» и решали в свете богооткровения.
Ибо Бог открывал волю свою Израилю через пророков, священников и через них; Иер 18:18 и Иез 7:26 (под «старцами» Иезекииль подразумевает именно «учителей мудрости»). Еврейским мудрецам свойственно было писать в форме притчей, афоризмов и «изящных кратких изречений» (стих 10), которые не только просвещали и обогащали разум, но и радовали слух, доставляли эстетическое удовольствие.
Еккл 12:11−12. В еврейском подлиннике не иглы (стих 11), а острые наконечники (какие имелись на палках пастухов и погонщиков). Пуская эти палки в ход, пастухи (погонщики) побуждали скот к послушанию или к работе. Применительно к людям образ этот подразумевал стимул к нравственному пробуждению. Слова мудрых да послужат таким стимулом; да уподобятся они «вбитым гвоздям» (закрепляющим в сознании человека все то, что необходимо ему помнить, чтобы жить благочестиво).
Ибо слова Екклесиаста и других учителей вложены в них Богом, составители этих «слов» освящены Его авторитетом (они от единого пастыря). Стих 11 весь таким образом построен на характерной для Библии пастушеской символике (сравните с Быт 49:24; Пс 78:13; в Пс 94:6−7 Творец и Пастырь сливаются в один образ, и то же происходит в Еккл 12 стихи 1 и 11).
В стихе 12 — обращенное к «сыну» (ученику) предостережение от увлечения многими книгами (как от составления их, так и от чтения); имеется, очевидно, в виду опасность уклониться от истин, действительно открытых людям Богом через избранных Им учителей («мудрых»). «Утомительным» поискам ответов на извечные вопросы конца не будет, между тем как важно одно — то, что составляет суть.
3. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ СОВЕТ БОЙСЯ БОГА И ЗАПОВЕДИ ЕГО СОБЛЮДАЙ (12:13−14)
Еккл 12:13. Суть эта, или сущность (буквально: конец, итог всего) сформулирована в стихе 13: бойся Бога и заповеди Его соблюдай.
Еккл 12:14. Необходимость «бояться» Его, т. е. испытывать перед Ним благоговейный страх, обосновывается тем, что всякое дело Бог приведет на суд (сравните 3:17; 11:9), включая все, что сделано человеком втайне (сравните Мф 10:26), хорошее ли оно или плохое. Эту последнюю фразу в книге Екклесиаста нередко воспринимают как предупреждение о посмертном суде, но это едва ли так. Хотя воздаяние в загробной жизни действительно служит ответом на загадочную для Екклесиаста «несправедливость» земных «воздаяний» (7:13; 8:14), ничто в его книге не свидетельствует о том, что он верил в суд за гробом.
Он постоянно сосредоточен на этой жизни (протекающей «под солнцем») и на тех возможностях трудиться (9:10; 12:1−7) и радоваться (2:24−26; 3:12, 22; 5:18−20; 8:15; 9:7−9; 11:7−10), которые она предоставляет. Посмертное же существование, по мнению Екклесиаста, такими возможностями вообще не располагает (9:5−6, 10).
Поэтому и размышлениям о различиях в посмертной участи праведных и нечестивых, мудрых и глупых, людей или животных, он не предавался. Да, в Писаниях немало мест где говорится о вечных благословениях, ожидающих праведных, и о наказании нечестивых, которому не будет конца. Но Екклесиаст жил «по ту сторону» Креста, когда откровение свыше — в той его части, о которой идет речь, — еще не стало достоянием людей; и все-таки он верил в Бога и в Его справедливость (3:17; 8:12б−13) и потому готов был все, включая воздаяние, предоставить на Его волю: он верил, что Бог знает «время для всякой вещи», и когда следует произвести суд над тем или иным делом (3:17).
Эту веру, которая служила ему самому «противоядием» как от чрезмерного уныния, так и от бездумного веселья, Екклесиаст стремился передать читателям, которых призывал наслаждаться жизнью по мере того, как это дает Бог, и жить в страхе перед Ним. Людям, живущим «по эту сторону» Креста, тоже стоит прислушаться к советам Екклесиаста и, предоставив разрешение всех загадок бытия Богу, служить Ему и радоваться в меру тех способностей, которые им Богом отпущены.