«Дочь моя, наверное, я должна найти тебе мужа и дом, где тебе будет хорошо.
«Я сделаю всё, как ты мне сказала».
«Кто ты?»
Она ответила:
«Я — Руфь, твоя слуга. Покрой меня своим покрывалом. Ты — мой покровитель».
«Да благословит Господь тебя, дочь моя. Ты очень добра ко мне. И это ещё выше той доброты, с какой ты отнеслась к Ноемини. Ты могла искать себе мужа среди молодых мужчин, богатых или бедных, но ты не сделала этого.
«Мы сохраним в тайне то, что ты была здесь прошлой ночью.
Руфь держала плащ, и Вооз отмерил ей шесть мер ячменя в подарок её свекрови Ноемини. Он насыпал ячмень в плащ и положил его Руфи на плечи. Затем он отправился в город.
«Ну что, дочь моя?»
Войдя в дом, Руфь рассказала Ноемини всё, что Вооз сделал для неё.
«Вооз дал мне этот ячмень в подарок тебе. Он сказал, что я не должна идти к тебе с пустыми руками».
«Дочь моя, подожди, пока мы не узнаем, чем всё кончится. Вооз не остановится, пока не сделает всё, что должен сделать. Мы узнаем обо всём ещё до захода солнца».
Толкование Далласской семинарии
IV. В поисках добродетельной любви (глава 3)
Ноеминь «выбирается» из-под гнета уныния: она становится энергичной и деятельной. В последующих стихах она выступает как сваха, которая наставляет Руфь, как обрести любовь их благосклонного родственника Вооза. Здесь поворотный пункт повествования.
А. План Ноемини (3:1−5)
Руфь 3:1. Ноеминь исполнена желания «пристроить» невестку, которая всем пожертвовала ради нее, выдав ее замуж. Поискать… пристанища в еврейском тексте звучит как «поискать… покоя» (сравните 1:9), каковой женщина могла обрести лишь в доме мужа, под его защитой.
Руфь 3:2. Престарелая вдова избирает Вооза как родственника, который мог бы вступить с Руфью в левиратный брак, и как человека искреннего и доброжелательного. С этой целью она посылает невестку на гумно, где перед вечером, когда обычно дул благоприятный ветер, веяли зерно; очевидно, жители Вифлеема пользовались гумном поочередно. Оно представляло из себя плоскую твердую поверхность на возвышенном месте. Вымолоченное из колосьев зерно (2:17) подбрасывали в воздух, и ветер уносил шелуху. Затем зерно ссыпали в хранилища. Дни обмолота и веяния были праздничным, радостным временем.
Ноеминь знала, что в тот день на гумне веял Вооз, и что он останется ночевать там, чтобы стеречь зерно.
Руфь 3:3. Она наставляет невестку «приготовить» себя, умывшись и умастившись благовонными мазями, а, затем, одевшись во все лучшее, пойти на гумно, но, затаившись там, не показываться Воозу на глаза, пока он будет есть и пить.
Руфь 3:4. Руфи надо было приметить место, где Вооз устроится на ночь, а затем, под прикрытием темноты, подойти к нему и, открыв ноги его (об этом в толковании на 3:7), лечь рядом. Потом ей следовало поступить, как он скажет.
Руфь 3:5. Руфь пообещала свекрови исполнить все в точности.
Б. Просьба Руфи (3:6−9)
Руфь 3:6. И пошла на гумно, и сделала все так, как приказывала ей свекровь ее.
Руфь 3:7. Некоторые полагают, что Руфь подала Воозу повод к безнравственным действиям. Но это не так — в первую очередь, потому, что все, что делала Руфь по указанию Ноемини, соответствовало понятиям права и морали, существовавшим в древнееврейском обществе. Кроме того, Ноеминь вполне полагалась на порядочность их родственника Вооза. Да и Руфь была уже известна в городе как «женщина добродетельная» (стих 11). «Открыть ноги» потенциальному жениху значило поступить в согласии с узаконенной брачной церемонией.
Руфь 3:8−9. Видимо, испугавшись чего-то во сне, Вооз вздрогнул и приподнялся и увидел, что у ног его лежит женщина. На его вопрос — кто ты? моавитянка смиренно ответила: я Руфь, раба твоя.
Прежде она избрала себе убежище «под крылами» Иеговы (2:12), а теперь просит и Вооза, чтобы он принял ее под крыло защиты своей (судя по евр. тексту, Руфь просила Вооза укрыть ее одеждой своей — что тоже, возможно, как-то соответствовало этому своеобразному брачному ритуалу; и здесь, как в 2:12 и во многих других местах, перечисленных в комментариях на 2:12) крыло — поэтический образ укрытия, прибежища).
Далее вдова-моавитянка напоминает этому уважаемому еврею о его ответственности перед ней и Ноеминью: ведь ты — родственник. И во исполнение им же произнесенного благословения (2:12) мог бы вступить с ней в брак по закону левирата.
В. Готовность Вооза «выкупить» Руфь (3:10−15)
Вооз с радостью откликнулся на предложение Руфи. Но на пути к его осуществлению стоял другой родственник, который прежде Вооза имел право претендовать на Руфь.
Руфь 3:10. Благословенной от Господа назвал он моавитянку за ее намерение. Тем более, что по возрасту она могла бы быть ему дочерью (сравните 2:8; 3:11). Доброта Руфи, точнее, милость ее (здесь хесед), которая не стала искать молодых людей, но предпочла сохранить род своего первого мужа, Махлона, похвальна в его глазах даже более, чем прежнее доброе дело ее — самоотверженная забота о престарелой свекрови.
Руфь 3:11. Вооз лишний раз успокаивает Руфь и обещает сделать по ее желанию. Он заверяет ее, что сидящие у всех ворот города (подразумевая, очевидно, старейшин Вифлеема) знают, что она женщина добродетельная.
Руфь 3:12. На пути желательного им обоим развития событий стоит, однако, некоторая «юридическая проблема», требующая своего решения. Воозу известно, что у Руфи, породнившейся с семьей Елимелеха, есть родственник более близкий чем он. Вооз, тем не менее, посмотрит, что можно сделать, чтобы в соответствии с желанием Руфи, в брак с нею вступить ему, а не тому родственнику.
Руфь 3:13. Все действия Вооза свидетельствуют о его глубокой порядочности. Он не отсылает Руфь домой посреди ночи, но оставляет ее под своей защитой. Вместе с тем поведение его — вполне целомудренно. Чувством ответственности руководствуется он и по отношению к «близкому родственнику», не желая нарушить его право. Если тот пожелает «принять» Руфь, то так тому и быть. Но если он не захочет, Руфь может не сомневаться: ее, согласно закону левирата, «примет» Вооз. Свои слова он подтверждает клятвой: жив Господь! Из этой короткой сценки явствует желание Вооза жениться на моавитянке.
Руфь 3:14. И спала Руфь у ног Вооза до утра, но встала в предрассветных сумерках, когда трудно еще было разглядеть друг друга. Ей надо было уйти прежде чем кто-либо из жителей города мог заметить ее, возвращающуюся с гумна. Как сказано об этом в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия, «благоразумие требовало остерегаться всяких сплетен, не имевших под собою основания».
Руфь 3:15. Однако не с пустыми руками отпустил Вооз Руфь, но насыпал ей в верхнюю одежду ее шесть мер ячменя (на основании некоторых подсчетов высказывается предположение, что это могло соответствовать примерно 30 кг. зерна). Скорее всего Вооз положил эту ношу ей на голову.
В некоторых еврейских манускриптах фраза и пошел (он) в город читается как «и пошла (она) в город». На основании стих 16а и 4:1 оба «прочтения» не противоречат фактам.
Г. Руфь и Ноеминь в ожидании (3:16−18)
Можно представить себе, с каким волнением ожидала Ноеминь исхода задуманного ею и не лишенного риска мероприятия, на которое подвигнула Руфь. Что же до моавитянки, то она сознавала: «искупление» ее, кто бы ни совершил его, состоится в этот день.
Руфь 3:16−17. Руфь спешит ответить на вопрос свекрови и добавляет, что эти шесть мер ячменя Вооз велел ей передать свекрови. Ноеминь, сватовство которой близилось к успешному завершению, заслужила вознаграждение. Теперь престарелая вдова могла успокоиться с мыслью, что и в будущем о ней позаботятся.
Руфь 3:18. Обе женщины сделали все, что могли. Дело было теперь за Воозом. Ноеминь выражает уверенность, что человек тот не останется в покое, не закончив сегодня дела.