— Я сам непременно выступлю вместе с вами.
— Не ходи; если мы будем вынуждены бежать, они не обратят на это внимания. Даже если половина из нас погибнет, они не обратят внимания; но ты стоишь десяти тысяч из нас[63]. Поэтому лучше тебе помогать нам из города.
— Я сделаю так, как вам кажется лучше.
И царь стоял у ворот, пока весь народ не выступил отрядами по сотням и тысячам.
— Ради меня обращайтесь с юношей Авессаломом мягко.
Все воины слышали, как царь давал приказ об Авессаломе каждому из военачальников.
— Я только что видел Авессалома висящим на дубе.
— Что! Ты видел его? Почему ты не поверг его там же на землю? Я бы с радостью наградил тебя десятью шекелями[65] серебра и воинским поясом.
— Даже если бы мне в руки отвесили 1 000 шекелей[66], я бы не поднял руки на царского сына. Мы сами слышали, как царь приказал тебе, Авишаю и Иттаю: «Ради меня защитите юношу Авессалома».
— Нечего мне терять с тобой время.
Он взял в руку три дротика и вонзил их в сердце Авессалому, пока тот, ещё живой, висел на дубе.
— Позволь мне побежать и принести царю весть о том, что Господь избавил его от руки его врагов.
— Ступай, расскажи царю о том, что ты видел.
Кушит поклонился Иоаву и побежал.
— Будь что будет, позволь мне побежать вслед за кушитом.
Но Иоав ответил:
— Мой сын, зачем ты хочешь идти? За такую весть не получишь награды.[68]
— Будь что будет, я хочу бежать.
И Иоав сказал:
— Беги!
Ахимаац побежал по дороге долины[69] и обогнал кушита.
Царь сказал:
— Если он один, то, должно быть, у него хорошая весть.
Человек всё приближался и приближался.
— Вот ещё один человек бежит!
Царь сказал:
— Должно быть, и он несет хорошую весть.
— Мне кажется, что первый бежит, как Ахимаац, сын Цадока.
— Это хороший человек, — сказал царь. — Он идет с хорошей вестью.
— Все хорошо!
Он поклонился царю лицом до земли и сказал:
— Слава Господу, твоему Богу! Он отдал тебе людей, которые подняли свои руки на моего господина, царя.
— В безопасности ли юноша Авессалом?
Ахимаац ответил:
— Я видел сильное волнение как раз тогда, когда Иоав собирался послать слугу царя и меня, твоего слугу, но я не знаю, что это было такое.
— Стань в сторону и подожди здесь.
Он отошел в сторону и встал там.
— Господин мой царь! Слушай добрую весть! Господь избавил тебя сегодня от всех, кто восстал против тебя.
— В безопасности ли юноша Авессалом?
Кушит ответил:
— Пусть со всеми врагами господина моего царя и со всеми, кто восстает против тебя, случится то же, что и с этим юношей.
— О, мой сын Авессалом! Мой сын, мой сын Авессалом! Если бы только мне умереть вместо тебя, о Авессалом, сын мой, сын мой!
Стих 5
Потому-то в случае победы Давид запретил умерщвлять Авессалома, дабы по укрощении его дать ему возможность покаяться.
Христианская наука или Основания Герменевтики и Церковного красноречия, 3.30.
Стих 17
Дом Давида не мог получить мир на иных условиях, чем смерть Авессалома, сына Давида, на войне против своего отца, несмотря на строгий приказ отца своим сторонникам предпринять все усилия, чтобы сохранить Авессалому жизнь и неприкосновенность для того, чтобы любовь отца могла простить его прегрешения ценой его покаяния. Что же оставалось отцу, как не оплакивать потерю сына и утешать себя в горе мыслью об обретении желанного мира для его царства (См. 18 Авессалом еще при жизни своей взял и поставил себе памятник в царской долине; ибо сказал он: нет у меня сына, чтобы сохранилась память имени моего. И назвал памятник своим именем. И называется он "памятник Авессалома" до сего дня. 2Цар 18:18, 22)?
Послания. Сl. 0262, 185.57.8.29.10.
Стих 32
Воистину, не можем и не должны мы удерживать вас от сего стремления к единству, хотя бы из того опасения, что некоторые наиболее жестокие и суровые по отношению к самим себе погубят себя отнюдь не по нашей, а по своей собственной воле. Воистину следует нам уповать на то, что те, кто несут знамя Христа против самого Христа и хвастаются Евангелием против самого Евангелия, которого сами не понимают, от извращенности своей да отойдут и возрадуются, воссоединившись с нами во Христе!
Но коль скоро Господь по неисповедимой и справедливой воле Своей предуготовил одним из них высшую меру наказания — а именно, некоторым из них, кому суждено погибнуть в огне собственного заблуждения, — в то время как, без сомнения, для несравненно большей части из них лучше быть от их тлетворного разложения спасенными, восстановленными в Церкви, нежели чем гореть в огне вечном геенны огненной в наказание за раскол и святотатство заодно с теми немногими.
И Церковь оплакивает потерю их, как святой Давид оплакивал потерю своего мятежного сына, о душе которого тревожился и о сбережении которого приказывал царь Давид всем начальникам из чувства любви к нему, заботясь о его спасении (См.5 И приказал царь Иоаву и Авессе и Еффею, говоря: сберегите мне отрока Авессалома. И все люди слышали, как приказывал царь всем начальникам об Авессаломе. 2Цар 18:5). И хотя со слезами и рыданиями говорил Давид, но всё же ужасающая нечестивость сына его была достойна смерти; и его надменный и злой дух отправился в подобающее ему место. Народ Божий, который был прежде разделен тиранией Авессалома, признал теперь царя своего, и совершенство этого нового единения послужило утешением в горе отцу, лишившемуся сына.
Послания. Сl. 0262, 204.57/2.318.2.
Стих 33
Давид, претерпевший от своего нечестивого и непокорного сына подобное поругание, не только равнодушно перенес оное, но и горько оплакивал смерть сего неистового сына. Ибо не чувство плотской ревности и собственной обиды, но мысль о грехах сына тяготила сердце сего родителя. Потому-то в случае победы Давид запретил умерщвлять Авессалома, дабы по укрощении его дать ему возможность покаяться; но как сего не случилось, то Давид горько плакал — не о том, что лишился сына, но о том, сколь тяжким наказаниям должна подвергнуться душа, столь преступная и отцеубийственная. Ибо, прежде сего, смерть другого сына, который вовсе не был виновен, и болезнь коего сильно печалила отцовское сердце, Давид однако же не оплакивал.
Источник: Христианская наука или Основания Герменевтики и Церковного красноречия, 3.30.