я видел слезы угнетенных, но у них нет утешителя; сила на стороне их угнетателей, а у них нет утешителя.
Толкование Далласской семинарии
Еккл 4:1−3. Общие рассуждения о суетности человеческого существования сменяются у Екклесиаста указанием на конкретные факты бытия, которые, «оправдывая» эти рассуждения, не могут не вызывать нравственного возмущения, не приводить в отчаяние. Это прежде всего насилие, царящее в человеческом обществе, все виды угнетения сильными бессильных, которые проливают слезы, но и утешителя не имеют. Видя это, Екклесиаст мертвых почел счастливее живых (И ублажил я мертвых; стих 2), а еще более счастливыми — тех, кому вовсе не пришлось родиться и, значит, не видевших злых дел, какие делаются под солнцем.
Едва ли следует понимать стих 2 как выражение решительного предпочтения бытию небытия (сравните со сказанным Екклесиастом в 9:4, что «и псу живому лучше чем мертвому льву»). Скорее это всплеск отвращения и печали, охвативших впечатлительного человека с чуткой совестью (сравните с Иер 20:18).
3. И ТРУД БЫВАЕТ ВО ЗЛО, И ПЛОДЫ ЕГО НЕ ВСЕГДА РАДУЮТ (4:4 — 6:9)
Еккл 4:4−6. С горечью замечает Екклесиаст что и труд ради благополучия дома своего, тем более всякий успех в делах не одни лишь радости приносят, но — сеют между людьми зависть, служа причиной вражды и зла. По-видимому, глупый в стихе 5 это тот, кто сам, чуждый трудолюбию, лишь проникается недобрым чувством к трудолюбивому соседу.
Он предпочитает сидеть сложа руки, снедаемый завистью и злостью. И снова следует вывод о превосходстве «малых» стремлений и достижений над «большими», потому что в первом случае доступно наслаждение покоем, а во втором лишь попусту «гонишься за ветром» («томление духа» синонимично «погоне за ветром»).
Еккл 4:7−12. Автор размышляет о трагедии одиночества, о бессмысленности труда, когда некому оставить «плоды» его. Между тем, нередко люди и в этом случае не дают себе покоя, движимые нерассуждающей жадностью: нет конца… трудам их, и глаз их не насыщается богатством. Что это, как не суета и недоброе дело! — восклицает Екклесиаст Куда лучше чем иметь такое богатство, продолжает он, не быть одному, но иметь кого-то другого: сына… брата… товарища.
Вместе люди и трудятся успешнее, и в горе в состоянии поддержать один другого. Им и спать тепло… И если кто-то нападет на одного из них, то, будучи вдвоем, они устоят против нападающего. Таков, по-видимому, смысл стиха 12. В последней фразе его, возможно, содержится мысль о том, что если двоим лучше, нежели одному (стих 9), то быть втроем еще лучше.
Еккл 4:13−16. Смысл этих стихов, звучащих не вполне ясно, — в том, что и слава и известность, и власть — непостоянны и, следовательно, суетны. Вкратце содержание их может быть передано так: умный юноша занимает трон старого неразумного царя, переставшего прислушиваться к советам своих приближенных. Юноша этот, который родился в бедности и сидел за что-то в темнице, вышел из низов общества. Будучи безвестным, он сумел, однако, привлечь на свою сторону множество народу (стих 16).
Но слава и власть его — тоже (как и у «старого неразумного царя») не продолжительны: «те, кто придут позже» (через несколько лет или в следующем поколении) ни к нему ни к тем, которые возвели его на трон («были перед ним»; стих 16), не станут испытывать добрых чувств (не порадуются им). Многие богословы, комментируя эти стихи, пытались опереться на те или иные конкретные параллели в еврейской истории, но более вероятно, что Екклесиаст «берет» возможную историческую ситуацию, чтобы на ее примере показать нестойкость и преходящность любого человеческого счастья. Истина, высказанная в стихе 13, не опровергается дальнейшими рассуждениями Екклесиаста, но и не развивается в них, поскольку смысловое ударение в стихах 14−16 он переносит на суетность честолюбия и властолюбия.
Еккл 4:17. Следуют несколько советов и наставлений, вытекающих из наблюдений Екклесиаста над жизнью. Но первый, которым заканчивается эта глава, отличается по своей направленности от последующих: в нем Екклесиаст говорит о необходимости уже по дороге в дом Божий настраиваться на истинное благочестие, более помышляя о благоговейном слушании в храме нежели о формальном жертвоприношении. Судя по другим переводам этого текста, оно названо здесь «жертвоприношением глупцов», которое совершается не в знак веры и покаяния, а бездумно; поступающие так не понимают, что худо делают, и что их жертва уподобляется «жертве нечестивых, которая есть мерзость пред Господом» (Притч 21:27).