По Матфею 7 глава

Евангелие по Матфею
Открытый перевод → Библия говорит сегодня

Открытый перевод

1 Не судите — и не будете судимы:
2 каким судом судите, таким будете судимы вы, и какой мерой мерите, такой будет отмерено вам.
3 Почему щепку в глазу брата ты видишь, а бревна в своём глазу не замечаешь?
4 Что же ты говоришь брату: «Дай я выну у тебя из глаза щепку», — в твоём-то глазу бревно?!
5 Лицемер! Ты сперва вынь у себя из глаза бревно — и тогда ясно увидишь, как вынуть щепку из глаза у брата.
6 Не давайте святое собакам и не сыпьте свой жемчуг свиньям: они станут его топтать, а затем повернутся и растерзают вас.
7 Просите — и вам будет дано, ищите — и вы найдёте, стучите — и вам откроют.
8 Ибо всякий, кто просит, — получает, и кто ищет — находит, и тому, кто стучит в дверь, откроют.
9 Разве есть среди вас человек, который дал бы сыну камень, когда тот попросит хлеба,
10 или дал бы ему змею, когда тот попросит рыбы?
11 Если даже вы, будучи злыми, умеете давать хорошее своим детям, то тем более ваш Небесный Отец даст хорошее тем, кто просит у Него!
12 Как вы хотите, чтобы поступали с вами люди, так и вы поступайте с ними во всём: это и есть Закон и Пророки.
13 Входите тесными воротами. Широки ворота и просторна дорога, что ведут к гибели, и многие ими проходят.
14 Как тесны ворота и узка дорога, что ведёт в жизнь, — лишь немногие её находят!
15 Остерегайтесь лжепророков, которые приходят к вам под личиной овец, а на деле они — хищные волки!
16 Вы узнаете их по плодам. Разве собирают с терновника виноград или с чертополоха — инжир?
17 Хорошее дерево даёт хорошие плоды, а гнилое — плохие.
18 Хорошее дерево не приносит плохих плодов, а гнилое — хороших.
19 Всякое дерево, не приносящее хороших плодов, срубают и бросают в огонь.
20 Вот и их вы узнаете по плодам.
21 Не всякий, кто говорит Мне: «Господин, господин мой!» — войдёт в Небесное Царство, а лишь тот, кто исполняет волю Отца Моего Небесного.
22 Многие мне скажут в тот день: «Господин, господин наш! Разве не Твоим именем мы пророчествовали? Разве не Твоим именем мы изгоняли демонов? Не Твоим именем совершали многие деяния?»
23 Но Я скажу им прямо: «Я никогда не знал вас. Идите от Меня прочь — все, кто делает зло25
24 Всякий, кто слушает Мои слова и следует им, будет похож на того разумного человека, что построил себе дом на камне.
25 И хлынул дождь, и разлились реки, и дунули ветры, но и под этим натиском дом не рухнул, потому что стоял на камне.
26 А всякий, кто слушает Мои слова, но не следует им, будет похож на того глупца, что построил себе дом на песке.
27 И хлынул дождь, и разлились реки, и дунули ветры — и дом рухнул, и падение его было ужасным!»
28 Когда Иисус закончил Свою речь, народ был в изумлении от Его учения,
29 ибо Он учил их как имеющий власть, а не так, как их книжники.

Библия говорит сегодня

Взаимоотношения христианина со своими братьями и со своим Отцом. Ев. Мф 7:1−12

Глава 7 состоит из нескольких обособленных параграфов. Связь их друг с другом не очевидна. Да и глава в целом не связана напрямую с предыдущей. Многие комментаторы заключают, таким образом, что Матфей сам собрал эти отрывки, вырвав их из контекста, и, похоже, выполнил эту работу несколько неудачно. Но достаточных оснований для такого заключения нет. Связующая тема, которая проходит сквозь главу, касается взаимоотношений. Вполне логично, что, описав христианский характер, влияние, праведность, благочестие и стремление, Иисус сосредоточил, наконец, наше внимание на взаимоотношениях. Ибо христианская контркультура — дело не индивидуальное, а общественное, и взаимоотношения в сообществе, а также между сообществом и личностью, являются весьма важными. Итак, в Матфее 7 дано краткое описание системы взаимоотношений, в которую мы вовлечены, как последователи Иисуса. Они могут быть изложены следующим образом:

1) взаимоотношения с нашим братом, в глазу которого мы можем увидеть сучок и которому мы обязаны помогать, а не судить его (ст. 1−5);

2) с группой, ужасно названной «псами» и «свиньями». Они также люди, но такова уж их животная натура, что нам не рекомендуется делиться с ними Евангелием Божьим (ст. 6);

3) с Отцом нашим Небесным, к Которому прибегаем в молитве, уверенные, что Он даст нам только «благо» (ст. 7−11);

4) со всеми вообще: Золотое правило руководит нашим к ним отношением и поведением (ст. 12);

5) с нашими попутчиками, идущими с нами узким путем (ст. 13−14);

6) с лжепророками, которых мы должны узнавать и опасаться (ст. 15−20);

7) с Господом нашим Иисусом, учение Которого мы призваны слушать и исполнять (ст. 21−27).

1. Наше отношение к своему брату (ст. 1−5)

Иисус не предполагает, что христианская община будет совершенной. Наоборот, Он знает, что будут возникать скандалы, которые породят напряженность, проблемы во взаимоотношениях. Как же вести себя христианам, в частности, по отношению к оступившемуся ближнему? Дает ли Иисус какие-либо указания По поводу дисциплины в Своей общине? Да, в подобной ситуации Он запрещает два альтернативных пути, а затем рекомендует третий, лучший, более «христианский» путь.

А. Не должно христианину быть судьей (ст. 1−2).

Слова Иисуса «не судите, да не судимы будете» хорошо известны, но часто понимаются неверно. Прежде всего, мы должны отвергнуть основанную на этом стихе веру Толстого в то, что «Христос полностью запрещает любой человеческий суд» и что Он «ничего иного не мог иметь в виду под этими словами» [Толстой, с. 331.]. Но запрет Иисуса, скорее всего, касается не того, о чем говорит Толстой, ибо контекст относится не к судьям в судах, а к взаимной ответственности друг перед другом.

Далее, повеление Господа нашего «не судить» нельзя понимать как приказ подавить наше стремление к критике и закрыть глаза на ошибки людей (предпочитая их не замечать), другими словами, отказаться различать добро и зло. На каком основании мы делаем подобные выводы? Отчасти потому, что поведение подобного рода было бы лицемерием, а мы знаем о Его любви к искренности и ненависти к лицемерию. Отчасти же потому, что это противоречит природе человека, созданного по образу Божьему, а следовательно, наделенного способностью выносить верные суждения. А также потому, что большая часть учения Христа в Нагорной проповеди основана на допущении, что мы будем (и даже должны) использовать свои критические способности. Например, мы неоднократно слышали Его призыв отличаться от мира своей праведностью, превосходящей праведность фарисеев, любовью, благочестием, целями. Но для того чтобы выполнить это, мы должны уметь оценить поступки других и убедиться, что мы превзошли их. И потом, в Евангелии от Матфея 7 за наказом «не судить» других следуют два дальнейших: избегать давать «святыню» псам, или бисер свиньям (ст. 6), и остерегаться лжепророков (ст. 15). Ни один из этих наказов нельзя будет выполнить, не используя наши способности выносить критические суждения. Ибо для того, чтобы определиться в своем отношении К «псам», «свиньям» и «лжепророкам», мы должны будем сначала распознать их.

Если же Иисус не отменял судов и не запрещал критики, что имел Он в виду, когда сказал «не судите»? «Критиканство»! Последователь Иисуса является «критиком» в том смысле, что он использует свои способности, чтобы различать и делать выводы, но он не является «судьей» в смысле критиканства. Критиканство — грех, состоящий из нескольких неприятных составляющих. Во-первых, это означает жестко осуждать людей. Такой критик относится к другим людям негативно и деструктивно, ему нравится выискивать их промахи. Он видит лишь наихудшие из возможных мотивов.

Хуже того, быть критиканом — значит вести себя подобно цензору и выносить суждения о своих близких, претендуя на компетентность и авторитетность своего мнения. Поступая таким образом, я и сам играю, и окружающих заставляю играть ложную роль. Когда же стали они мне подотчетными слугами? И с какого же времени я их господин и судья? Как писал к римлянам Павел, применяя эту истину (7:1) к их ситуации: «Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он или падает» (Рим 14:4). Павел также применяет эту истину к себе, когда его окружили враждебно настроенные клеветники: «Судия мне Господь. Посему не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1Кор 4:4−5). Павел подчеркивает в этих стихах простую, но важную мысль — человек не Бог. Ни один человек не может быть судьей своим _ближним, так как мы не можем читать в сердце другого или оценивать мотивы его поступков. Осуждать — значит пытаться предвосхитить судный день, узурпировать власть божественного Судьи, другими словами, — пытаться играть роль Бога.

Мы не только не являемся судьями, но и сами находимся среди подсудных и нас будут судить с большей строгостью за то, что мы осмеливаемся судить Других. «Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». По-моему, все здесь предельно ясно. Если мы изображаем судей, мы не можем ссылаться не незнание закона, который, по нашим словам, способны применять. Если нам нравится занимать судейское кресло, то мы не должны удивляться, оказавшись на скамье подсудимых. По выражению Павла: «Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого; ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» (Рим 2:1; см.: Иак 3:1).

Подводя итоги, можно сказать, что заповедь «не судите» — это не требование быть слепым, а призыв быть великодушным. Иисус не говорит нам прекратить быть людьми (подавляя наш критический разум, отличающий нас от животных), но отказаться от самонадеянной попытки быть Богом (выступая в роли судей).

Б. Христианин не должен быть лицемером (ст. 3−4).

Иисус произносит теперь Свою, знаменитую маленькую притчу о «инородных телах» в человеческих глазах: сучках и бревнах, или палках. Джеймс-Моффатт называл их «занозой» и «доской». Ранее Иисус указывал на наше лицемерие по отношению к Богу, когда мы показываем наше благочестие перед людьми, чтобы они нас видели; теперь же он указывает на наше лицемерие по отношению к другим: пристально рассматривая их мелкие грешки, мы отказываемся иметь дело с собственными более серьезными ошибками. Вот и другая причина, почему мы не можем быть судьями: не только потому, что мы слабые человеческие существа (а не Бог), но и потому, что мы люди падшие. Падение всех нас сделало грешниками. Поэтому мы не в состоянии судить наших ближних, грешников; как судьи мы дисквалифицированы.

Крайне смешно видеть человека, пытающегося совершить тонкую операцию по удалению соринки из глаза своего друга, в то время как огромная доска полностью закрывает его собственные глаза. Однако когда мы сами пытаемся сделать то же самое, то не всегда понимаем юмор положения. Мы подвержены фатальной склонности преувеличивать ошибки других и преуменьшать тяжесть своих собственных. Невозможно, сравнивая себя с другими, быть строго объективными и беспристрастными. Наоборот, мы способны резко осуждать в других ошибки, свойственные и нам самим, испытывая при этом удовольствие от осознания своей праведности, а не боль раскаяния. Итак, «лицемер» (ст. 5) — это ключевое слово. Более того, этот род лицемерия наиболее неприятен, так как видимый акт доброты (извлечение соринки из глаза ближнего) становится средством для раздувания собственного эго. Осуждение, как пишет А. Б. Брюс, является «фарисейским пороком, возвеличивание себя путем унижения других — крайне дешевый путь достижения морального превосходства» [Брюс, с. 128.]. Притча о фарисее и мытаре являлась комментарием Самого Господа на это извращенное отношение. Он сказал ее «к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других» (Лк 18:9). Фарисей сделал неточное сравнение, преувеличивая как свою собственную добродетель, так и порок мытаря.

Нам нужно применять к самим себе такой же строгий критерий, какой мы применяем к другим. «Ибо, если бы мы судили сами себя, — писал Павел, — то не были бы судимы» (1Кор 11:31). Мы бы не только избежали Божьего осуждения, но могли бы смиренно и великодушно помогать ошибающемуся брату. Лишь удалив прежде бревно из своего собственного глаза, мы будем ясно видеть, как удалять сучок из его глаза.

В. Христианин должен быть братом (ст. 5).

Некоторые предполагают, что в этой притче Иисус запрещает нам действовать подобно моральным или духовным окулистам и залезать в глаза другим людям, а вместо этого советует заниматься своими собственными делами. Это не так. Тот факт, что критиканство и лицемерие нам запрещены, не означает, что мы освобождены от взаимной братской ответственности. Наоборот, позже Иисус учил, что, если брат наш согрешает против нас, первым нашим долгом (которым обычно пренебрегают) является «пойти и обличить его…» (Мф 18:15). Здесь на нас возложено то же обязательство. Конечно, если в нашем собственном глазу находится инородное тело больших размеров, мы не должны вмешиваться. Но в других обстоятельствах Иисус явно призывает нас поправлять и корректировать поведение нашего брата. Поскольку мы уже имели дело с проблемами собственных глаз, то мы ясно увидим, как помочь ему. Даже немного грязи в его глазу справедливо называется «инородным» телом. Это всегда нечто чуждое, обычно болезненное и иногда опасное. Едва ли будет соответствовать принципу братской любви, если мы оставим ее там, не сделав попытки удалить.

Поэтому наша христианская обязанность состоит не в том, чтобы видеть сучок в глазу брата нашего, не замечая при этом бревна в собственном (ст. 3); еще менее в том, чтобы говорить брату своему: «Дай, я выну сучок из глаза твоего», не вытащив прежде бревна из своего собственного (ст. 4); она, скорее всего, в том, чтобы прежде вынуть бревно из своего собственного глаза, чтобы затем, обретя ясное зрение, мы смогли вынуть сучок из глаза брата нашего (ст. 5). Также очевидно, что Иисус не осуждает критику как таковую, но, скорее всего, такую критику, которая не сопровождается соответствующей самокритикой; не исправление как таковое, но корректировку других, возможную лишь после того, как мы исправились сами. Иисус дал высокий стандарт взаимоотношений для христианской контркультуры. Во всех наших отношениях с другими мы должны играть не роль судьи (становясь жесткими, суровыми и осуждающими) или лицемера (обвинять других, себя же прощать), а брата, который, заботясь о других, сначала обвиняет и исправляет самого себя, потом же пытается конструктивно помогать им. «Исправляй его, — сказал Златоуст, относя это к кому-то, кто согрешил, — но не как враг, не как противник, подвергающий наказанию, но как врач, дающий лекарство» [Златоуст, с. 345.], и более того — как любящий брат, пытающийся спасти и восстановить. Мы должны быть к себе критичны так же, как часто бываем по отношению к другим, и великодушны по отношению к другим так же, как всегда — по отношению к себе. Тогда мы предвосхитим Золотое правило, к которому подводит нас Иисус в стихе 12, и будем вести себя по отношению к другим так же, как бы мы желали, чтобы они вели себя с нами.

2. Наше отношение к «псам» и «свиньям» (ст. 6)

На первый взгляд, это странно слышать из уст Иисуса, особенно в Нагорной проповеди, сразу после Его призыва к конструктивным братским отношениям. Но Иисус всегда называл вещи своими именами. Его откровенность заставляла Его называть Ирода Антипу «лисицей», а лицемерных книжников и фарисеев «окрашенными гробами» и «порождениями ехидны» (Лк 13:32; Мф 23:27, 33). Здесь Он подтверждает, что существуют определенные люди, действующие подобно Животным, которых вполне определенно можно назвать «псами» и «свиньями».

Этот контекст обеспечивает здоровый баланс. Если мы не должны «судить» других, выискивая в них недостатки строгим, осуждающим или лицемерным образом, то мы также не должны игнорировать их ошибки и делать вид, что все в порядке. Нужно избегать обеих крайностей. Святые не являются судьями, но также «святые не простаки» [Сперджен, с. 42.]. Если мы прежде удалим бревно из своего глаза, то сможем ясно увидеть, как убрать сучок из глаза брата своего, и тогда он (если он истинный брат в Господе) оценит нашу заботу. Но не каждый может быть благодарен за критику и исправление. Как сказано в Книге Притч: «Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя».

Кто же эти люди, названные «псами» и «свиньями»? Называя их так, Иисус не только указывает, что они скорее животные, чем люди, но и что они животные с дурными привычками. Псы, которых он имел в виду, это не хорошо ухоженные комнатные собачки, а дикие псы-парии, бродяги и дворняжки, кормящиеся на городской свалке. А свиньи считались у евреев нечистыми животными, не говоря уж об их любви к грязи. Позже Апостол Петр упоминает их, называя вместе две пословицы: «Пес возвращается на свою блевотину» и «Вымытая свинья идет валяться в грязи» (2Пет 2:22). Замечание относится к тому факту, что неверующие, природа которых не была обновлена, обладают жизнью физической, или животной, но не духовной, или вечной. Вспомним также, что евреи называли отверженных язычников «собаками» (см.: Мф 15:26−27; Флп 3:2; Откр 22:15). Но, конечно же, христиане не относятся к нехристианам так презрительно. Поэтому нам надо глубже проникнуть в суть того, что имел в виду Иисус.

В Его заповеди сказано не давать «святыни псам» и «не бросать нашего бисера перед свиньями». Эта картина понятна. Еврей никогда не даст «святой» пищи (возможно, перед тем принесенной в жертву) нечистым псам. Также он никогда и не помыслит бросать жемчуг свиньям. Не потому, что они нечисты, но они могут спутать жемчуг с орехами или горохом, попытаются его есть и тогда — найдя его несъедобным — потопчут его ногами и даже нападут на того, кто дал им это. Но в чем же все-таки значение этой притчи? Что это за «святыня», и что такое «жемчуг»? Некоторые из ранних Отцов церкви думали, что имеется в виду Евхаристия, и делали вывод, что неверующих, некрещенных, нельзя допускать к причастию [Например, в IX главе Дидахе (документ, возможно, начала II века) есть такое указание: «Никто же да не ест и не пьет от вашей Евхаристии, кроме крещенных во имя Господне; ибо о этом сказал Господь: «не давайте святыни псам».]. И хотя они, несомненно, были правы, но вряд ли именно это имел в виду Иисус. По-моему, лучше проследить связь с «драгоценной жемчужиной» из той притчи, в которой говорится о Царстве Божьем (Мф 13:46) или о спасении, и шире — о Евангелии. Однако не стоит делать поспешных выводов и утверждать, что Иисус запрещал нам проповедовать Евангелие неверующим. Это противоречит всему учению Нового Завета и Великому поручению, которым оканчивается Ев. Мф.: «Идите, научите все народы». Крайние последователи кальвинизма использовали подобный вывод как аргумент против евангелизации, хотя сам Кальвин настаивал, что наш долг «представлять учение о спасении без различия всем» [Кальвин, с. 349.].

Поэтому «псы» и «свиньи», с кем нам запрещается делиться Евангелием, это не просто неверующие. Это, скорее, те, у кого была достаточная возможность слышать и принять Благую весть, но кто сознательно — даже с вызовом — отверг ее. «Нужно понимать, — мудро продолжал Кальвин, — что псами и свиньями называются не всякие развратники, или те, кто лишен страха Божьего и истинной набожности, но те, кто совершенно очевидно выказал явное презрение к Богу, так что их болезнь оказывается неизлечимой» [там же, с. 349.]. Златоуст использует похожее выражение, так как он «псами» называет людей, «живущих в неисцелимом богоотступничестве» [Златоуст, с. 348.], а в наши дни профессор Джеремиас назвал их «теми, кто полностью предался порочным путям» [Джеремиас, «Надежда, данная Иисусом народам». — Jesus Promise to the Nations (1953; SCM, 1958), p. 20.].

Дело в том, что бессмысленно продолжать провозглашать Евангелие людям, которые отвечают на это лишь презрением и даже богохульством. Вспомните, как Иисус посылал на служение двенадцать, наделив их Своим авторитетом. Он предупредил их, что в каждом городе и доме, которые они посетят, некоторые будут восприимчивыми, или «достойными», другие же отвергнут их. «А если кто не примет вас и не послушается слов ваших, — продолжал Он, — то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших» (Мф 10:14 = Лк 10:10−11).

Апостол Павел тоже следовал этому принципу в своей миссионерской работе. Во время своего первого путешествия он и Варнава сказали иудеям, «противоречившим» их учению в Антиохии Писидийской: «Вам первым надлежало быть проповедану слову Божию; но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращается к язычникам». А когда изгнали их из города, они, «отрясши на них прах от ног своих, пошли в Иконию» (Деян 13:44−51). Почти то же случилось в Коринфе во время второго миссионерского путешествия. Поскольку иудеи противились и злословили его, Павел, «отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам» (Деян 18:5−6). И в третий раз Павел прореагировал так же, когда в Риме знатнейшие из иудеев отвергли Евангелие. «Итак да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат», — сказал он (Деян 28:17−28).

Таким образом, наше христианское свидетельство и евангельская проповедь не должны быть обращены ко всем без разбору. Если у людей было множество возможностей слышать истину, но они на нее не ответили, если они упрямо поворачиваются спинами к Христу, если, другими словами, они сами начинают играть роль «псов» и «свиней», мы не должны продолжать заниматься ими, ибо тогда мы обесцениваем Евангелие Божье, позволяя им попирать его ногами. Что может быть более порочным? В то же время, трудно принять решение оставить людей — это очень серьезный шаг. Из своего опыта я могу вспомнить лишь об одном или двух случаях, когда я был уверен, что поступаю правильно. Применять это учение Иисуса можно лишь в исключительных ситуациях. Наша христианская обязанность заключается в том, чтобы терпеливо переносить других, как Бог переносил нас.

3. Наши отношения с Отцом Небесным (ст. 7−11)

Кажется естественным, что Иисус переходит от взаимоотношений с нашими ближними к взаимоотношениям с нашим Отцом Небесным, тем более что нам трудно выполнять христианские обязанности (не судить других, не метать бисер перед свиньями и быть готовыми к помощи, не лицемеря) без божественной помощи.

А. Обетования Иисуса.

Это не первое упоминание о молитве в Нагорной проповеди. Сначала Иисус предостерегал нас против фарисейского формализма, затем дал нам собственную молитву в качестве образца. Теперь Он активно призывает нас молиться, давая нам очень милостивые обетования. Ибо «ничто так не способствует молитве, нежели полная уверенность, что мы будем услышаны» [Кальвин, с. 351.]. «Он знает, что мы робки и застенчивы, что мы чувствуем себя недостойными и неспособными представлять нужды наши Богу… Мы думаем, что Бог столь велик, а мы столь ничтожны, и не осмеливаемся молиться… Поэтому Христос хочет помочь нам избавиться от робости, удалить наши сомнения, чтобы мы шли вперед уверенно и смело» [Лютер, с. 234.].

Иисус методично повторяет Свои обетования, словно пытается отпечатать их в нашей память. Во-первых, Его обетования связаны с прямыми повелениями: просите… ищите… стучите… (ст. 7). Возможно, они сознательно распределены по степени важности. Ричард Гловер говорит, что ребенок, если мать его находится поблизости, просит; если нет, он ищет; если же она не, видна ему, он стучит [Гловер, с. 70.]. Как бы то ни было, все три глагола — императивы настоящего времени, они указывают на настойчивость, с которой мы обращаемся с просьбами к Богу. Во-вторых, обетования выражаются в общих утверждениях: «ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (ст. 8).

В-третьих, Иисус иллюстрирует Свои обетования примером, взятым из домашней жизни (ст. 9−11) — Он рассматривает ситуацию, которая всем Его слушателям хорошо известна: ребенок, приходящий с просьбой к своему отцу. Если он просит хлеба, то есть нечто насущно необходимое (хлеб или рыбу), получит ли он вместо того нечто вредное для него или даже несъедобное (ядовитую змею)? Конечно же нет! Родители, даже если они злы, т. е. эгоистичны по природе, все же любят своих детей и дают им лишь хорошее. Заметьте, что Иисус здесь принимает, даже подтверждает, присущую человеческой природе греховность. В то же время Он не отрицает, что злые люди способны делать добро. Наоборот, злые родители дают нечто хорошее своим детям, ибо «Бог вливает в сердца их частичку Своей доброты» [Кальвин, с. 353.]. Иисус говорит здесь, что даже если такие люди творят добро, следуя благородным инстинктам и заботясь о своих детях, они не перестают быть злыми по природе своей.

Итак, сила притчи заключается скорее в противопоставлении, нежели в сравнении Бога и людей. Это еще один аргумент a fortiori («насколько больше»): если человеческие родители (хотя и злые) знают, как делать добро своим детям, насколько же больше желание Небесного Отца нашего (Который абсолютно добр) дать «блага просящим у Него» (ст. 11). «Что может быть больше того, что Он им уже дал, а именно, — гарантировал, что они будут Его детьми?» [Августин, 11:16.] Несомненно, молитвы наши преобразуются, когда мы вспоминаем, что Бог, к Которому мы приходим, это «Авва, Отче», бесконечно благой и добрый.

Профессор Джеремиас так прокомментировал это нововведение Иисуса. Он пишет, что с помощью своих ассистентов он внимательно исследовал «молитвенную литературу древней Иудеи — огромную, богатую литературу, слишком мало исследованную», но «нигде в этой обширной литературе не нашел, чтобы к Богу обращались Авва… Авва было повседневным словом, домашним, семейным словом. Ни один иудей не осмелился бы обращаться к Богу таким образом. Иисус же всегда это делал… и разрешил ученикам Своим употреблять слово Авва» [Джоахим Джеремиас, «Молитвы Иисуса». — Joachim Jeremias, The Prayers of Jesus (SCM, 1967), p. 96−97.]. Что может быть проще этой концепции молитвы? Если мы Христовы, то Бог — наш Отец, мы дети Его, и молитва доходит до Него вместе с нашими просьбами. Проблема в том, что для многих из нас это кажется слишком просто, даже примитивно. В своем стремлении все усложнять мы не можем поверить, что все так просто, тем более это совсем не совпадает с нашим опытом. Поэтому от Христовых молитвенных обетовании мы обращаемся к своим молитвенным проблемам.

Б. Проблемы, созданные людьми.

Не в силах принять простоту обетования Иисуса «просите, и дано будет вам; ищите, и найдете», люди высказывают некоторые возражения против молитвы, которые мы и рассмотрим.

1) Не стоит зря беспокоить Бога.

Это утверждение основано на том, что, по мнению многих, Бог не нуждается в наших просьбах и Ему незачем принуждать нас к этому, ведь Сам же Иисус говорил, что Отец наш Небесный знает все наши нужды и в любом случае заботится о нас. Разве родители удовлетворяют нужды своих детей только тогда, когда те их просят об этом?

Но мы должны обращаться к Богу со своими нуждами не потому, что Он ничего не знает и ждет, пока мы проинформируем Его, и не потому, что Его надо в чем-то убеждать. Причина находится в нас, а не в Нем; вопрос не в том, готов ли Он давать, а в том, готовы ли мы принимать. Итак, в молитве мы не столько «уговариваем» Бога, сколько убеждаем себя подчиниться Богу. Конечно, приемы «уговаривания Бога» часто используются в молитве, но это лишь снисхождение к человеческой слабости. Иаков «убеждал Бога», а случилось так, что Бог убедил его, Он привел Иакова на грань поражения, и тогда он смог принять благословение, которое все это время Бог жаждал дать ему.

Истина в том, что Отец Небесный не станет портить Своих детей и осыпать их подарками, не учитывая их желаний и готовности к этому. Он всегда ждет, пока мы не осознаем свою нужду и не обратимся к Нему в смирении. Поэтому Он и говорит: «Просите, и дано будет вам», именно поэтому Иаков добавляет: «Не имеете, потому что не просите» (Иак 4:2). Подобная молитва — это тот самый путь, который избрал для нас Сам Бог, чтобы мы могли выразить таким образом нашу осознанную нужду в Нем и нашу смиренную зависимость от Него.

2) Можно обойтись и без молитвы.

Это второе возражение проистекает более из опыта, нежели из богословия. Мыслящие христиане оглядываются вокруг и видят множество людей, превосходно обходящихся без молитвы. И даже кажется, что без молитвы они получают то же самое, что мы получаем с молитвой. Они получают необходимое, работая, а не молясь о том. Фермер получает хороший урожай трудом, а не молитвой. Мать получает своего ребенка с медицинской помощью, а не молитвенной. Семья сводит баланс своего бюджета с помощью заработка отца и, возможно, других доходов, но не молитвой. У нас может возникнуть искушение сказать: это доказывает, что молитва ни на что не влияет; не стоит зря колебать воздух.

Но погодите минутку! Прежде чем размышлять над этим вопросом, нам необходимо понять различие между дарами Бога как Создателя и дарами Его как Отца, или, другими словами, между дарами творения и дарами искупления. Совершенно верно, определенные дары (урожай, детей, пищу, жизнь) Он дает независимо от того, молятся люди или нет, верят они или нет. Он дает всему жизнь и дыхание. Он посылает дождь с небес и время для сбора урожая всем. Он заставляет солнце Свое всходить равно над злыми и добрыми (Мф 5:45). Он «посещает» мать, когда она зачала и позже рождает. Ни один из этих даров не зависит от того, признают или нет люди своего Создателя и молятся ли Ему.

Но Божьи дары искупления существенно отличаются от даров творения. Бог не одаряет спасением всех одинаково, но Он «богат для всех, призывающих Его. Ибо «всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Рим 10:12−13). То же относится к благословениям после спасения, «благам», которые, как говорит Иисус, Отец уделяет детям Своим. Здесь Он подразумевает не материальные блага, а духовные — ежедневное прощение, избавление от зла, мир, возрастание в вере, надежде и любви, — внутреннюю работу Духа Святого как всемерное благословение Божье — именно так отзывается Лука о «благах» (Мф 7:11 = Лк 11:13). Об этих дарах мы обязательно должны молиться.

Молитва Господня, которой Иисус учил ранее в Нагорной проповеди, сводит воедино оба рода даров, ибо «хлеб насущный» — это дар творения, «прощение» же и «избавление» — это дары искупления. Почему же они объединены в одной молитве? Возможно, ответ таков. Мы молимся о хлебе насущном не потому, что боимся остаться голодными (ибо миллионы получают свой насущный хлеб без всякой молитвы), но так как мы знаем, что он дается Богом и что мы, дети Его, должны регулярно признавать свою физическую зависимость от Него. А о прощении и избавлении мы молимся потому, что эти дары даются только в ответ на молитву, и мы знаем также, что без них мы пропадем. Так что молитва крайне необходима.

3) Молитва неэффективна.

Третья проблема связана со второй. Люди утверждают, что молитва не нужна, так как Бог дает и тем, кто не просит, и что неэффективна, так как многим просящим Он не дает. «Я молился о том, чтобы выдержать экзамен, но провалился. Я молился об исцелении от болезни, но стало еще хуже. Я молился о мире, но весь свет наполнен шумом войны. Молитва не действует!» Молитва, оставшаяся без ответа, — эта проблема хорошо известна многим.

Чтобы разобраться в этой проблеме, необходимо помнить, что обетования Иисуса в Нагорной проповеди не являются безусловными. Краткое размышление убедит нас в этом. Абсурдно предполагать, что обещание «просите, и дано будет вам» является абсолютным залогом без всяких условий; что «стучите, и отворят вам» равносильно словам «Сезам, откройся» для любой запертой двери без исключения; и что со взмахом молитвенной волшебной палочки исполнение каждого желания гарантируется и любая мечта сбывается. Подобная позиция смешна. Это бы превратило молитву в магию, молящегося — в мага, подобного Аладдину, а Бога — в нашего слугу, который постоянно должен исполнять наши повеления, как джин Аладдина, стоит нам лишь потереть нашу молитвенную лампочку. Какая неимоверная ответственность легла бы тогда на плечи христианина, если бы он наверняка знал, что получит все, о чем попросит! «Если бы, — пишет Алек Мотиер, — Бог был бы обязан давать все, о чем мы просим, да еще в нужные нам сроки, то я ни за что бы не стал молиться, так как я не слишком верю в свою собственную мудрость, чтобы просить Бога о чем-либо; и мне кажется, если вы над этим поразмыслите, то согласитесь со мной. Это невыносимая тяжесть для хрупкой человеческой мудрости. Как можно вынести эту ношу?» [Алек Мотиер, «Пособие по изучению послания Иакова». — Alec Motyer, Studies in Epistle of James (New Mildmay Press, 1968), p. 88.]

Можно изложить дело таким образом: будучи благ, Отец наш Небесный одаряет Своих детей лишь благами; будучи также мудрым, Он знает, какие дары хороши и какие нет. Мы уже слышали, как Иисус говорит, что родители никогда не дадут камень или змею своим детям, просящим хлеба или рыбы. Но что, если бы дети (по незнанию или глупости) действительно попросили бы камень или змею? Что тогда? Несомненно, крайне безответственный родитель мог бы удовлетворить просьбу ребенка, но подавляющее большинство родителей будут достаточно мудрыми и любящими в подобной ситуации. Наверняка, наш Отец Небесный никогда не даст нам ничего вредного, даже если мы будем об этом просить настойчиво и неустанно, по той простой причине, что Он одаряет детей лишь «благами». Поэтому, если мы просим о вещах, которые не хороши (либо сами по себе, либо для нас или других, прямо или косвенно, сейчас или в будущем), то Он отвергает подобные просьбы; и лишь Ему известна истина. Мы можем поблагодарить Бога, что удовлетворение наших нужд зависит от условий — не только от того, просим ли мы, ищем и стучим, но также от того, хорошо ли то, чего мы жаждем, когда просим, ищем и стучим. Благодарение Богу за то, что Он отвечает на наши молитвы. Благодарение Богу за то, что Он иногда отвергает наши просьбы. «Я благодарю Бога, — пишет доктор Ллойд-Джонс, — что Он не собирается делать все, о чем я могу Его попросить… Я глубоко благодарен Богу за то, что Он не дал мне определенные вещи, о которых я просил, и что Он захлопнул определенные двери перед моим носом» [Ллойд-Джонс, с. 513.].

В. Уроки, которые мы можем извлечь.

Молитва звучит очень просто, когда этому учит Иисус. Попросту «просите… ищите… стучите…», и в каждом случае вы дождетесь ответа. Это, однако, обманчивая простота; за ней стоит многое. Во-первых, молитва предполагает знание. Так как Бог дает лишь в том случае, если это совпадает с Его волей, мы должны взять на себя труд определять Его волю — с помощью размышлений над Писанием, развивая тем самым христианский ум. Во-вторых, молитва предполагает веру. Одно дело — знать волю Божью; другое — смириться перед Ним и выразить свою уверенность в том, что Он способен сделать так, чтобы воля Его была исполнена. В-третьих, молитва предполагает устремленность. Мы можем знать Божью волю и верить, что Он ее исполнит, и все же не желать этого. Молитва — это главное средство, данное нам Богом для выражения наших глубочайших стремлений (см.: Рим 10:1). Именно поэтому повеления «просите — ищите — стучите» стоят в форме повелительного наклонения настоящего времени и расположены по возрастающей, чтобы испытать нашу настойчивость.

Итак, прежде чем просить, необходимо понять, что мы хотим и согласуется ли это с волей Божьей; мы должны верить, что Бог может дать это; и мы должны искренне хотеть принять этот дар. Тогда благодатные обетования Иисуса исполнятся.

4. Наше отношение ко всем людям (ст. 12)

Логика слова «итак», или «таким образом» (oun), которым начинается этот стих, недостаточно ясна. Его можно соотнести с предыдущим стихом и тогда предположить, что если Бог добр ко всем ищущим Его в молитве, то и Его дети также должны быть добры ко всем. Или это может относиться к повелению не судить, направленному против критиканства и лицемерия. Как бы то ни было, но Иисус повторял этот принцип в разное время и в различных ситуациях, а в версии Луки он следует сразу после трех маленьких иллюстраций, подкрепляющих заповедь любви к врагам (Лк 6:31). Конечно, эта любовь для нас недостижима без благодати Божьей. Именно любовь Свою как одно из благ дарует Он нам через Духа Своего Святого в ответ на наши молитвы (стих 11 = Лк 11:13).

Различные комментаторы отмечали, что Золотое правило можно найти — правда, всегда выраженное в отрицательной форме — в иных местах. Утверждают, например, что Конфуций сказал: «Не делай другим того, чего бы ты не желал, чтобы делали тебе»; и у стоиков было почти такое же выражение. В ветхозаветных апокрифах находим следующее: «Что ненавистно тебе самому, того не делай никому» [Тобит 4:15, НАБ — Tobit 4:15 NEB.]. Похоже, именно это цитировал знаменитый равви Гиллель ок 20 г. до Р. X., когда один из тех, кто хотел обратиться в иудаизм, попросил научить его всему Закону, стоя на одной ноге. Его соперник равви Шаммай не смог или не захотел ответить, а равви Гиллель сказал: «Что сам ненавидишь, никому не делай. В этом весь Закон; все прочее — лишь комментарий» [Зафиксировано в Талмуде: Шаббат 31а.].

Так как это наиболее известный пример параллелизма между иудейским Талмудом и Нагорной проповедью, попробуем его прокомментировать дальше. Некоторые зашли так далеко, что утверждают, будто все, содержащееся в проповеди, есть также и в Талмуде, и гораздо больше. Профессор Джеремиас отвечает на это следующим образом: «Дело именно в том, что в Талмуде находится «гораздо больше» и нужно искать зерно среди огромного количества шелухи, ничтожное золотое зернышко, которое можно было бы сравнить со словами Нагорной проповеди» [Джеремиас, с. 10.]. Альфред Эдерсхайм, писавший примерно в конце прошлого века, был даже более откровенен. Он соглашается с тем, что в Талмуде есть «мудрость и логика, быстрота и готовность, искренность и рвение», но в то же время Талмуд и Новый Завет «противоположны по духу и сути». А именно, «в общем и целом, он не только совершенно недуховен, но и антидуховен» [Альфред Эдерсхайм, «Жизнь и эпоха Иисуса-Мессии», 1 (Лонгманс, 1883), с. 525. — Alfred Eddersheim, The Life and Times of Jesus the Messiah, I (Longmans, 1883), p. 525 f.].

Вернемся к Золотому правилу. Существует действительно огромная разница между негативной и даже недоброжелательной формулировкой Гиллеля («Что сам ненавидишь, не делай другим») и позитивной инициативой, содержащейся в инструкции Иисуса («Делай другим то, что ты хочешь, чтобы делали тебе»). Даже тогда это могло прозвучать, как сниженная норма, подобно выражению «Люби ближнего своего, как самого себя». В действительности же это высокая норма, так как самолюбие — мощная сила в нашей жизни. Эдерсхайм называл такую любовь к ближнему «наибольшим приближением к абсолютной любви, на которую способна человеческая природа» [там же, с. 535.].

Это также удивительно гибкий этический принцип. Собственный интерес часто ведет нас в наших делах; нужно позволить ему вести нас и в наших отношениях с другим. Все, что нам нужно, это, используя свое воображение, встать на место другого человека и спросить: «Как бы я хотел, чтобы со мной обходились в этой ситуации?» Как писал епископ Райл: «Это помогает избежать сотни трудностей… пропадает необходимость оперировать бесконечными маленькими правилами нашего поведения в каждом особом случае» [Райл, с. 66.]. Действительно, этот принцип имеет такое широкое применение, что Иисус мог бы добавить: «ибо в этом закон и пророки». То есть тот, кто ведет себя по отношению к другим так же, как бы он хотел, чтобы другие вели себя по отношению к нему, тот исполнил закон и пророков, по крайней мере в том, что касается любви к ближнему (см.: 5:17; Рим 13:8−10).

В начале этой главы мы отметили, что христианская контркультура включает в себя систему ценностей, рассчитанную не только на стиль жизни отдельной личности, но и на отношения в общине. А христианская община — это, по сути, семья — семья Божья. Возможно, наиболее сильно в нашем христианском сознании запечатлено осознавание Бога нашим Отцом, а наших ближних — христиан — нашими братьями и сестрами во Христе, хотя в то же время мы никогда не можем забыть свою ответственность перед теми, кто находится вне семьи и которых мы хотим ввести в нее.

Итак, в Мф 7:1−12 Иисус познакомил нас с этими основополагающими взаимоотношениями. В центре их находится Бог, наш Небесный Отец, к Которому мы идем, от Которого зависим и Который может дать детям Своим только доброе. Далее, есть наши братья по вере, и дух критиканства и дух лицемерия несовместимы с чувством христианского братства. Если наши сотоварищи-христиане — действительно братья и сестры наши в Господе, то мы можем относиться к ним только заботливо и конструктивно.

Что же касается находящихся вне семьи, существует крайний случай «псов» и «свиней», но это не типично. Это особая группа упрямцев, которые подобны собакам или даже свиньям в своем решительном отрицании Иисуса Христа. Мы должны их, к сожалению, оставить. Но если стих 6 — исключение, то стих 12 — это правило, Золотое правило. Оно преобразует наши действия. Если мы ставим себя на место другого и желаем ему того, что бы мы пожелали сами себе, мы никогда не будем подлыми, а всегда великодушными; никогда — жесткими, но всегда понимающими; никогда — жестокими, но всегда добрыми.

Отношения христиан к лжепророкам. Мф 7:13−20

Некоторые комментаторы утверждают, что важнейшая часть проповеди (или учения) Иисуса теперь закончена и со стиха 13 начинается заключение. Здесь Он еще раз, и даже сильнее, нежели прежде, подчеркивает необходимость выбора. «Входите тесными вратами», — начинает Он. То есть, сначала был намечен контраст между двумя видами праведности и набожности, между двумя сокровищами, двумя господами и двумя устремлениями, теперь же пришло время принять решение. Будет ли это царство сатаны или Царство Божье, господствующая культура или христианская контркультура? Иисус продолжает выдвигать альтернативы, описывая два пути (широкий и узкий), двух учителей (ложного и истинного), два оправдания (словами и делами) и, наконец, два основания (песок и камень).

1. Неизбежный выбор (ст. 13−14)

В этих стихах сразу же бросается в глаза, насколько бескомпромиссна природа выбора. Все мы, конечно, предпочли бы иметь несколько возможностей для выбора или, еще лучше, некую смешанную религию, включающую в себя все эти возможности, чтобы избежать таким образом необходимость всякого выбора. Но Иисус пресекает наш легкомысленный синкретизм. Он не позволит нам осуществить предлагаемые нами удобные решения. Вместо этого Он утверждает, что выбрать можно лишь одну из двух возможностей.

Во-первых, существуют два пути. Эта концепция встречается уже в Ветхом Завете. В Псалме 1, например, противопоставляется «путь праведных», которые следуют закону Бога и процветают, «пути нечестивых», которые, как прах, взметаемый ветром, идут к погибели. Один из путей легок — «широк, вместителен, пространен» (АГ), в некоторых рукописях эти образы объединены и путь назван «пространным и легким». Здесь достаточно места для различных мнений и попыток смягчить моральные нормы. Это путь терпимости и вседозволенности. У него нет ограничений. Путешествующие этим путем следуют своим собственным наклонностям, то есть вожделениям сердца человека, который находится в падшем состоянии. Поверхностность, самолюбие, лицемерие, механическая религия, ложные амбиции, критиканство — всему этому не нужно учиться. Чтобы их практиковать, усилия не требуется. Поэтому-то легок широкий путь.

Путь «трудный», с другой стороны, тесен. Границы его ясно отмечены. Узок он благодаря так называемому «божественному откровению», ограничивающему путников рамками того, что Бог явил в Писании как истинное и доброе. К. С. Льюис описал в своей автобиографии, как, будучи тринадцатилетним школьником, он начал «расширять свой ум». «Скоро это было (по известному выражению) изменением «верую» на «чувствую». И вот — освобождение!.. Из тиранического полдня откровения я перешел в прохладные вечерние сумерки Высшей Мысли, где ничему не нужно подчиняться и ни во что не нужно верить, кроме как в удобное или приятное» [. С. Льюис, «Настигнут радостью» (Блес, 1955), с. 63. — С. S. Lewis, Surprised by Joy (Bles, 1955), p. 63.].

Факт в том, что истина откровения накладывает ограничение на то, во что должны верить христиане, а данное в откровении добро — на то, как мы должны себя вести. И в некотором смысле это «тяжело». Однако в другом смысле, как отмечал Златоуст много веков тому назад, тяжкий и тесный путь Христов также нужно приветствовать, как Его «благое иго» и «легкое бремя» (Мф 11:30).

Во-вторых, существует двое врат. Врата, ведущие к легкому пути, «широки», ибо попасть на легкий путь просто. Очевидно, что багаж, который мы можем взять с собой, не ограничивается. Мы ничего не должны оставлять позади, даже наши грехи, самооправдание или гордыню. С другой стороны, «тесны» врата, ведущие к трудному пути. Чтобы найти их, нужно приложить усилия. Их можно и не заметить. Как сказал Иисус в другой связи, они узки, как игольное ушко. Далее, дабы войти в них, мы все должны оставить позади — грех, эгоистические амбиции, вожделение и даже, при необходимости, семью и друзей. Ибо никто не может следовать за Христом, не отвергнув прежде себя самого. Вход — это своего рода застава: в него нужно проходить по одному. Как нам найти его? Это Сам Иисус Христос. «Я есмь дверь, — сказал Он, — кто войдет Мною, тот спасется» (Ин 10:9).

В-третьих, существуют две цели. Об этом говорится уже в Псалме 1, где альтернативами выступают «процветание» и «гибель». Моисей еще более прояснил это: «Вот, Я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло… благословение и проклятие. Избери жизнь» (Втор 30:15, 19; см.: Иер 21:8). Также Иисус учил, что легкий путь, на который можно выйти через широкие врата, ведет к погибели. Он не пояснил, что под этим подразумевается, и, вероятно, точная природа ада так же превосходит наше ограниченное понимание, как точная природа неба. Но ужасное слово «погибель» (ужасное, потому что Бог — это Создатель, а не разрушитель и человек был создан для жизни, а не для смерти), похоже, говорит о том, что в аду будет разрушено все хорошее — любовь и красота, очарование и истина, радость, мир и надежда — и это навсегда. Подобная перспектива слишком чудовищна, чтобы смотреть на нее без слез. Ибо широкий путь — это путь самоубийства.

В противоположность этому, путь тяжелый, на который можно выйти тесными вратами, ведет к жизни, и даже к той «жизни вечной», которая, как объясняет Иисус, начинается здесь, благодаря миру с Богом, но завершается после, когда мы видим и участвуем в славе Его и становимся совершенными человеческими существами, беззаветно служа Ему и нашим ближним.

В-четвертых, есть две толпы. Входят широкими вратами и идут по легкому пути к разрушению многие. Широкий и легкий путь — это оживленная магистраль, заполненная пешеходами из всех слоев общества. Тесный и тяжелый путь, ведущий в жизнь, кажется сравнительно безлюдным. «Немногие находят его». Похоже, Иисус предполагал, что Его последователи будут в меньшинстве. Он видел многих на широком пути, смеющихся и беззаботных и, по всей видимости, не думающих об ужасном конце, к которому они идут; на узком же пути есть всего лишь «счастливая компания путников», идущих рука об руку, спинами повернувшись к греху и обратившись лицом к Небесному Граду, «воспевая песни надежды, маршируя к земле обетованной».

Я думаю, что это противопоставление весьма ясно показывает, что окончательное число спасенных Божьих детей будет невелико. Сопоставив Писание с Писанием (как мы всегда и должны поступать), мы сравним это учение Иисуса с видением Иоанна, где говорится о том, что спасенных пред троном Божьим было «великое множество людей, которого никто не мог перечесть» (Откр 7:9). Я не знаю, как примирить эти две концепции. Не ясно мне также и то, как соотнести этот отрывок с проблемой тех, кто никогда не слышал о Евангелии. Одно слово является общим при характеристике обеих групп — «немногих» и «многих» — а именно, глагол «входите». Именно потому, что многие «входят» широкими вратами, Иисус призывает Своих слушателей «входить узкими вратами». Это предполагает, что ни одна из групп не остается в неизвестности; каждой была дана возможность выбора, и каждая сознательно «вошла» тем или иным путем. Похоже, это относится лишь к тем, у кого была возможность принять решение за или против Христа; о тех, кто никогда не слышал о Нем, просто не упоминается. Будем же достаточно мудры, чтобы не занимать свой ум такими умозрительными вопросами, как сказал Сам Иисус, когда некто спросил Его: «Господи, неужели мало спасающихся?» Но Он отказался удовлетворить его любопытство. Вместо того Он ответил: «Подвизайтесь войти сквозь тесные врата» (Лк 13:23−24).

Итак, как говорит Иисус, существуют лишь два пути — тяжелый и легкий (промежуточного пути нет), ведут к ним двое врат — широкие и тесные (иных врат нет), движутся по ним две толпы — большая и маленькая (нейтральной группы нет), и заканчиваются они двояко — разрушением и жизнью (третьей альтернативы не существует). Едва ли необходимо доказывать, что подобные разговоры сегодня крайне непопулярны. Людям нравится жить, ничему не отдавая себя полностью. На каждое мнение позволительно отвечать не только «да» или «нет», но и очень удобным «не знаю». Люди любят Аристотеля и его золотую середину. Наиболее популярен via media [«Путь по середине» (лат.) — Прим. перев.]. Отклонившегося от этого пути могут назвать «экстремистом» или «фанатиком». Все стараются избежать необходимости делать выбор. Но Иисус не может позволить нам этого.

2. Берегитесь лжепророков (ст. 15−20)

А. Допущения.

Предостерегая людей от лжепророков, Иисус, очевидно, имел в виду, что таковые имеются. Нет смысла украшать садовые ворота табличкой «Берегись собаки», если все, что у вас есть дома, — это пара кошек. Нет. Иисус предупреждал Своих последователей о лжепророках, потому что они уже существовали. Они упоминаются по различным поводам в Ветхом Завете, и, похоже, Иисус рассматривал фарисеев и саддукеев в этом же свете. «Слепые вожди слепых», — называл Он их. Он также предупреждал, что период, предшествующий концу, будет характеризоваться не только всемирным распространением Евангелия, но и появлением лжеучителей, которые многих совратят с пути истинного (Мф 24:11−14). О них говорится почти в каждом новозаветном послании. Они называются или «лжепророками», как здесь («пророками» потому, в основном, что они заявляли о своем божественном вдохновении), или «лжеапостолами» (так как они говорили о своем апостольском авторитете (2Кор 11:13), или «лжеучителями» (2Пет 2:1), или даже «лжехристами» (потому что они претендовали на мессианство или отрицали, что Иисус есть Христос, явившийся во плоти (Мф 24:24; Мк 13:22; см.: 1Ин 2:18, 22). Но каждый был «псевдо», a pseudos по-гречески означает ложь. История христианской церкви была долгой и мрачной историей споров с лжеучителями. Но и они имеют свое значение в божьем провидении, так как именно лжеучителя заставили церковь размышлять над истиной и определять ее, хотя, безусловно, они причинили много вреда. Боюсь, что в современной церкви до сих пор можно встретить много таких лжеучителей.

Предупреждая нас о лжепророках, Иисус сделал и другое допущение. Он показал, что существует объективный критерий истины, на основании которого должна определяться фальшь лжепророков. Иначе само название «ложные» бессмысленно. В библейские дни истинным пророком был тот, кто учил истине с помощью божественного откровения, а лжепророком — тот, кто претендовал на то же божественное откровение, но в действительности распространял ложь. Иеремия противопоставил их таким образом: лжепророки «рассказывают мечты сердца своего», истинные же пророки «стоят в совете Господнем», «внимают слову Его», «объявляют народу Его слова Его» (Иер 23:16, 18, 22). А также, «пророк, который видел сон, пусть и рассказывает его как сон; а у которого — Мое слово, тот пусть говорит слово Мое верно. Что общего у мякины с чистым зерном?» (Иер 23:28). Отсюда ясно, что Иисусу был чужд синкретизм, который учит, что противоположные мнения в действительности являются взаимодополняющими видениями одной и той же истины. Нет. Он считал, что истина и ложь взаимоисключают друг друга и что пропагандирующие ложь во имя Божье являются лжепророками, которых должны остерегаться Его последователи.

Б. Предостережение.

Отметив эти допущения Иисуса, нам нужно рассмотреть теперь Его предостережение более точно: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (ст. 15). Из этой метафоры ясно, что лжепророки опасны и хитры.

Опасность их в том, что они в действительности «волки». В Палестине I века волк был естественным врагом овец, совершенно беззащитных перед ним. Поэтому пастырь добрый, как учил Иисус, был всегда настороже, чтобы защитить своих овец от волков, в то время как наемник при виде волка мог оставить их и убежать (Ин 10:11−13). Точно так же и «стадо» Христа зависит от добрых пастырей, наемников или волков. Добрый пастырь кормит стадо истиной, лжеучитель, подобно волку, рассеивает его, вводя в заблуждение, временно работающий же профессионал ничего не делает для его защиты и оставляет его лжеучителям. «Я знаю, — говорит Павел эфесским пресвитерам, — что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте…» (Деян 20:29−30).

Что же это за «превратности», опасные для церкви? Одной из основных характеристик лжепророков в Ветхом Завете был их аморальный оптимизм, они отказывались признавать, что Бог — это не только Бог любви и милосердия, но и суда так же. Они виновны, — сказал Иеремия народу, — в том, что «обманывают вас… Они постоянно говорят пренебрегающим Меня: «Господь сказал: мир будет у вас». И всякому, поступающему по упорству своего сердца, говорят: «Не придет на вас беда» (Иер 23:16−17). Там же Бог жалуется: «Они врачуют рану дочери народа Моего легкомысленно, говоря: «мир, мир!», а мира нет» (Иер 8:11). Подобные утешения были, в конце концов, медвежьей услугой народу Божьему. Они давали им ложное чувство безопасности. Они убаюкивали их, чтобы они продолжали спать в грехах своих. Они не могли предостеречь их о предстоящем суде Божьем или поведать им, как избежать его.

Поэтому, конечно, неслучайно, что предостережение Иисуса о лжепророках в Нагорной проповеди следует сразу же за Его учением о двух вратах, путях, группах и назначениях. Ибо лжепророки мастера затуманивать вопрос о спасении. Некоторые так загрязняют или искажают Евангелие, что мешают тем, кто ищут тесные врата. Другие пытаются показать, что узкий путь в действительности намного шире, чем имел в виду Иисус, и что вряд ли он требует какого-либо ограничения в вере или поведении. Третьи же, возможно, наиболее опасные из всех, осмеливаются возражать Иисусу и утверждать, что широкий путь не ведет к погибели, а что в действительности все пути ведут к Богу, и даже больше — что широкий и узкий пути, хотя и ведут в противоположных направлениях, в конце концов сходятся. Неудивительно, что Иисус сравнил таких лжеучителей с «волками хищными», не столько потому, что они жаждут добычи, престижа или власти (хотя часто это так), но так как они «свирепы» (НМВ), то есть крайне опасны. Они приводят некоторых к той самой погибели, о которой говорят, что ее не существует.

Они более чем опасны; они также лживы. «Псов» и «свиней» из стиха 6 благодаря их грязным привычкам легко узнать. «Волков» же — нет, ибо они проникают в стадо в облике овец. В результате неосторожные действительно путают их с овцами и дают им возможность беспрепятственно пройти. Их истинный характер не открывается до тех пор, пока не становится слишком поздно — вред уже нанесен.

Другими словами, лжеучитель не объявляет и не рекламирует себя поставщиком лжи; наоборот, он претендует на роль учителя истины. «Зная, что христиане доверчивы, он скрывает свою темную цель под личиной христианского благочестия в надежде, что его безобидный внешний вид поможет ему спрятаться» [Бонхёффер, с. 171.]. Он не только изображает благочестие, но и часто использует язык традиционной церкви, чтобы завоевать легковерных, подразумевая же под ним нечто совсем иное, нечто разрушительное для той самой истины, на обладание которой он претендует. Он прячется также под покровом благозвучных титулов и внушительных научных степеней.

Итак, «Берегитесь!» — предупреждает Иисус. Мы должны быть настороже, молиться об умении различать, использовать свой критический разум и никогда не ослаблять свою бдительность. Нас не должна вводить в заблуждение внешность человека — его шарм, ученость, докторская степень и церковные титулы. Не нужно быть столь наивными и предполагать, что если у него степень доктора философии, если он профессор или епископ, то он должен быть истинным и правоверным послом Христа. Нужно смотреть на истинную сущность, скрывающуюся за внешностью. Кто живет под овечьей шкурой: овечка или волк?

В. Критерии.

Отметив допущения, сделанные Иисусом, и предупреждения, мы можем теперь рассмотреть критерии, данные Им. Он сменил Свою метафору об овцах и волках на деревья и плоды, от овечьей одежды, которую может носить волк, Он переходит к плоду, который должно приносить дерево. Другими словами, Он говорит теперь о средствах, с помощью которых можно узнать лжепророка. Хотя вы и можете иногда спутать волка с овцой, вы не сможете совершить той же ошибки с деревом. Никакое дерево не может долго прятать свою сущность. Раньше или позже оно себя выдает — своим плодом. Волк может замаскироваться; дерево нет. Вредные сорняки, такие, как колючки и чертополох, просто не могут приносить съедобных плодов, подобных винограду и смоквам. Деревом определяется не только характер плода (смоковница, приносящая смоквы, и виноградная лоза, приносящая виноград), но и его качество («всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые», ст. 17). А именно, «не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (ст. 18). И в судный день деревья, не приносящие плода, срубаются и сжигаются (ст. 19). Таким образом (ибо это заключение подчеркивается Иисусом дважды), «по плодам их узнаете их» (ст. 16, 20). Что же это за плоды?

Первый «плод», которым лжепророки проявляют свою истинную сущность, относится к области характера и поведения. В аллегории Иисуса о винограде плодовитость с очевидностью означает подобие Христу, именно то, что позже Павел назвал «плодом Духа». Поскольку это так, то когда мы видим в учителе кротость и великодушие Христа, Его любовь, терпение, доброту, благость и самообладание, то у нас есть причина верить, что это истинный учитель. С другой стороны, когда эти качества отсутствуют и «деяния плоти» — враждебность, ревность и снисхождение к собственным слабостям — более очевидны, нежели «плоды Духа», то мы справедливо подозреваем, что пророк — обманщик, как бы ни были высоки его претензии и как бы заманчиво ни выглядело его учение.

Но «плодами» пророка являются не только его характер и образ жизни. По мнению Кальвина, истолкователи, «привязывающие плоды к жизни, ошибаются» [Кальвин, с. 346.].

Вторым «плодом» является действительное учение человека. Иисус подчеркивает это, когда по-другому использует ту же метафору дерево — плод: «Дерево познается по плоду. Порождения ехиднины! Как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе; а злой человек из злого сокровища выносит злое. Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф 12:33−37; см.: Лк 6:45). Поэтому если сердце человека открывается в словах его, как дерево познается по плоду своему, то мы можем проверять учителя его учением. Пример дает нам Апостол Иоанн, ибо азиатские церкви, к которым он писал, были переполнены лжеучителями. Подобно Иисусу, он предостерегал их от обмана и призывал их «испытывать духов» (т. е. учителей, претендующих на богодухновенность), чтобы видеть, «от Бога ли они» (1Ин 2:26; 4:1). Он советовал искать в своих учителях праведность и любовь и отвергать неправедных и не имеющих любви. Но к этим нравственным испытаниям он добавил и испытание учением. Необходимо было понять, соответствует ли весть учителя исконным апостольским наставлениям (см. 1Ин 2:24; 4:6), а в особенности, исповедует ли он Иисуса Христа, пришедшего во плоти, и признает ли Его богочеловеческой личностью (1Ин 2:22−23; 4:2, 3; 2Ин 1:7−9).

Реформаторы XVI века, которых римская церковь называла лжеучителями, защищались именно этим критерием. Они ссылались на Писание и утверждали, что их учение не несет в себе ничего нового, напротив, оно возвращает к исконному Евангелию Христа и Его Апостолов. «Прислушайтесь к чистому Слову Божьему, — призывал Лютер, — ибо тогда вы сможете «узнать судию», который прав» [Лютер, с. 263.]. Кальвин подчеркивал то же самое: «Все доктрины должны быть соотнесены со Словом Божьим как с образцом», ибо «в суждении о лжепророках правило веры (т. е. Писание) занимает главное место» [Кальвин, с. 365.]. Он пошел еще дальше и привлек внимание к мотивам лжеучителей: «Плодом можно считать и мотивы, которыми руководствуются учителя… Христос доказывает это, когда говорит, что Он был послан Богом, чтобы «искать не Себе славы, но славы пославшему Его Отцу» (Ин 7:18) [там же, с. 364 и дал.].

Поэтому, исследуя то, во что верит учитель, мы должны рассматривать и его жизнь, и его учение. Епископ Райл хоррйю это выразил: «Здравое учение и святая жизнь — это признаки истинных пророков» [Райл, с. 68.].

Есть также, как мне кажется, третий критерий, который мы должны применять к учителям, и это касается их влияния. Нам нужно спросить себя, какой эффект учение оказывает на последователей. Иногда ложность предложенного учения нельзя определить сразу по поведению учителя и его высказываниям, это становится очевидным лишь в катастрофических результатах. Именно это имел в виду Павел, когда писал о том, что ошибка может «распространяться, как рак» (2Тим 2:17). Словно гангрена, она разрушающе действует на веру (2Тим 2:18), подталкивает к нечестию (2Тим 2:16) и вызывает распри (см. 1Тим 6:4−5; 2Тим 2:23; Тит 1:11; Тит 3:9). Здравое же учение, наоборот, несет веру, любовь и благочестие (см.: 1Тим 1:4−5; 1Тим 4:7; 1Тим 6:3; 2Тим 3:16−17; Тит 1:1).

Конечно, проверку «плодом» вовсе не так легко и быстро провести. Ибо плоду нужно время для роста и созревания. Мы должны терпеливо ждать. Нам также необходимо повнимательней ознакомиться с ним, так как не всегда можно узнать дерево и плод его с большого расстояния. Более того, даже с близкого расстояния мы можем не рассмотреть симптомы болезни в дереве или червя в плоде. Так же нужно поступать и с учителем: недостаточно поверхностно ознакомиться с его положением в церкви, следует подробно и критически рассмотреть его характер, поведение, учение, мотивы и влияние.

Это предостережение Иисуса, однако, не означает, что мы должны подозревать всех и каждого, и, конечно же, мы не должны заниматься сомнительным «спортом», известным как «охота за ведьмами». Иисус всего лишь напоминает нам, что в церкви могут быть лжеучителя и нам нужно быть настороже. Истина стоит того. Божья истина создает церковь Божью, в то время как ошибочный подход разрушает ее. Если мы заботимся об истине и о церкви Божьей, мы должны серьезно отнестись к предостережению Христа. Он и Апостолы Его возлагают ответственность за чистоту церковного учения на плечи христианских руководителей (епископов или других пастырей, облеченных властью), но также и в особенности — на каждую общину. Поместная церковь обладает властью гораздо большей, чем она осознает и использует, решая, каких учителей ей слушать. Напоминание Иисуса Христа «Берегитесь лжепророков» адресовано нам всем. Если бы церковь в свое время прислушалась к Его предостережению и применила Его критерии, то она не оказалась бы в том жалком состоянии смущения, в котором она находится сегодня.

Этим параграфом Иисус заканчивает Свое описание христианских взаимоотношений. Если мы теперь оглянемся назад и сведем их воедино, то увидим, как они богаты и разнообразны. Будучи братом, христианин ненавидит лицемерие, критически относится к самому себе и пытается оказать другим конструктивную моральную поддержку. Будучи евангелистом, он так высоко оценивает Евангелие, что отказывается давать его на поругание закоренелым грешникам. Любя всех людей, он решает вести себя по отношению к ним так, как бы он хотел, чтобы они вели себя по отношению к нему. Как ребенок, смотрит он смиренно и доверчиво на Отца своего Небесного, дающего ему все блага, в которых он нуждается. Как путник на тяжелом и узком пути, он радуется обществу своих попутчиков и устремляет свой взор на жизненно важную цель. Как последователь богооткровенной истины, он внимает предупреждению Христа остерегаться лжеучителей, которые могут извратить ее и таким образом опустошить Христово стадо.

Христианская преданность: основной выбор. Мф 7:21−27

Были мы правы или нет, когда решили, что стихом 13 Иисус начал Свое заключение, не знаю, но теперь-то Он совершенно определенно подходит к нему. Больше уже не будет никаких дальнейших наставлений, это, скорее, соответствующий ответ на уже данное наставление. «Господь Иисус заключает Нагорную проповедь, — пишет Дж. С. Райл, — захватывающим дух отрывком. Он обращается от лжепророков к тем, кто ложно исповедует веру, от нездоровых учителей к нездоровым слушателям» [Райл. с. 69−70.]. Подобным же образом комментирует и Таскер: «Не только лжеучителя могут создавать препятствия тем, кто следует узким путем, но и сам человек может тяжко заблуждаться» [Таскер, с. 83.].

Так Иисус ставит перед необходимостью сделать выбор между послушанием и неповиновением и призывает нас полностью посвятить свой ум, волю и жизнь Его учению. Он делает это, предупреждая нас о двух неприемлемых альтернативах, во-первых, о чисто словесном исповедании (ст. 21−23) и во-вторых, о чисто интеллектуальном знании (ст. 24−27). Ни то, ни другое не может заменить послушание; каждая же может свидетельствовать о неподчинении. Иисус торжественно подчеркивает, что наша участь в вечности полностью зависит от всемерного послушания.

В этом отношении весьма похожи два последних параграфа проповеди. Оба противопоставляют ложный и правильный ответы на учение Христа. Оба показывают, что нейтралитет невозможен, что должно быть принято окончательное решение. Оба подчеркивают, что ничто не может заменить активного, практического послушания. И оба учат, что жизнь и смерть в судный день будут определены по нашему нравственному ответу Христу на Его учение в этой жизни. Единственное различие между параграфами состоит в том, что в первом люди, выдвигая альтернативу послушанию, исповедуют устами, а во втором слушают ушами.

1. Опасность лишь словесного исповедания (ст. 21−23)

Люди, которых здесь описывает Иисус, надеются найти спасение, исповедуя Христа словом, они «говорят» Христу или о Христе. «Не всякий, говорящий Мне» (ст. 21). «Многие скажут Мне в тот день» (ст. 22). Но наша окончательная судьба будет определяться не по тому, что мы говорим Ему сегодня или скажем в день последний, а по нашим делам: исполняем ли мы то, что говорим, следует ли за нашим словесным исповеданием нравственное послушание?

Словесное исповедание Христа необходимо. Чтобы спастись, как писал Павел, мы должны исповедовать устами и верить в своем сердце (Рим 10:9−10). А истинное исповедание Иисуса Господом невозможно без Духа Святого (1Кор 12:3). Более того, христианское словесное исповедание, описанное Иисусом в конце проповеди, кажется совершенно замечательным (по крайней мере на первый взгляд). Прежде всего, оно почтительно. К Иисусу обращаются как к «Господу», и сегодня наиболее уважительным и вежливым упоминанием об Иисусе будет «Господь наш». Далее, это исповедание соответствует канону. Из контекста ясно, что в обращении «Господь» содержится упоминание о Боге-Отце и о Нем Самом как о Судье. Наверняка после Его смерти и воскресения ранние христиане знали, что делают, называя Его «Господом». Это был божественный титул, употребляемый в греческом Ветхом Завете как перевод еврейского «Иегова». Итак, можно сказать, что это точное, ортодоксальное исповедание Иисуса Христа. В-третьих, оно эмоционально, ибо это не холодное и формальное обращение, но полное энтузиазма: «Господи, Господи», как если бы говорящий желал привлечь внимание к своей преданности и рвению.

В-четвертых, это публичное исповедание, а не частное и личное проявление связи с Иисусом. Некоторые даже «пророчествовали» во имя Христа, осмеливаясь утверждать, что они проповедуют авторитетом и вдохновением Самого Иисуса. Более того, подобное исповедание иногда выглядит даже весьма эффектно. Иисус приводит примеры наиболее крайних проявлений словесного исповедания — сверхъестественное служение, включающее в себя пророчество, изгнание бесов и чудеса. Эти люди, обращаясь к Христу в судный день, утверждают, что они совершали это все Его именем. Трижды используют они его, и каждый раз ставят на первое место, чтобы подчеркнуть. Они утверждают, что во имя Христа, исповеданное ими открыто и публично, они пророчествовали, изгоняли бесов и делали множество великих дел. И надо сказать, они говорят правду, ибо «великие знамения и чудеса» будут совершаться даже лжехристами и лжепророками (Мф 24:24; 2Фес 2:9−10).

Может ли быть лучшее христианское исповедание? Перед нами люди, называющие Иисуса «Господом» с уважением и энтузиазмом, в личном благочестии и в публичном служении. Что же тут не так? Ничего, само по себе все правильно. И все же все неверно, ибо это разговор без истины, исповедание без истинности. Оно не спасет их в судный день. Итак, Иисус переходит от того, что они говорят и скажут Ему, к тому, что Он Сам скажет им в день Суда. Он тоже сделает торжественное заявление. В стихе 23 используется слово homologeso — «Я объявлю». Его заявление будет сделано тоже публично, но будет отличаться своей истинностью. Он обратится к ним со страшными славами: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». Ибо хотя они и пользовались свободно Его именем, их имя было Ему неизвестно.

Он их отверг потому, что их исповедание было словесным, а не нравственным. Оно касалось лишь их уст, но не их жизни. Они называли Иисуса «Господи, Господи», но никогда не подчинялись Его господству, не слушали волю Его Небесного Отца. В версии Луки это высказывание звучит еще резче: «Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» и не делаете того, что Я говорю?» (Лк 6:46). Существенное отличие подчеркивается словами «зовете» и «делаете». Христос-Судья отвергнет их потому, что они беззаконники. Они могут утверждать сколько угодно, что совершают великие дела в своем служении; но их ежедневные дела, ими совершаемые, злы. Какая же польза таким людям от того, что они произносят имя Христа устами? Как выразился Павел несколько лет спустя: «Да отступит от неправды всякий, исповедующий имя Господа» (2Тим 2:19).

Мы, называющие себя христианами, в свое время совершили исповедание веры в Иисуса частным образом в обращении и публично во время крещения и/или конфирмации. Мы чествуем Иисуса, называя Его «Господом» или «Господом нашим». Читаем в церкви символ веры и поем гимны, выражающие преданность Иисусу. Мы даже совершаем во имя Его множество служений. Но наши набожные и правильные слова не производят на Него никакого впечатления. Он все еще просит доказательств нашей искренности в добрых делах послушания.

2. Опасность одного лишь интеллектуального знания (24−27)

В предыдущем параграфе противопоставлялись слова «говорить» и «делать», теперь — «слышать» и «делать». С одной стороны, как говорит Иисус, существует человек, который «слушает слова… сии и исполняет их» (ст. 24), а с другой — некто, «кто слушает слова… и не исполняет их» (ст. 26). Затем Он показывает различие между послушными и непослушными слушателями с помощью Своей хорошо известной притчи о двух строителях: мудром, который «глубоко копал» (Лк 6:48) и основал дом свой на камне, и глупце, который не хотел слишком утруждать себя и удовлетворился тем, что построил дом на песке. Случайный наблюдатель, глядя на законченные дома, не заметил бы никакой разницы между ними. Ибо разница была в фундаменте, а фундамент не виден. Лишь когда разразился шторм — «дождь по крыше, река у фундамента, ветер по стенкам» [Брюс, с. 135.], — фундаментальная и фатальная разница открылась. Ибо дом на скале выстоял против бури, дом же на песке развалился.

Также и исповедующие себя христианами (как истинно, так и ложно) часто похожи друг на друга. Трудно понять, кто из них кто. Оба, как кажется на первый взгляд, ведут христианскую жизнь. Заметьте, Иисус противопоставляет христианам, исповедующим себя таковыми, не тех, кто так себя не называет. Напротив, обоих духовных домостроителей объединяет то, что они «слушают слова… сии». Итак, оба они — члены видимой христианской общины. Оба читают Библию, посещают церковь, слушают проповеди и покупают христианскую литературу. И определить между ними разницу весьма трудно, потому что глубокое основание их жизни скрыто от глаз. Вопрос не в том, слушают ли они учение Христа (и даже не в том, верят ли они этому учению), но в том, делают ли они то, о чем слышатг Лишь буря вскроет истину. Иногда буря кризиса или несчастье показывает, что мы за люди, ибо «истинное благочестие нелегко отличить от его подделки, пока не придет испытание» [Кальвин, с. 370.]. Если этого не произойдет, буря судного дня наверняка сделает это.

Истина, на которой Иисус настаивает в этих последних двух параграфах проповеди, состоит в том, что ни интеллектуальное знание, ни словесное исповедание, хотя они сами по себе и имеют значение, не могут заменить послушания. Вопрос не в том, как мы говорим Иисусу или об Иисусе: красиво, вежливо, с энтузиазмом; не в том, как мы слушаем Его слова: прислушиваемся, изучаем, проникаем и запоминаем, пока наш собственный ум не будет наполнен Его учением; но делаем ли мы то, что говорим, и делаем ли то, что знаем, другими словами, является ли наше исповедание Иисуса Господом одной из величайших реальностей нашей жизни.

Из этого, конечно, не следует делать вывод, будто «войти в Царство Небесное» (ст. 21) можно лишь с помощью добрых дел послушания, ибо весь Новый Завет свидетельствует о том, что спасение можно получить лишь с помощью Божьей благодати и через веру. Иисус, однако, подчеркивает, что истинно слушающие и исповедующие Евангелие всегда будут Ему послушны, выражая веру свою в делах. Апостолы Иисуса никогда не забывали это учение. Это видно из их посланий. В 1 Послании Иоанна, например, много подобных предостережений: «Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем…

Кто говорит: «Я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины» (1Ин 1:6; 1Ин 2:4). Послание Иакова, с другой стороны, полно опасений по поводу интеллектуального знания. Сухая ортодоксальность не может спасти, как пишет он, но лишь вера, выраженная в добрых делах; поэтому мы должны быть «исполнители слова, а не слышатели только» (Иак 1:22−25; Иак 2:14−20).

Применяя это учение к самим себе, мы должны признать, что опасно просто читать Библию и формально причислять себя к церкви. Ибо, читая Библию, мы слышим слова Христа, а присоединяясь к церкви, мы заявляем о своей вере в Христа. В результате мы принадлежим к описанному Христом обществу как слушающие Его учение и зовущие Его Господом. Поэтому наше членство накладывает на нас серьезное обязательство, мы должны услышанное и исповеданное нами претворять в своих делах.

Итак, проповедь заканчивается на известном уже замечании о радикальном выборе. Иисус не столько ставит перед Своими последователями ряд этических правил, формулируя их как систему ценностей и идеалов, которые полностью отличаются от пути мира, сколько призывает их отвергнуть господствующую мирскую культуру в пользу христианской контркультуры. Неоднократно в процессе нашего исследования мы слышали Его призыв к народу Своему — отличаться от всех остальных. В первый раз — когда Он призывал нас быть «солью земли» и «светом мира». Эти метафоры противопоставили христианскую и нехристианскую часть общества. Мир подобен гниющей пище, полной бактерий, вызывающих ее распад; последователи Иисуса должны быть солью, задерживающей его разложение. Мир — темное и мрачное место, лишенное солнечного света; последователи Иисуса должны быть его светом, рассеивающим его тьму и сумрак.

Затем превозносится путь Иисуса. Наша праведность должна быть глубже, так как она касается даже наших сердец, а наша любовь — шире, ибо она объемлет даже наших врагов. В благочестии должны мы избегать нарочитости лицемеров, а в молитве — многословия язычников. Вместо этого наше пожертвование, молитва и пост должны быть реальными, без компромисса, чтобы в них выразилась наша христианская целостность. Сокровищем своим мы должны выбрать то, что сохраняется в вечности, а не то, что разрушается на земле, а учителем своим — Бога, а не деньги или имущество. Нашей целью (тем, что занимает наш ум) должна быть не собственная материальная безопасность, а распространение Божьего закона и правды в мире.

Вместо приспособления к этому миру — как делают это религиозные фарисеи или нерелигиозные язычники, — мы призваны Иисусом подражать нашему Небесному Отцу. Он — миротворец. И Он любит даже неблагодарных и эгоистичных. Итак, мы должны подражать Ему, а не людям. Лишь тогда мы докажем, что мы истинные Его сыновья и дочери (5:9, 44−48). В этом и состоит альтернатива: следовать за толпой или за Отцом нашим Небесным, быть тростью, колеблемой ветрами общественного мнения, или находиться под властью Слова Божьего. И подспудная цель Нагорной проповеди заключается в том, чтобы представить нам эту альтернативу и таким образом столкнуть нас с неизбежной необходимостью выбора.

Поэтому-то заключение проповеди столь уместно, когда Иисус изображает два пути (узкий и широкий) и два здания (на камне и на песке). Невозможно было бы преувеличить важность выбора между ними, ибо один путь ведет к жизни, другой же заканчивается погибелью, одно здание надежно, а другое ожидает катастрофа. Этот выбор намного актуальней выбора работы или спутника жизни. По какому пути мы собираемся идти? На каком основании собираемся строить?

Заключение: кто этот проповедник? Мф 7:28−29

Многие люди, включая сторонников других религий и неверующих, — говорят нам о своей готовности принять самоочевидную истину, содержащуюся в Нагорной проповеди. Они знают, что в нее входят такие высказывания, как «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут», «Любите врагов ваших», «Никто не может служить двум господам», «Не судите, да не судимы будете» и «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Замечательно! Здесь, говорят они, присутствует Иисус из Назарета, учитель нравственности, в Своем наиболее простом и лучшем виде. Здесь ядро Его вести, не искаженное добавлениями интерпретаторов, не имеющими ценности. Здесь — «подлинный Иисус», с простой этикой и безо всяких догм, бесхитростный пророк праведности, не претендующий на иную роль, кроме как учителя-человека, призывающий нас делать добро и любить друг друга. «Иисуса догмы я не понимаю, — сказал однажды профессор-индус Стенли Джонс, — но Иисуса Нагорной проповеди и креста я люблю, Он притягивает меня». Подобным же образом, мусульманский учитель сказал, что «когда он читал Нагорную проповедь, то не мог сдерживать слез» [Стенли Джонс, «Христос за круглым столом» (Эбингдон, 1928), с. 38, 60. — Stanley Jones, Christ at the Round Table (Abingdon, 1928), p. 38, 60.].

Но это популярное объяснение Проповеди не выдерживает никакой серьезной критики. Оно ошибочно в двух отношениях — во-первых, в своем восприятии Учителя, и во-вторых, в своем представлении о Его учении. Ибо если мы посмотрим повнимательнее на то и на другое, выявляется нечто совсем иное. В последней главе мы подробно рассматривали Его учение, Его описание христианской контркультуры и Его призывы к радикальному выбору. Теперь нам остается рассмотреть уникальность Самого Учителя.

Прежде всего, невозможно отделить Иисуса Нагорной проповеди от Иисуса всего Нового Завета. Проповедник в Нагорной проповеди — это тот же сверхъестественный, догматический, божественный Иисус, Которого мы видим в других местах. Поэтому после Проповеди хочется задать вопрос не «Что вы думаете о Его учении?», а «Кто же таков этот Учитель?» Такова, наверняка, была реакция первых слушателей Проповеди.

Первые слушатели Проповеди (народ, а также ученики Его, 5:1) сразу же отметили необычную власть Проповедника. Говорил Он уверенно, спокойно и просто. Никому ничего не навязывая, Он изложил закон для граждан Божьего Царства. И «народ дивился» (по-гречески это выражено еще сильнее — «был ошарашен») [Ленски, с. 314.]. «Через девятнадцать сотен лет, — комментирует А. М. Хантер, — мы дивимся так же, как первые слушатели» [Хантер, с. 96.].

Думаю, будет полезно проанализировать эту «власть» Иисуса. На чем она была основана? Что давало Ему право говорить подобным образом? Нам не нужно далеко ходить за ответами на эти вопросы. Сама Проповедь поможет нам разобраться в том, как Он понимал Свою идентичность и Свою миссию.

1. Власть Иисуса как учителя

Народ дивился Его учению, ибо Он учил их как власть имеющий. Да, Он явил Себя прежде всего учителем и очаровал Своих слушателей содержанием, качеством Своих наставлений и манерой изложения. Но ведь были и тысячи других учителей. Многие были Его современниками. Что же было в Нем такого особенного?

Он как бы обладал правом учить абсолютной истине. Он был иудеем, но весть Его не была иудейской. Он интерпретировал закон Моисеев, но делал это таким образом, чтобы показать, что это закон Божий. То, что Он говорил, не было обусловлено культурой, это не было связано с особым народом (иудеями) или особым местом (Палестиной). Будучи абсолютным, это было всеобщим. Было ясно, что Он знает, о чем говорит. «Мы говорим о том, что знаем», — сказал Он по другому случаю (Ин 3:11). Он знал, кто будет велик в Царстве Божьем, а кто будет последним, кто «блажен» в очах Божьих, а кто нет, какой путь ведет к жизни, а какой к погибели. С совершенной уверенностью в Себе Он объяснял, кто наследует Царство Небесное, кто наследует землю, а кто будет помилован, кто «узрит» Бога и кто будет называться детьми Божьими. Как мог Он быть настолько уверен в Себе?

Комментаторы искали слова, способные передать эту особенность. Они пытались изобразить Иисуса царем или законодателем. «Он говорил по-царски» [Сперджен, с. 46.], с «царской уверенностью» [Пламмер, с. 117.], с «уверенностью» [Стоунхауз, с. 199.]. По выражению Грешама Махена, «Он утверждал Свое право законодателя для Царства Божьего» [Грешам Махен, «Христианство и либерализм» (1923; Эрдмане, издание не датировано), с. 36. — Gresham Machen, Christianity and Liberalism (1923: Eerdmans, n.d.), p. 36.], а Джеймс Денни, соединив образы царя и законодателя, писал о Его «практической суверенности над человеческой совестью, волей и чувствами» и о Его «высшем моральном авторитете, издающем законы без злоупотреблений и требующем беспрекословного подчинения» [Джеймс Денни, «Теологические исследования» (лекции, прочитанные в 1894; Ходдер, 1906), с. 31, 42. — James Denny, Studies in Theology (lectures delivered in 1894; Hodder, 1906), p. 31, 42.]. И Кальвин сказал, что народ дивился, «так как странное, неописумое и необычное величие привлекало к Нему умы людей» [Кальвин, с. 371.].

Его слушатели, естественно, сравнивали Его со многими другими учителями, которых они знали, особенно с книжниками. Больше всего поражало то, что Он учил их «как власть имеющий», а вовсе не «как книжники». Ибо книжники исполняли свой долг, сохраняя верность воспринятой ими традиции. Так, они постоянно исследовали комментарии, чтобы подкреплять свои слова ссылками на наиболее знаменитых наставников. Их единственная власть заключалась в цитируемых ими авторитетах. Иисус же не получил образования книжников (см.: Ин 7:15), Он шокировал власть имущих тем, что игнорировал традиции старцев, не особенно уважал обычаи, принятые в обществе, и говорил так необычно, что покорял одних и приводал в ярость других. А. Б. Брюс обобщил эти различия, сказав, что книжники говорили «с помощью авторитетов», Иисус же говорил «со властью» [Брюс, с. 136.].

То, как Он учил, отличало Его не только от книжников, но и от ветхозаветных пророков. В отличие от книжников, которые все время обращались к прошлому, пророки жили настоящим. Ибо они считали, что говорят от имени Иеговы, что из уст их слышится глас живого Бога. Иисус также утверждал, что Его слова — это слова Бога: «Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня» (Ин 7:16). Однако была и разница. Пророки начинали свои речи, используя обычно формулу: «Так говорит Господь», Иисус же начинал так: «Истинно, истинно говорю вам», осмеливаясь таким образом говорить во имя Свое и Своей собственной властью, о которой Он знал, что она также и Отцовская (см.: Ин 14:8−11). Это «Истинно говорю вам» (атёп lego humin) или «Говорю вам» (lego humin) встречается в Нагорной проповеди шесть раз (5:18; 6:2, 5, 16, 25, 29). В шести иных случаях — в шести антитезах главы 5 находим еще более сильное утверждение с подчеркнутым egou: «Но Я говорю вам» (ego атёп lego humin). И противоречил Он при этом не Моисею, как мы видели, а искажениям и добавлениям книжников. Однако поступая так, Он бросал вызов унаследованной многовековой традиции и пытался заменить ее Своим собственным, точным и авторитетным истолкованием закона Божьего. Поэтому Он «был как законодатель, а не как комментатор, и повелевал, и запрещал, и отменял, и обетовал, лишь по единому Своему слову» [Пламмер, с. 118.].

Он настолько был уверен в истинности и действенности Своего учения, что предлагал человеческую мудрость и глупость оценивать по реакции людей на это учение. Мудрые, как показал Он, строят жизнь свою по Его словам и следуют им. Все остальные, отвергающие Его учение, — глупцы. Внимая Иисусу, Тому, Кто является Премудростью Божьей, человек постигает мудрость.

2. Власть Иисуса как Христа

В Нагорной проповеди, как и во многих других местах Евангелия, есть свидетельство, что Иисус хорошо знал о той миссии, с которой Он пришел в мир. «Я пришел», — мог сказать Он (5:17; см.: 9:13; 10:34; 11:3, 19; 20:28), и в то же время в других местах в Евангелии от Матфея Он говорит о Себе как о «посланном» (10:40; 15:24; 21:37). Особенно подчеркивает Он, что пришел не «отменить закон и пророков», а «исполнить (plerosai)».

Заявление звучит достаточно просто, пока не рассмотришь его значение. Иисус утверждает, будто все предсказания закона и пророков нашли свое завершение в Нем и что все линии ветхозаветного свидетельства в Нем сошлись. Он говорил о Себе не как о другом пророке или даже как о величайшем из пророков, а как об исполнении всех пророчеств. Вера в то, что дни ожидания окончились и настало время исполнения, была глубоко присуща сознанию Иисуса. Первыми словами в Его общественном служении были: «Исполнилось время (peplerotai), и приблизилось Царствие Божие» (Мк 1:15; см.: Мф 4:17). В Нагорной проповеди есть пять прямых упоминаний о Божьем Царстве (5:3, 10; 6:10, 33; 7:21). Здесь подразумевается — хотя и с разной степенью ясности, — что Он Сам установил его и что Он обладает властью принимать людей в него и даровать им его благословения. Все это значит, одним словом, что Иисус знал, что Он — Христос, Мессия Божий ветхозаветных чаяний.

3. Власть Иисуса как Господа

Мы уже отмечали, что можно называть Иисуса «Господом» и, тем не менее, не признавать Его божественность. Как сказал Н. Б. Стоунхаус: «Обязательно нужно учитывать многозначность греческого слова «Господь»: не всегда использование его подразумевает осознание божественной власти. Не каждый, обращающийся к Иисусу как к Господу, воспринимает это слово в качестве эквивалента божества; как вежливая форма обращения, она может обозначать немногим более нашего «сэр» [Стоунхауз, с. 254.]. В некоторых контекстах, похоже, Иисус сознательно употреблял его в наиболее полном значении, например, в сочетании с Его другим любимым именем — «Сын Человеческий», Который, по видению Даниила, будет господствовать над всем (Дан 7:14; Мф 24:39, 42, «Господь ваш»), и с «Господом» Давида, который сядет одесную Бога (Мк 12:35−37).

Лишь контекст может нам помочь понять, когда в действительности слово «Господь» имеет значение господства и божественности. Возьмем для примера то место из Нагорной проповеди, в котором Иисус говорит о людях, обращающихся к Нему: «Господи, Господи» (Мф 7:21−23). Он упрекает их не за то, что они выбрали это обращение, ибо Он считает его вполне уместным, а за то, что они использовали его в многословии и не в истинном значении. Он был не просто уважаемым «Сэром»; Он был «Господом», Которого нужно слушаться. Вариант Луки, как мы уже отмечали, полностью проясняет это: «Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» и не делаете того, что Я говорю?» (Лк 6:46). Так, Иисус видел Себя не просто учителем, дающим советы, к которым люди могут прислушаться, а могут и нет, исходя из своих желаний; Он был их наставником, который давал им заповеди, ожидал от них послушания и предупреждал, что их благополучие в вечности находится в опасности. Ясно, что в этом Иисус не был простым раввином. Ученики иудейского раввина сидели у ног его и изучали Тору. В этом смысле Иисуса можно было назвать раввином, так как Он учил Своих учеников истинному значению Торы. Но Он ожидал, что Его ученики не только воспримут Его учение, но и будут преданы Ему лично. Именно поэтому, без сомнения, Его не мог удовлетворить титул «Равви», ибо в действительности Он был их «Учителем и Господом» (Ин 13:13). Именно поэтому они также, в свою очередь, не стали просто «равви», чтобы охранять и распоряжаться традицией Его учения; они были «свидетелями» Его.

4. Власть Иисуса как Спасителя

Из Проповеди ясно, что Иисус знал путь спасения и учил ему. Он знал, кто блажен, а кто нет. Он мог указать на тесные врата, ведущие к трудному пути, ведущему в жизнь. И Ему было совершенно ясно, какой дом выдержит бури суда, а какой разрушится.

Но если мы глубже проникнем в суть Его вести, то увидим, что Он не только учил о спасении; Он реально даровал его. Даже в заповедях блаженства Он выступает в роли Того, Кто Сам распространяет блаженство и дает Свое Царство. Профессор Джеремиас цитирует утверждение Шнивинда о том, «что заповеди блаженства — это скрытые свидетельства Иисуса о Самом Себе как Спасителе нищих, плачущих и т. д.» [Джеремиас, с. 24.].

Вспомните, Иисус назвал Своих слушателей, эту группку крестьян, «солью земли» и «светом мира». Откуда у них могло появиться такое влияние? Только потому, что они следовали за Иисусом. Именно потому, что Он Сам был без греха, Он смог наделить их Своими лучшими качествами и сделать их «солью».

Именно потому, что Он не участвовал во всеобщей тьме, но Сам был «светом мира» (Ин 8:12), Он смог наделить их светом и дать им возможность сиять.

Знаменательно, что в Евангелии от Матфея вслед за Нагорной проповедью (главы 5−7), где переданы слова Иисуса, следует отчет о Его практическом служении (главы 8 и 9), где представлены Его дела. И здесь мы видим Его обладающим властью прощать грехи, Он дарует прощение паралитику (9:2−6), а затем сравнивает Себя, Спасителя грешников, с исцеляющим больных врачом (9:12).

5. Власть Иисуса как Судьи

Вся Нагорная проповедь была произнесена на мрачном фоне грядущего судного дня. Иисус знал, что это реальность, и хотел, чтобы она стала реальностью в умах и жизни Его последователей. Поэтому Он объявил условия спасения и предостерег их от погибели, ярко изобразив два пути и два их завершения.

Гораздо более поразительным, нежели эта уверенность в будущем суде, было Его утверждение, что Он Сам будет Судьей (7:22−23). Описанная Им сцена совершенно замечательна тем, что Он всецело концентрируется на Самом Себе. Трижды использует Он личные местоимения «я» и «мне». Во-первых, Он Сам будет Судьей, выслушивающим свидетельства и выносящим приговор. «Ибо в тот торжественный день, — сказал Он, — «многие скажут Мне… «Господи! Господи!»… и тогда объявлю им…». Так что обвиняемые обратятся со своим делом к Нему, и Он будет отвечать им. Никто иной, как Он, решит и объявит их судьбу. Во-вторых, Сам Он и будет критерием суждения. Люди предъявят в свое оправдание тот факт, что они пользовались Его именем в своем служении, но как свидетельство это будет неприемлемо. «Я никогда не знал вас», — скажет Он им. Судьба людей будет зависеть не от их знаний и не от их умения пользоваться Его именем, а от личного знакомства с Ним. Не служение ради Христа, но отношения с Христом будут определяющим критерием. В-третьих, произносимый приговор будет также связан с Ним: «Прочь от Меня, делающие беззаконие». Ужас «погибели» (Мф 7:13) и «падения» (Мф 7:27), который Он предсказал, заключается в том, что они будут отлучены от Него. Он имел в виду, что не может быть страшнее судьбы, чем вечное отделение от Него.

Так плотник из Назарета делает Себя центральной фигурой судного дня. Он Сам возьмет на Себя роль Судьи (позже в Евангелии от Матфея Он более детально описывает, как Он «воссядет на престоле славы Своей», чтобы судить человечество (25:31). Далее, в основе суда будет отношение к Нему людей, а приговор суда будет заключаться в отлучении от Него. Трудно преувеличить удивительную силу утверждений, центром которых является Бог.

6. Власть Иисуса как Сына Божьего

В Нагорной проповеди Иисус дает нам всеобъемлющее учение о Боге. Он Создатель, живой Бог мирового порядка, дающий солнечный свет и дождь, обеспечивающий птиц пищей, цветы одеянием, а людей — всем необходимым для жизни. Он также Царь, праведный и спасительный закон Которого пришел в человеческую жизнь через Иисуса. Но прежде всего — и опять же благодаря Иисусу — Он наш Отец. Обращаясь к ученикам Своим, Иисус постоянно употреблял выражение: «ваш Отец Небесный», подчеркивая, что они — дети Его, они должны быть милосердны так же, как Он, должны верить в Его провидение и доверчиво приходить к Нему в молитве, зная, что Он даст им только «благо».

Во всех этих высказываниях Иисус, обращаясь к ученикам, говорил «ваш Отец». Однажды Он, говоря о Себе, сказал «Отца Моего» (Мф 7:21). Однако Он никогда не объединял Себя с учениками Своими и не говорил о Боге как об «Отце нашем». Да, Он научил их молитве «Отче наш» (Мф 6:9), но Он не присоединялся к ним в этой молитве. Он не мог этого сделать. Ибо, хотя Он и дал последователям Своим привилегию обращаться к Богу так же, как Он это делал («Авва, Отче»), однако Он все же глубоко осознавал, что Бог был Его Отцом в совершенно ином смысле, даже исключительном. Это Он выразит позже: «Все предано Мне Отцом Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф 11:27). Это Свое исключительное сыновство Иисус не декларирует открыто в Нагорной проповеди, но оно открывается в том, как точно Он использует личные притяжательные местоимения: «Мой Отец», «наш Отец», «Отец ваш».

7. Авторитет Иисуса как Бога

Я понимаю, что, когда мы дерзаем исследовать божественное самосознание Иисуса, то пытаемся измерить воду, слишком глубокую для нас, чтобы в нее окунуться. Ясно, что Он очень близко знал Бога («Отец Мой») и знал об уникальности Своего сыновства. Теперь мы попробуем предпринять следующий робкий шаг. Вполне очевидно, что Он считал Себя с Богом на равных, даже единым с Ним. Нет, Он не слишком много говорил об этом в Проповеди, но это подразумевалось в том, как Он говорил о Себе и утверждал Свои исключительные божественные права. Можно назвать три примера.

Первый касается последней заповеди блаженства. Напомним, что восемь заповедей блаженства являются обобщениями, выраженными в третьем лице («Блаженны кроткие, милостивые, миротворцы» и т. д.), а в девятой употребляется второе лицо, когда Иисус обращается к Своим ученикам: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Мф 5:11−12). Внимание привлекает именно эта аналогия с пророками. Похоже, логика такова: Иисус ожидает, что последователи Его будут страдать ради Него («за Меня»), а затем сравнивает их с ветхозаветными пророками. Эти пророки страдали за свою верность Богу, ученики же Иисуса должны страдать за свою верность Ему. Подразумеваемое неизбежно. Если Он сравнивает учеников Своих с пророками Божьими (и позже Он «посылает» их, как и пророки были «посланы» (см.: Мф 10:1 и дал.), то Себя Он уподобляет Богу. Как сказал об этом Златоуст в конце IV века, «Он здесь… скрыто обозначает Свое собственное достоинство, и Свое равенство по чести с Тем, Кто породил Его» [Златоуст, с. 207 и дал.].

Подобный же подтекст содержится в двух других примерах. Когда Он предупреждал их, что человек, всего лишь словами обращающийся к Нему «Господи! Господи!», не войдет в Царство Небесное, можно было бы ожидать, что Он продолжит: «…кроме того, кто подчиняется Моему господству» или «кроме того, кто слушается Меня как Господа». И именно это мы находим в версии Луки. Но, по Матфею 7:21, Он продолжал: «…исполняющий волю Отца Моего Небесного». Если же Иисус ставил знак равенства между подчинением Ему как Господу и исполнением воли Отца, то, значит, Он ставил Себя на один уровень с Богом. Это впечатляет еще и потому, что Иисус никогда не пытался утверждать что-либо о Себе Самом, если это не соответствовало Его миссии. В этот момент, как видно из контекста, у Него была иная цель — Он говорил о значении истинного ученичества.

То же верно и в третьем примере. Речь идет о стихах, в которых говорится о судном дне. Каждый знал, что Бог — Судья. Иисус здесь не заявляет прямо, что Бог поручил Ему суд над миром. Он сказал просто, что в последний день люди обратятся к Нему и что Он будет выносить им приговор. И говоря это, Он вновь приравнял Себя к Богу.

Так вот Он, ваш «подлинный Иисус», ваш «простой, безобидный учитель праведности», в Нагорной проповеди Которого содержится лишь «простая этика без всякой догмы»! Нет, Он учит властью Бога и устанавливает Божий закон. Он ожидает, что люди будут строить дом своей жизни на словах Его, и добавляет, что лишь поступающие так мудры и будут в безопасности. Он говорит, что пришел исполнить закон и пророков. Он одновременно и Господь, Которого надо слушаться, и Спаситель, который дарует благословение. Он играет центральную роль в драме судного дня. Он говорит о Боге, как о Своем Отце в особом смысле, и в конце концов подразумевает, что то, что Он делает, то делает и Бог, и что люди делают Ему, то они делают и Богу.

Мы не можем делать вид, что не понимаем сказанного. Заявления Иисуса были сделаны настолько естественно, скромно и неявно, что многие не замечают их. Но они все-таки есть; мы не можем их игнорировать. Или они истинны, или Иисус страдал тем, что К. С. Льюис назвал «свирепой манией величия». Можно ли серьезно утверждать, однако, что благородная этика Нагорной проповеди является продуктом больного ума? Чтобы сделать подобное заключение, требуется изрядная степень цинизма. Единственная альтернатива состоит в том, что мы должны поверить Иисусу на слово и принять Его утверждения в их истинном значении. В этом случае мы должны отнестись к Нагорной проповеди крайне серьезно. Ибо здесь изображено альтернативное общество Божье. Это стандарты, ценности и приоритеты Царства Божьего. Слишком часто церковь отходит от этих принципов и погружается в буржуазную, конформистскую респектабельность. В такие времена ее трудно отличить от мира, она теряет свою способность быть солью, ее свет гаснет и все отворачиваются от нее. Ибо она не проявляет себя как новое общество Божье, уже имеющее радость и силу будущего века. Только если христианская община живет Христовой вестью, мир будет привлечен и Бог прославлен. Итак, когда Иисус зовет нас к Себе, то Он призывает нас именно к этому. Ибо Он — Господь контркультуры.

Примечания:

 
Открытый перевод
[25] Пс 6:9.
 
 


2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.