Деяния 21 глава

Деяния апостолов
Русского Библейского Центра → Библия говорит сегодня

Русского Библейского Центра

1 Распрощавшись, мы отплыли и прямиком вышли на Кос. На следующий день прибыли в Родос, затем в Патару.
2 Здесь мы пересели на корабль, отправлявшийся в Финикию, и отчалили.
3 Когда показался Кипр, мы оставили его по левую сторону и, держа курс на Сирию, зашли в Тир, где с корабля должны были снять груз.
4 Здесь мы навестили учеников, пробыли у них неделю. Они от Духа говорили Павлу, чтобы не ходил в Иерусалим.
5 Стоянка подошла к концу, мы собрались и отправились дальше. Все с женами и детьми провожали нас из города. На берегу, преклонив колени, помолились.
6 Распрощавшись, мы взошли на корабль, а они вернулись домой.
7 Завершая плаванье, мы из Тира прибыли в Птолемаиду и там завернули к братьям, провели у них день.
8 На другой день мы отправились дальше, пришли в Кесарию и там остановились у Филиппа евангелиста, одного из Семи.
9 У него были в девичестве четыре дочери, все пророчицы.
10 Мы довольно долго гостили у него. Как-то раз пришел из Иудеи пророк по имени Агав.
11 Зайдя к нам, он взял у Павла пояс, спутал себя по рукам и ногам и сказал: «Говорит Святой Дух: хозяина этого пояса вот так свяжут в Иерусалиме иудеи и отдадут в руки язычников».
12 Услышав это, мы вместе с тамошними стали просить Павла, чтобы не ходил в Иерусалим.
13 Но Павел ответил: «Зачем все это? Зачем плачете, сердце мне надрываете? Я не только согласен на узы, но готов и умереть в Иерусалиме ради имени Господа Иисуса».
14 Мы оставили напрасные уговоры, притихли и сказали: «Да будет Господня воля!».
15 Закончился наш визит, мы собрались и отправились в Иерусалим.
16 Из Кесарии с нами шло несколько учеников — они взялись доставить нас к давнему ученику, киприоту Мнасону: у него мы предполагали найти приют.
17 Когда мы пришли в Иерусалим, ученики радушно приняли нас.
18 На другой день Павел был с нами у Иакова, где собрались все пресвитеры.
19 После приветственного обращения Павел во всех подробностях рассказал, как посредством его служения воздействовал на язычников Бог.
20 Выслушав его, они восславили Бога. И говорят: «Видишь сам, брат, как много иудеев приняли веру, но и эти — от Закона ни на шаг.
21 А о тебе ходят слухи, что учишь иудеев, осевших среди язычников, отступничеству от Моисея: младенцев не обрезать, обычаев не помнить.
22 Как быть? Они, конечно, прослышат, что ты здесь.
23 Поэтому сделай, как скажем. У нас тут четверо приняли обет.
24 Пройди с ними обряд очищения. Пусть обреют головы за твой счет. Тогда всем будет понятно, что слухи о тебе — пустое и что сам ты во всем послушен Закону.
25 А верующих язычников мы письменно оповестили о нашем решении: пусть воздержатся от жертвоприношения идолам, от крови и удавленины и от разврата».
26 Павел собрал этих четверых и на другой день очистился с ними, пришел в Храм и объявил о предстоящем завершении дней очищения, когда за каждого из них будет совершено приношение.
27 Но когда семь дней уже заканчивались, азийские иудеи увидели его в Храме и, подговорив толпу, схватили.
28 Они кричали: «Сюда, израильтяне! Этот человек повсюду всех подбивает против народа, Закона и Храма. Он и эллинов привел в Храм, осквернил Святое Место».
29 Накануне они видели с ним в городе Трофима эфесянина и думали, что Павел привел его теперь в Храм.
30 Волнение передалось всему городу. Сбежался народ. Павла схватили, выволокли из Храма и бегом затворили двери.
31 И уже вотвот должно было совершиться убийство, когда командиру когорты донесли, что в Иерусалиме смута,
32 И он, взяв с собой солдат и центурионов, сразу двинулся на толпу. С появлением командира когорты и солдат Павла бить перестали.
33 Командир когорты подошел, велел взять его и заковать на две цепи и спросил, кто он такой и что сделал.
34 В толпе одни кричали одно, другие — другое. В этом шуме ничего нельзя было разобрать, и он приказал отвести Павла в крепость.
35 На первых ступенях лестницы солдатам пришлось взять Павла на руки и нести, расталкивая наседавшую толпу.
36 Народ не отставал, все разом кричали: «Смерть ему!».
37 Перед самой крепостью Павел сказал командиру когорты: «Можно мне тебя на два слова?». Тот спросил: «Ты что, знаешь греческий?
38 А то я было принял тебя за Египтянина, который недавно учинил беспорядки и скрылся в пустыне с четырьмя тысячами сикариев».
39 Павел сказал: «Нет, я иудей, гражданин известного города Тарса в Киликии. Прошу позволить мне поговорить с народом».
40 Командир позволил. Павел взмахнул рукой со ступенек. Крики смолкли, и он начал говорить на еврейском.

Библия говорит сегодня

5. В Иерусалим (21:1−17)

Прощание с эфесскими руководителями было эмоциональным особенно потому, что и они, и Павел знали, что больше никогда не увидятся. Спутники Павла со слезами на глазах буквально «отрывали себя» от провожающих. Теперь им предстоял последний отрезок пути в Иерусалим, и сведения об этом путешествии Лука явно записывал в своем дневнике. Он упоминает три или четыре остановки (Кос, Родос, Патара и, может быть, Миры), за которыми последовали три выхода на берег (Тир, Птолемаида и Кесария).

а. Из Милита до Тира (21:1−6)

Когда же мы (Лука вновь ненавязчиво привлекает внимание к своему присутствию), расставшись с ними, отплыли, то прямо пришли в Кос (1а) (маленький островок прямо на юг от Милита). На другой день в Родос (остров побольше в юго-восточном направлении, на северо-восточном конце которого находился город под тем же названием) и оттуда в Патару (16) (прямо на восток от Родоса, а Безанский текст добавляет «и Миры», чуть дальше на восток). И Патара, и Миры расположены недалеко от южной оконечности материка Малой Азии. Поскольку «порт Миры, видимо, был крупным портом, предназначенным для прямого морского сообщения с берегами Сирии и Египта», как писал Уильям Рамсей, «можно… с уверенностью предположить, что корабль Павла заходил в Миры» [Рамсей, «Святой Павел», с. 298−299.]. Здесь, нашедши корабль, идущий в Финикию на Палестинском побережье, они взошли на него и отплыли (2). Теперь их путь лежал на юго-восток в центральную часть восточного Средиземноморья.

Расстояние от Миры до Тира исчислялось в 400 миль. Бывши в виду Кипра и оставивши его влеве, мы плыли в Сирию и пристали в Тире, ибо тут надлежало сложить груз с корабля (3). В то же время их поиски христиан в городе оказались успешными. И, нашедши учеников, пробыли там семь дней, либо потому что разгрузка (и возможно погрузка) заняли так много времени, либо потому что их корабль остался в порту, и им пришлось ждать другого. В течение этой недели ученики по внушению Духа, говорили Павлу, чтобы он не ходил в Иерусалим (4). Но проведши эти дни, мы вышли и пошли (5а). Несколько позже мы вернемся к противоречивым знамениям, исходившим от Святого Духа в отношении поездки Павла в Иерусалим. Ученики нас провожали все с женами и детьми даже за город; а на берегу, преклонивши колена, помолились (5). Это, по всей видимости, было еще одно волнующее расставание. И, простившись друг с другом, мы вошли в корабль, а они возвратились домой (6).

б. Из Тира в Иерусалим (21:7−17)

Мы же, совершивши плавание, прибыли из Тира в Птолемаиду (ветхозаветный Акко), со средних веков называемый Акрой. Город находился в двадцати пяти милях к югу от Тира. Здесь мы, приветствовавши братьев, пробыли у них один день (7). А на другой день Павел и мы, бывшие с ним, вышедши, пришли в Кесарию. Этот великолепный город был построен Иродом Великим и являлся портом Иерусалима. Там, вшедши в дом Филиппа благовестника (названного так, чтобы отличать его от Филиппа Апостола), одного из семи диаконов, остались у него (8). Именно здесь, в Кесарии, лет за двадцать до того, остался жить Филипп (18:40). С тех пор его семья выросла: у него были четыре дочери девицы, пророчествующие (9). Лука не говорит нам, как долго Павел и его спутники оставались в Кесарии, но они, должно быть, имели возможность много говорить с Филиппом и его дочерями. Может быть, именно тогда Филипп рассказал о себе и Стефане, а позже Лука включил этот рассказ в Деяния 6−8. Во время пребывания там они услышали еще одно интересное пророчество.

Между тем как мы пребывали у них многие дни, пришел из Иудеи некто пророк, именем Агав (предположительно тот, о ком говорится в 11:27 и дал.) (10). И, вошед к нам, он повторил практику некоторых ветхозаветных пророков, например, Ахии, который разорвал одежду Иеровоама на двенадцать частей (3Цар 11:29 и дал.), или Исаии, ходившего нагим и босым три года (Ис 20:3 и дал.), и Иезекииля, который устроил осаду начертанного на кирпиче Иерусалима (Иез 4:1 и дал.). Он взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый. То был не короткий кожаный ремень: «Связать себе руки и ноги таким кушаком было бы немыслимым акробатическим упражнением» [Хенчен, с. 601, примечание 5.]. Скорее всего, это был длинный кусок ткани, который служил Апостолу поясом. Затем Агав сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в руки язычников (11). Это было уже вторым пророчеством, и это кажется несовместимым с тем, что Дух изначально говорил Павлу; к этой проблеме мы вернемся в конце главы.

Когда же мы услышали это (пророчество Агава), продолжает Лука, то и мы и тамошние (он подчеркивает свое присутствие) просили, чтобы он не ходил в Иерусалим (12). На этот раз Апостол решительно отклонил их уговоры. Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое? [НАБ: «стараетесь подорвать мою решимость?»] я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса (13). Его слова почти тождественны словам Петра: «Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти» (Лк 22:33). Разница состоит в том, что на деле Петр поколебался и отступил (хотя затем он пострадал и умер за Христа), в то время как Павел был верен своему слову. Когда же мы не могли уговорить его, то успокоились, сказавши (не в качестве уступки по слабости, но как позитивную молитву): да будет воля Господня! (14).

После сих дней, приготовившись (имеется в виду либо «мы упаковали наши вещи» (НАБ), либо «оседлали лошадей») [Рамсей, «Святой Павел», с. 301−302.], пошли мы в Иерусалим (15). Поскольку расстояние от Кесарии до Иерусалима было шестьдесять пять миль, на поездку у них ушло два дня, как утверждает Безанский текст, и для этого нужны были лошади.

С нами шли и некоторые ученики из Кесарии, провожая нас к некоему давнему ученику, Мнасону Кипрянину, жившему в Иерусалиме, у которого можно было бы нам жить (16). Будучи «давним учеником», он, видимо, являлся одним из «членов-основателей Иерусалимской церкви» [Брюс, «Английский», с. 426.]. По прибытии нашем в Иерусалим, братия радушно приняли нас (17).

в. Водительство Духа

Итак, наконец, после долгого и напряженного пути, несмотря на зловещие предостережения, Павел прибыл в пункт назначения. Но был ли он прав, когда не внял просьбам друзей отказаться от своих планов? Что можно сказать о тех повелениях, которые Дух передавал через пророков? Можем ли мы обвинять Павла в упрямстве или должны восхищаться его непоколебимой твердостью и решимостью?

На первый взгляд кажется, что побуждения Духа находятся в прямом противоречии друг с другом. В Милите Павел сообщил руководителям эфесской церкви, что он идет в Иерусалим «по влечению Духа», несмотря на «узы и скорби», о которых предупреждает Тот же Дух (20:22−23). В Тире некоторые ученики, также «по внушению Духа», молили его (несовершенное время elegon подразумевает «снова и снова», НЗА) не ходить в Иерусалим (21:4), тогда как в Кесарии Агав начал свое пророчество с формулы «так говорит Дух Святый» (21:11). Но Павел игнорирует оба предупреждения. Не поддавшись на уговоры (21:14), он продолжает свой путь (21:15).

Как нам разрешить эту задачу? Конечно же, мы не можем прийти к выводу, что Дух противоречил Сам Себе, в главе 20 повелевая Павлу идти в Иерусалим и отменяя Свои повеления в главе 21. Доктрина о Святом Духе в представлении Луки слишком высока, чтобы Дух мог менять Свои решения. Даже если 20:22 понимать как влечение собственного духа Апостола, а не побуждение Святого Духа, то согласно главе 21 Павел все равно выглядит идущим наперекор воле и голосу Святого Духа.

Я думаю, следует начать с того, что Лука считал Павла правым в его решении идти в Иерусалим. Возможно, он приписывает оба решения в 19:21 и 20:22 воле Духа, поскольку оба были (en) to pneumati, «в Духе». Кроме того, мы уже высказывали предположение, что Лука, по-видимому, считает путешествие Павла в Иерусалим решением ученика, следующего за своим Учителем. Как же тогда рассматривать Деяния 21:4 и 11? Некоторые исследователи полагают, что говорившие только лишь утверждали о своем озарении свыше, чего не было на самом деле. Но тогда нам придется воспринимать и другие утверждения о понимании воли Духа подобным же двусмысленным образом. Следует провести четкую линию между предсказанием и запретом. Конечно же, Агав предсказал, что Павла свяжут и предадут в руки язычников (21:11); мольбы, обращенные к Павлу вслед за этим, не исходили от Духа, а явились ошибочным человеческим умозаключением, выведенным из пророчеств, сделанных в Духе. А если бы Павел поддался на уговоры своих друзей, то пророчество Агава не исполнилось бы! Тем более сложно понять 21:4 в этом ключе, поскольку друзья просили Павла «по внушению Духа». Но, может быть, в своем повествовании об этом Лука хотел сообщить, что предупреждение было от Бога, тогда как страхи и уговоры происходили от людей. В конце концов, слово Духа к Павлу сочетало в себе побуждение идти с предупреждением о последствиях этого (20:22−23).

Итак, Лука со всей очевидностью стремится представить Павла так, чтобы он вызвал в нас восхищение своей смелостью и настойчивостью. Павел так же решительно настроился идти в Иерусалим, как ранее Иисус, и (опять как Иисуса) божественные предупреждения о страданиях не остановили его.

То общение с христианами, которое Павел и его спутники имели в каждом порту, во многом помогало Апостолу и укрепляло его силы. В Тире они нашли учеников и оставались с ними в течение семи дней (21:4). В Птолемаиде они приветствовали своих сестер и братьев и целый день провели вместе (7). В Кесарии они остановились в доме Филиппа евангелиста и оставались там «многие дни» (8, 10). Ученики из Кесарии лично проводили Павла и его спутников до Иерусалима, где они остановились в доме давнего верующего с Кипра Мнасона (16), а по прибытии в Иерусалим сестры и братья «радушно приняли» их (17). Было бы преувеличением назвать это «триумфальным въездом» Павла в Иерусалим. Но, по крайней мере, это радушие укрепило его и дало ему силы вынести ярость толпы, которая через несколько дней будет кричать: «Смерть ему!» (36).

Г. По пути в Рим Деяния 21:13 — 28:31

16. Арест Павла и его самозащита. 21:18 — 23:25

До сих пор Лука представлял нам своего героя активным и энергичным. Под водительством Святого Духа он действовал смело и решительно, неся проповедь благовестия в большей части Малой Азии и Греции. Но когда Павел прибыл в Иерусалим, его стремительный бег резко оборвался. Он был подвергнут нападению, арестован, заточен, а затем предстал перед судом. Ему пришлось защищаться. После трех миссионерских путешествий, о которых рассказал нам Лука, ему пришлось пережить пять судебных разбирательств. Первую речь в свою защиту Павел произнес перед толпой иудеев в северо-западном углу территории храма (22:1 и дал.), второй раз он предстал перед высшим иудейским советом в Иерусалиме (23:1 и дал.), третье и четвертое разбирательство произошло в Кесарии — перед Феликсом и Фестом, которые друг за другом занимали пост прокуратора Иудеи (24:1 и дал.; 25:1 и дал.), и пятое, также в Кесарии, перед царем Иродом Агриппой II (26:1 и дал.)

Эти пять разбирательств, каждое из которых включает в себя речь Павла в свою защиту, вместе с обстоятельствами его ареста (21:18 и дал.) занимают шесть глав в Нашей Библии, или около 200 стихов. Почему Лука посчитал необходимым вдаваться в такие подробности? Естественно, что этот материал был для него легко доступным, поскольку все то время он находился там. Он вместе с Павлом приехал в Иерусалим (21:15), а следующая часть «мы-повествования» указывает на то, что он вместе с Павлом отправился в Рим. В течение двух лет пребывания Павла под арестом в Кесарии (24:27) Лука оставался на свободе, и естественно предположить, что он продолжал находиться в Палестине, собирая информацию для своего двухтомного труда, лично общаясь со многими действующими лицами своего повествования.

Но у Луки есть более веские причины для того, чтобы представить сравнительно полный отчет о судебных разбирательствах дела Павла. В его распоряжении оказался материал из первых рук. И это не было простым стечением обстоятельств. Ибо мы помним, что Лука был более, чем историк: он также был теологом. Он разрабатывал одну из своих главных тем, а именно — взаимоотношения между иудеями и язычниками в мессианской общине. Он показал нам, как Павел, призванный и назначенный стать Апостолом язычников, в трех важных и значительных городах: в Писидийской Антиохии, Коринфе и Эфесе покидал синагоги и менял благовествование для иудеев на благовествование для язычников (13:46; 18:6 и 19:8−9). Не случайно повествование Луки начинается в Иерусалиме, а заканчивается в Риме.

Поэтому в Деяниях 21−23, к которым мы подошли теперь, Лука описывает реакцию на проповедь Евангелия в двух общинах — в иудейской, которая была настроена к нему чрезвычайно враждебно, и римской, проявлявшей терпимость и дружелюбие. Две темы — иудейская оппозиция и римское правосудие — тесно переплетены в повествовании Луки, а в центре этого переплетения находится христианский Апостол, явившийся жертвой жестокой оппозиции, но воспользовавшийся преимуществами римского законодательства.

а. Иудейская оппозиция

Иудейская оппозиция была очевидна с самого начала. Лука не проявляет ни малейшего намека на антисемитизм; он просто констатирует факты. Так, он описывает, как вначале синедрион заключил под стражу Петра и Иоанна, а затем всех Апостолов, угрозами запретив им проповедовать или учить во имя Иисуса (4:1−5:42). Впрочем, автор обращает наше внимание на осмотрительность, мудрость и справедливость Гамалиила (5:34 и дал.). Затем наступает черед мученичества Стефана, преследований Иерусалимской церкви со стороны иудейских властей (8:1 и дал.) и бывшего гонителя Савла Тарсянина (9:23 и дал.), причем гонения продолжались в течение всех последующих миссионерских путешествий Павла (напр.: Деян 13:50; 14:2, 19; 17:4 и дал., 13; 18:6 и дал., 12 и дал.; 19:8−9; 20:3, 19). Но то, что раньше было лишь судорожными всплесками ненависти, здесь, в Иерусалиме превратилось в безжалостную решимость покончить с Павлом раз и навсегда. Это началось с попытки линчевать его (21:27 и дал.), после чего фанатичная толпа истерично потребовала его смерти (22:22−23), а завершилось все это тайным заговором сорока человек, поклявшихся убить его (23:12 и дал.). Когда толпа повлекла Павла вон из храма (21:30), Лука отметил, что «тотчас заперты были двери». И это не простая констатация факта. Закрывшиеся двери символизируют окончательное отвержение иудеями Евангелия. Политика Павла в обращении к язычникам нашла свое полное оправдание.

Похоже, Лука намеренно проводит параллель между страданиями («страстями») Христа и страданиями Его Апостола — Павла. В предыдущей главе мы видели сходство между приездом в Иерусалим каждого из них. Теперь Лука развивает это сравнение, хотя, конечно же, страдания Павла не носят искупительный характер, как страдания Христа. И тем не менее, и Иисус, и Павел 1) были отвержены своим собственным народом, арестованы без всяких на то оснований и заключены под стражу; 2) им были предъявлены ложные обвинения, подтвержденные лжесвидетелями; 3) обоих на суде били по устам (23:2); 4) оба стали жертвами тайного заговора иудеев (23:12 и дал.); 5) оба слышали ужасный вопль обезумевшей толпы:

«Смерть ему!» (21:36; ср.: 22:22); 6) обоим предстояло пять разбирательств: Иисус был допрошен Анной, синедрионом, царем Иродом Антипой и дважды Пилатом; Павел стоял перед судом толпы, синедриона, царя Ирода Агриппы II и перед двумя прокураторами, Феликсом и Фестом.

б. Римское правосудие

Второй параллельной темой повествования Луки является римское правосудие. Автор Деяний постоянно представляет римские власти друзьями Евангелия. Нам уже представлялась возможность видеть это. Дело не только в том, что первым обращенным из язычников стал римский сотник, Корнилий, или что первым обращенным Павла в его миссионерском путешествии стал римский проконсул Сергий Павел (13:12). Главное — каждый раз, как только представлялась такая возможность, римские власти защищали христианских миссионеров. В Филиппах, например, городские начальники принесли Павлу и Силе свои извинения за физическое наказание и за то, что их, римских граждан, взяли под стражу. Они лично явились в тюрьму, чтобы сопроводить их из города (16:35 и дал.); в Коринфе Галл ион, проконсул Ахаии, отказался даже выслушать обвинения иудеев против Павла и прекратил дело (18:12 и дал.); а в Эфесе городской чиновник объявил христианских лидеров невиновными, упрекнул толпу за нарушение общественного порядка и распустил всех по домам (19:35 и дал.) Затем, в Иерусалиме и Кесарии, Клавдий Лисий, военный трибун, взял Павла под свою защиту. Он дважды спасал Павла от линчевания, заключая его под стражу (21:33 и дал.; 22:24); он немедленно освободил его от жестокого допроса под пытками, обнаружив, что Павел является римским гражданином (22:25 и дал.); он спас его от заговора убийц, переведя Апостола в Кесарию под юрисдикцию прокуратора (23:23 и дал.).

Такая защита римского правосудия становится особенно понятной в случае с судебными разбирательствами Павла. Хотя он и был обвинен иудеями, его дело разбирадось в законном порядке и он был оправдан римлянами. То же верно и в отношении Иисуса. Здесь Лука находит третью параллель. Он стремится показать, что, хотя иудеи выдвинули свои обвинения против Иисуса и Его Апостола Павла, римляне не нашли ни в Иисусе, ни в Павле никакой вины. В случае с Иисусом Лука сообщает нам, что Пилат трижды провозгласил невиновность Иисуса. Первосвященникам и толпе он сказал: «Я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк 23:4). Тем же людям, после допроса Иисуса перед Иродом, Пилат сказал еще раз: «Я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод также…» (Лк 23:14−15). А когда толпа продолжала кричать: «Распни, распни Его!», Пилат сказал им в третий раз: «Какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашел в Нем» (Лк 23:22).

Поразительное сходство с делом Павла производит сильное впечатление. Лука не говорит, что римское правосудие совершенно (он, например, упоминает о готовности Феликса получить взятку (24:26), но подтверждает, что Павел не предлагал ее). И не только он сам заявил о своей невиновности («я не сделал никакого преступления ни против закона Иудейского, ни против храма, ни против кесаря» (25:8), но и судьи согласились с ним в этом). Клавдий Лисий в своем письме Феликсу подтвердил, что «нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков» (23:29). Прокуратор Фест сказал царю Агриппе: «Он не сделал ничего, достойного смерти» (25:25). А Агриппа, когда серия допросов была закончена, подытожил все такими словами: «Этот человек ничего, достойного смерти или уз, не делает… Можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря» (26:31−32).

Таким образом, трижды в случае с Иисусом и трижды в случае с Павлом, официальными лицами в суде обвиняемый был объявлен невиновным. Сэр Уильям Рамсей подробно разобрал этот вопрос в своей работе «Павел, путешественник и римский гражданин» (1895 г.) В ней он писал: «Согласно нашему предположению, несомненно то, что повествованию о заключении Павла под стражу и последовавшим за этим разбирательствам уделяется столько внимания потому, что, по мнению самого автора, эта тема является самой важной темой в книге» [Рамсей, «Святой Павел», с. 303.]. Далее Рамсей утверждает, что когда наконец Павел попал на суд кесаря, он был оправдан и что этот суд, с его «официальным решением высшего суда империи»… «явился фактически хартией религиозной свободы, в чем и заключается его огромное значение» [Там же, с. 308.]. Он приходит к заключению, что Лука собирал материалы для третьей книги, в которой хотел описать суд в Риме, оправдательный приговор Павлу, дальнейшую миссионерскую деятельность Павла, последовавший за тем его арест, заключение и смерть по приказу Нерона. Ибо Рамсей считает, что Лука писал в правление Домициана, «когда к христианам стали относиться как к преступникам или разбойникам, и простое исповедание веры признавалось преступлением». В такой ситуации Деяния стали не только «апологией христианства; они стали призывом к исторической правде против аморальной и разрушительной политики правящего императора» [Там же, с. 309.].

Независимо от того, примем мы все предположения Рамсея или нет (включая датировку Деяний и намерение Луки написать продолжение), мы должны согласиться с ним в определении цели, поставленной Лукой. Лука намеренно демонстрирует, что в глазах римского закона как Иисус (Евангелие от Луки), так и Павел (Деяния) не были виновны, и привлекает внимание к юридическому прецеденту, возникшему в результате этих судебных разбирательств и установившему законность христианской веры. Намерение Луки — показать Церкви, как следует вести себя в будущем в случае преследований и гонений. Церковь должна быть в состоянии доказать, что обвинения в преступлении против государства и человечества (которые часто выдвигались в первые века) необоснованны; что она невиновна в преступлениях против закона, а ее члены являются сознательными гражданами, то есть подчиняются государству до такой степени, до какой им позволяет их совесть. И тогда будет сохранена свобода исповедовать, практиковать и пропагандировать Евангелие в той мере, в какой эта деятельность связана с церковью, и весь мир увидит, что у христиан нет камня за пазухой. У них останется лишь единственный камень, о который будут претыкаться нераскаявшиеся, — крест Христа.

1. Павел встречается с Иаковом и принимает его предложение (21:18−26)

Мы уже отметили, что Павлу и его спутникам в Иерусалиме был оказан теплый и радушный прием (17). Однако теперь Лука показывает, что за этим радушием скрывалось напряжение (18 и дал.).

На другой день, не откладывая, Павел пришел с нами к Иакову; Иаков по-прежнему был общепризнанным лидером церкви в Иерусалиме и фактически вселенской иудео-христианской общины, особенно теперь, когда Апостолы Петр и Иоанн покинули город. Иаков был не один, когда принимал Павла и его спутников, ибо пришли и все пресвитеры (18). Поскольку к тому времени иудео-христианская церковь насчитывала много «тысяч» (20), для пасторского служения необходимо было много старейшин. Приветствовав их, Павел стал рассказывать братьям, как обстоят дела в других провинциях (19а).

Описывая встречу Павла и Иакова лицом к лицу, Лука раскрывает волнующую ситуацию, таившую в себе и риск, и возможности. Ибо Павел и Иаков представляли собой лидеров двух течений в христианстве: иудейского и языческого. Эта их встреча была не первой, а, по крайней мере, четвертой. Ибо Павел виделся с Иаковом во время своего первого посещения Иерусалима (Гал 1:18−19) и вновь, когда вернулся в Иерусалим четырнадцать лет спустя (Гал 2:1, 9). Впоследствии на Иерусалимском соборе они оба сыграли выдающуюся роль (15:12 и дал.). В течение последующих лет движение, возглавляемое ими, росло и ширилось под благодатным покровительством Божьим. И теперь, когда они встретились, оба могли представить обильные плоды своих неустанных трудов на ниве благовестия. Павел — в виде своих спутников, представителей из языческих церквей, а Иаков — в виде многочисленных старейшин Иерусалимской церкви. Некоторые исследователи уверены в том, что богословские позиции Иакова и Павла были несовместимы, как и до Иерусалимского собора (15:1−2), где Павел проповедовал спасение благодатью, а Иаков — спасение делами. Отсюда и сомнения Лютера, в результате которых он впоследствии назвал послание Иакова «соломенным посланием». Не то чтобы он хотел исключить это послание из канона, но он чувствовал, что не может включить его в серию «главных» книг, которые недвусмысленно учат оправданию только лишь по вере. Поэтому при встрече Павла и Иакова лицом к лицу в Иерусалиме могло произойти болезненное столкновение.

Но оба Апостола были настроены миролюбиво. Поговорим вначале об Иакове. Павел рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его (19, что сотворил Бог, т. е. что сделал Бог руками Павла), Иаков и его старейшины не только выслушали его, но и вместе прославили Бога (20а). Не было произнесено ни слова неодобрения. Как в случае с обращением Корнилия (11:18), благовествованием у греков в Антиохии (11:22−23) и первым миссионерским путешествием Павла (14:27; 15:12), свидетельство о Божьей благодати по отношению к язычникам было несомненным, и единственным возможным ответом на это могло быть прославление и восхваление Бога. Радостное восхваление Иаковом и старейшинами не было скупым или сдержанным; оно было непосредственным и искренним.

Но Павел также хотел проявить свое миролюбивое отношение к иудео-христианской общине и показал это следующим образом. Первое, это пожертвования, собранные церквами Запада для Иерусалимской церкви. Лука по какой-то причине упоминает об этом позже, только в 24:17, но мне кажется, Павел сделал это в самом начале своей встречи с Иаковом. Возможно, именно эта приятная новость в какой-то степени объясняет теплый прием, о котором говорится в стихе 17. Конечно, эти пожертвования имели большое значение для Павла. Он не только думал об этом несколько лет, но даже отложил свой предполагаемый визит в Рим и Испанию с тем, чтобы лично привезти эти подношения в Иерусалим (19:21; ср.: Рим 15:23 и дал.). Пожертвования были важны сами по себе и являлись выражением любви христиан к обездоленным братьям (напр.: Деян 11:27−30; Деян 20:35; Гал 2:10; 2Кор 8:9 и дал.). Нет сомнений, что «корень всех зол есть сребролюбие» (1Тим 6:10), но использование денег на нужды неимущих может быть реальным залогом любви.

Однако главное — это его символическое значение. Собранные пожертвования явились примером солидарности верующих из язычников со своими иудейскими братьями и сестрами в Теле Христовом. Вот почему представители этих церквей преодолели весь путь из Коринфа, чтобы участвовать в представлении своих даров, и теперь также присутствовали на встрече Павла с Иаковом. Далее, подношения были смиренным признанием своего долга. Конечно, им было приятно отдавать из любви, но также (как писал о них Павел) были «должники они перед ними. Ибо если язычники сделались участниками в их духовном, то должны и им послужить в телесном» (Рим 15:27). Именно по причине этого символического характера пожертвований Павел придавал им такое большое значение. Он боялся, как бы эти приношения не были восприняты неправильно — как знак превосходства или, может быть, как попытка купить благосклонность Иерусалима; чтобы принятие даров не поняли как победу проязыческой позиции Павла над иудео-христианским мировоззрением. Вот почему он просил римских христиан молиться вместе с ним за то, «чтобы служение мое для Иерусалима было благоприятно святым» (Рим 15:31). Он хотел выразить сущность братства во Христе дарением приношений; ответят ли христиане из иудеев взаимностью, приняв пожертвования?

Далее Лука все свое внимание сосредоточил на том, с какой готовностью, демонстрируя свое миролюбие, Павел ответил на предложение, выдвинутое Иаковом. Вся проблема заключалась в том, что в христианской общине были как христиане из иудеев (20), так и уверовавшие язычники (25). Нужно было помочь им жить в мире и согласии, особенно ввиду щепетильности иудейских христиан в соблюдении закона. Иаков и старейшины сказали ему: видишь, брат [трогательное в своей открытости признание их единства в Божьей семье], сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они — ревнители закона (20) [т. е. «стойкие ревнители» его (НАБ, НЗА, ИБ)]. А о тебе наслышались они [слухи фактически оказались ложными], что ты всех Иудеев, живущих между язычниками [в диаспоре], учишь отступлению от Моисея, говоря, чтоб они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям (21). Что же, в таком случае, беспокоило Иакова? Дело было не в разногласиях о пути спасения (Иаков и Павел соглашались в том, что спасение дается через Христа, а не через закон), но о способах осуществления ученичества. Второе, проблема заключалась не в том, чему учил Павел обращенных из язычников (он действительно учил их, что в обрезании нет необходимости (напр.: 1Кор 7:19; Гал 6:15; Иаков и Иерусалимский собор говорили то же), но в том, чему он учил «Иудеев, живущих между язычниками» (21). Третье, дело было не в моральном законе (Павел и Иаков соглашались, что Божьи люди должны жить праведной жизнью, согласно Божьим заповедям, напр.: Рим 7:12; Рим 8:4; Иак 1:25; Иак 2:8), но в иудейских «обычаях» (21). Другими словами, должны ли верующие из иудеев продолжать соблюдать иудейские культурные традиции? Ходили слухи, что Павел учит не соблюдать их.

Итак что же? — спросил Иаков у Павла. Христианские ревнители закона из иудеев услышат, что ты пришел (22). Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет (23); Взяв их, очистись с ними и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, — и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон (24), или «живешь согласно иудейским законам» (НАБ). Ссылка на четырех христиан из иудеев, остригающих себе головы, указывает на то, что они приняли обет назорейства (Чис 6:1 и дал.; ср.: Деян 18:18 и дал.). Иаков, предлагая Павлу присоединиться к ним, преследовал две цели. Во-первых, Павел должен был «очиститься с ними». Комментаторы не могут прийти к соглашению о том, что Иаков имел в виду. Может быть, он хотел, чтобы Павел присоединился к ним в конце их тридцатидневного обета, или в каком-то другом, особом ритуале очищения, поскольку они осквернились чем-то. Или же это может означать, что Павлу нужно было совершить семидневный обряд очищения, так как по священническим понятиям левитов он считался нечистым ввиду своего долгого отсутствия в Иерусалиме [См. подробное обсуждение этого вопроса: Брюс, «Английский», с. 430−432; Хенчен, с. 611−612; Маршалл, «Деяния», с. 345 и Лонгнекер, «Деяния», с. 520.]. Во-вторых, Иаков предложил Павлу оплатить их расходы, что могло быть достаточно большой суммой.

Упомянув о щепетильности христиан из иудеев (20−24), Иаков перешел к теме подобного рода ответственности христиан из язычников. А об уверовавших язычниках, сказал он, все разногласия были улажены на Иерусалимском соборе несколько лет назад, когда мы писали, положивши, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда (25; ср.: 15:20, 29) — четыре вида церемониальных запретов, которые обсуждались в главе 11.

Павел согласился с предложением Иакова и, как мог скоро, стал выполнять его. Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошел в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение (26).

Мы можем только благодарить Бога за щедрость духа, проявленную и Иаковом, и Павлом. Они пришли к согласию как в богословском (что спасение дается благодатью во Христе через веру), так и в этическом (что христиане должны подчиняться моральным законам) отношениях. Все проблемы, которые их волновали, относились к культурной области и затрагивали вопросы церемоний и традиций. Решение, которое они приняли, не было компромиссом, где в жертву были бы принесены доктринальные или моральные принципы, оно явилось уступкой только в области ритуалов. Мы уже видели проявление миролюбивого духа Павла в принятии Иерусалимского декрета и в том, как он обрезал Тимофея. Теперь в том же духе терпимости он был готов пройти ритуал очищения, чтобы умиротворить щепетильность иудеев. Иаков, пожалуй, зашел слишком далеко, ожидая, что Павел станет жить, «продолжая соблюдать закон» (24) во всех отношениях и все время, если он это имел в виду. Но Павел определенно был готов соблюдать закон в особых случаях, например, ради дела благовестия (1Кор 9:20) или, как и здесь, ради всеобщей солидарности христиан различных течений. По его убеждению, иудейские культурные традиции относились к области «непринципиальных вопросов», от исполнения которых он был свободен — он мог соблюдать или не соблюдать их в зависимости от обстоятельств. Как точно определил Ф. Ф. Брюс, «истинно освобожденный дух, такой, как у Павла, не может находиться в тисках собственной свободы» [Брюс, «Английский», с. 432, примечание 39.].

Но Иаков тоже продемонстрировал щедрость души и братолюбие, как своим прославлением Бога за плодотворную миссию среди язычников, так и принятием приношений от их церквей. Это не было quid pro quo, no типу коммерческой сделки, как пытаются представить некоторые комментаторы («мы принимаем вас, принимая ваши языческие дары, если вы примете нас, соблюдая наши иудейские обычаи»). Скорее, это можно назвать взаимным и чутким снисхождением христиан к нуждам друг друга. Непреклонность предубеждений и фанатическое насилие неверующих иудеев в следующей главе резко выделяются уродливым контрастом на фоне христианской терпимости.

2. Павел схвачен и арестован (21:27−36)

а. Павел схвачен иудеями (21:27−32)

Павел для того и находился в храме, чтобы участвовать в ритуале семидневного очищения, уже приближавшегося к концу. Его узнали некоторые иудеи из проконсульской Асии, возможно, из самого Эфеса. Видимо, они узнали и Трофима Ефесянина (29). Это они спровоцировали ярость толпы, пришедшей в храм для поклонения, выдвинув два обвинения. Первое обвинение было явным недоразумением, ибо они представляли Павла как Человека, который учит всех и везде «против народа и закона и места сего» (28а). «Как нелепо, — справедливо замечает Говард Маршалл, — что Павла обвинили в этом именно тогда, когда он сам проходил обряд очищения, чтобы не осквернить храм» [Маршалл, «Деяния», с. 347.].

Это обвинение походило на обвинение Стефана, когда лжесвидетели говорили, что «этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон» (6:13). Но иудеи не поняли ни Стефана, ни Павла, как не поняли Иисуса. Иисус говорил о Себе как исполнении храма, людей и закона, а Стефан и Павел продолжили Его учение. Оно было направлено не на принижение храма и закона, но на проявление их истинной славы.

Второе обвинение заключалось в том, что Павел ввел в храм язычников и таким образом осквернил его (28б). Это обвинение было просто ложным. Однако это была не преднамеренная ложь, как милосердно замечает Лука, а скорее их предположение на этот счет (29). Они видели в городе Трофима (которого знали как язычника) вместе с Павлом и из этого заключили, что Павел привел его с собой во внутренний двор храма, доступ в который для язычников был категорически запрещен. Язычникам разрешалось заходить только на внешний двор, двор язычников. Чтобы предотвратить вход во внутренний двор, двор Израиля, он был огражден разделительной стеной. Иосиф об этом говорит так: «Между первым и вторым освященным местом тянулась каменная, очень изящно отделанная ограда вышиною в три локтя.

На нем в одинаковых промежутках стояли столбы, на которых на греческом и римском языках был написан закон очищения, гласивший, что чужой не должен вступать в святилище, ибо это второе священное место называлось именно святилищем» [Иосиф, «Война», V.5.2; «Древности», XV. 11.5.]. Ф. Ф. Брюс дополняет: «Две такие надписи (обе на греческом) были найдены — одна в 1871, а другая в 1935 году. Текст их гласит: «Ни один иноземец не смеет войти за решетку и ограду святилища. Кто будет схвачен, тот сам станет виновником собственной смерти» [Брюс, «Английский», с. 434.].

Тит (римский генерал, а впоследствии император), укоряя иудеев, «грешивших против своих собственных святынь», говорил им: «Не вы ли, безбожники, устроили эту ограду вокруг святилища? Не вы ли у нее воздвигли те столбы, на которых на эллинском и нашем языках вырезан запрет, что никто не должен переступать через нее? Не предоставляли ли мы вам права карать смертью нарушителя этого запрещения, если бы даже он был римлянином?» [Иосиф, «Война» VI.2.4.] Павел определенно имел в виду эту стену, когда писал о «стоявшей посреди преграде», олицетворявшей враждебность между иудеями и язычниками (Еф 2:14).

Эта два обвинения — одно наполовину правдивое, а другое совершенно ложное — взбудоражили людей, так что «весь город пришел в движение» (30) и «сделалось стечение народа». Павла схватили, вытащили из внутреннего двора и пытались убить. К счастью, солдаты римского гарнизона, всегда стоявшие на страже общественного порядка в Иерусалиме, увидели, что происходит и сумели спасти его буквально в последнюю минуту. Гарнизонные бараки находились в крепости Антония, которую Ирод Великий построил в северо-западном углу территории храма. Гарнизон обычно состоял из тысячи солдат. Командовал ими chiliarchos, что можно перевести как «военный трибун» [Должность военного трибуна появилась в V в. до Р. X.; они по очереди На протяжении двух месяцев командовали легионами. В каждом легионе числилось по 6 трибунов — один из сенаторов, 5 из всадников. — Прим. перев.], «командир римского войска» (НИВ) или «полковник части» (НЗА).

Мы знаем, что в то время командиром гарнизона был Клавдий Лисий (23:26). Услышав, что в городе начались волнения, он сам вместе с несколькими офицерами и солдатами прибыл на место происшествия и возмутители спокойствия немедленно прекратили избивать Павла.

б. Павел арестован римлянами (21:33−36)

Интересно отметить, что один и тот же глагол epilambanomai употребляется и тогда, когда говорится о людях из толпы, когда они «повлекли» Павла вон из храма (30), и о командире, который «взял» его (33), несмотря на то, что они были движимы разными целями. Толпа намеревалась линчевать его, военный трибун взял его под стражу с целью защитить от самосуда толпы. Здесь мы видим один из поразительных примеров, когда Лука противопоставляет враждебность иудеев римскому правосудию. Поскольку из-за всей этой суматохи командир не сумел выяснить, кем являлся арестованный и в чем заключалась его вина, он перевез его (опасаясь разбушевавшейся толпы) в гарнизон. Тем временем толпа кричала: «Смерть ему!». Так же, как почти тридцать лет назад другая толпа требовала смерти другого Обвиняемого (Лк 23:18; ср.: Деян 22:22).

3. Павел защищается перед толпой (21:37 — 22:22)

Клавдий Лисий, как честный и открытый человек, выглядит намного более благоприятно на фоне разъяренной толпы иудеев, одержимой предрассудками. Они предположили, не потрудившись проверить свои догадки, что Павел привел во внутренний двор храма язычника Трофима. Клавдий Лисий решил было, что Павел являлся египетским террористом, однако немедленно изменил свое мнение, когда узнал о фактах. Иосиф тоже писал о бунтовщике, за которого Лисий принял Павла. За три года до описываемых нами событий «этот лжепророк из Египта», как назвал его Иосиф, «собрал вокруг себя 30, 000 заблудших» (Иосиф имел склонность к преувеличениям!), «уговорил простой народ отправиться вместе с ним к Елеонской горе… Тут он обещал легковерным иудеям показать, как по его мановению падут иерусалимские стены, так что, по его словам, они будто бы свободно пройдут в город». В дело вмешался прокуратор Феликс и его войска, в результате чего sikarioi «сикарии» [Сикарии (по названию маленького кинжала с обращенным внутрь острием, похожего на фракийский изогнутый меч — sica) — крайняя партия зелотов, в патриотических целях прибегавшую даже к убийству своих противников. — И. Флавий, «Иудейская война», репринтное изд., С. — Петербург, «Орел», 1991 г., с. 202. — Прим. перев.] были убиты, захвачены в плен или разбежались [Иосиф, «Древности», ХХ.8.6; «Война», II,13.5.]. Но сам египтянин исчез, и теперь начальник войска решил, что он появился опять. Павел объяснил ему, кто он есть на самом деле. Он с гордостью говорил о том, что происходил из Тарса, который являлся «перрьм городом Киликии не только в плане материального богатства, но и интеллектуальных достижений, где находился один из самых знаменитых университетов римского мира» [Шервин-Уайт, с. 180.]. Затем Павел просил позволения обратиться к толпе, что ему и было разрешено.

Стоя на каменных ступенях, ведущих из храма в крепость Антония, Павел смело обратился с речью в свою защиту (apologia, «оправдание», 22:1) к враждебно настроенной толпе. Он проявил большой такт и чувство меры. Это можно видеть как в вежливом обращении к аудитории — мужи братия и отцы, так и в том, что он говорил на еврейском языке. Одного этого было достаточно, чтобы утихомирить их. Но соответствовало ли случаю то, что он говорил им? Лука фактически во второй раз предоставляет нам возможность выслушать рассказ Павла о его обращении. В первом случае Лука рассказал об этом своими словами, но теперь повествование ведется от лица Павла (а в третий раз Павел будет свидетельствовать о своем обращении перед царем Агриппой). В каждом случае суть сообщения остается прежней, но в каждом свидетельстве выделяются частные детали, соответствующие данным конкретным обстоятельствам. На этот раз, обращаясь к толпе в Иерусалиме, чье недовольство было вызвано тем, что он якобы всех и повсюду учил против иудеев, закона и храма (21:28), Павел указывает на свою личную верность и преданность своему иудейскому происхождению и вере.

Сначала он говорил о своем рождении и воспитании в иудейских традициях, о том, что свое образование он получил при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе (ср. 5:34). Гамалиил был самым выдающимся учителем того времени, руководителем школы Гиллеля, в которой учился и Павел. Итак, его иудейство было бесспорно — ибо он был «Еврей от Евреев» (Флп 3:5, АВ). Затем Павел направил внимание слушателей на свое ревностное отношение к Богу, не менее ревностное, чем у них, потому что он гнал последователей христианства, как мужчин, так и женщии сажая их в тюрьмы и даже предавая смерти. Синедрион может подтвердить это, потому что именно члены совета отправили его в Дамаск с ордером на арест иноверцев.

Павел рассказывает об обстоятельствах своего обращения, подчеркивая, что оно произошло благодаря божественному вмешательству, оно не было волевым решением самого Павла. Свет небесный осиял и ослепил его, а Тот, Кто заговорил к нему, назвался Иисусом Назореем. Далее Павел рассказал о служении Анании. Он сделал особый акцент на том, что Анания — это муж, благочестивый по закону, одобряемый всеми Иудеями, живущими в Дамаске (12). Именно он возвратил Павлу зрение и сказал, что Бог отцов наших избрал Павла, чтобы тот познал Его волю, увидел Праведника, «услышал Его голос» (14, НАБ) и стал Его свидетелем. Затем Анания крестил его. Наконец, Павел упоминает о том видении, которое явилось ему в этом самом храме, в осквернении которого его позже станут обвинять, и в этом видении Господь (Павел не упоминает здесь имя Иисуса) велел ему немедленно покинуть Иерусалим, несмотря на возражения Павла. Иди, сказал Господь, Я пошлю тебя далеко к язычникам. То есть, exapostelo se, «Я сделаю тебя Апостолом», фактически Апостолом язычников (21; 26:17; ср.: Гал 1:16; Гал 2:7−8).

В этот момент речь Павла была прервана криками толпы, требовавшей немедленно предать его смерти (22). Важно понять почему. Дело в том, что в глазах иудеев обращение прозелитов (то есть обращение язычников в иудейскую веру) — это прекрасно, но благовестие (обращение язычников в христианство, минуя стадию иудейства) являлось отступничеством. Это было равносильно тому, чтобы сказать, что иудей и язычник равны, так как оба должны прийти к Богу через Христа, причем на равных условиях.

Вновь просматривая речь Павла, мы можем сказать, что он сделал два важных заявления. Во-первых, он был иудеем не только по рождению и воспитанию, но продолжал оставаться верным иудейским традициям. Верно, что теперь он был свидетелем Того, Кого он раньше гнал. Но Бог его отцов до сих пор продолжает оставаться его богом. Он не отрекался от веры своих отцов, не говоря уже об отступничестве и измене; он пропагандировал прямое продолжение этой веры. Иисус Назорей был Тем Праведником, в Ком исполнились ветхозаветные пророчества. Второе заявление Павла касалось того, что некоторые новые черты его веры, особенно его принятие Иисуса и миссионерская деятельность среди язычников, не были его собственной причудливой инициативой. Они явились прямым откровением с небес, и одно из них произошло в Дамаске, а второе — здесь, в Иерусалиме. Действительно, только Божье вмешательство могло настолько полно изменить его.



2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.