Деяния 24 глава

Деяния апостолов
Русского Библейского Центра → Библия говорит сегодня

Русского Библейского Центра

1 Пять дней спустя пришел архиерей Анания со старейшинами и с ними некий Тертулл, стряпчий. Они прибыли, чтобы предъявить прокуратору обвинения против Павла.
2 Павла привели, и Тертулл начал обвинительную речь. Он сказал: «Установленный тобой прочный мир и прозорливые реформы, посредством которых ты направляешь судьбу нашего народа,
3 Повсюду в стране принимаются от тебя с благодарностью, высокочтимый Феликс.
4 Однако не хочу более утруждать тебя и, полагаясь на твою снисходительность, буду краток.
5 Мы находим, что этот человек хуже моровой язвы. Он предводительствует назорейской ересью и повсюду в мире вносит смуту среди иудеев.
6 [ отсутствует ]
7 Он дошел до того, что осквернил Храм, и мы его задержали.
8 Учини ему допрос, и ты сам увидишь, что наше обвинение небезосновательно».
9 Иудеи подтвердили, что все именно так и есть.
10 Прокуратор подал знак, и Павел начал говорить: «Вижу, как уже многие годы ты правишь в народе суд, и с облегчением приступаю к своей защите.
11 Я пришел в Иерусалим на поклонение всего каких-нибудь двенадцать дней тому назад. Это тебе всякий подтвердит.
12 Ни в Храме не было, чтобы я спорил с кем-нибудь или собирал шумную толпу, ни в синагогах, ни на улицах.
13 И не могут они доказать ничего, в чем теперь меня обвиняют.
14 Я в твоем присутствии со всей ответственностью заявляю, что согласно Пути, который они называют ересью, поклоняюсь Богу наших отцов и почитаю за истину все, что написано в Законе и в Пророках.
15 Питаю надежду на Бога, что будет воскресение праведных и неправедных, чего и сами они ждут.
16 Потому и сам неустанно радею о соблюдении чистой совести перед Богом и людьми.
17 Впервые за многие годы я пришел отдать милостыню народу моему и приношения.
18 Очистившимся застали меня в Храме не в окружении толпы, не с крикунами
19 Азийские иудеи. Им-то и следовало быть здесь с обвинениями против меня, если у них есть что предъявить.
20 Пусть присутствующие здесь скажут, какую неправду они во мне отыскали, поставив меня перед синедрионом,
21 Разве что один лишь мой возглас, когда я, стоя там, крикнул, что, мол, ныне судим вами за правду о воскресении мертвых».
22 Феликс, не будучи столь несведущим в Пути, отложил суд. Он сказал: «Я приму решение по вашему делу, когда здесь будет командир когорты Лисий».
23 А Павла приказал центуриону стеречь, но строгости отменить и не препятствовать друзьям навещать его и обихаживать.
24 Спустя несколько дней Феликс пришел со своей женой Друзиллой, иудейкой, послал за Павлом и пожелал выслушать, что он скажет о вере в Христа Иисуса.
25 Но когда речь зашла о праведной душе, воздержании и грядущем Суде, Феликс насторожился и сказал: «Довольно, ступай. Как-нибудь в другой раз позову тебя снова».
26 И тут ему вдруг подумалось, что хорошо бы получить от Павла денег. Он стал часто посылать за ним и с ним беседовал.
27 Прошло два года, и место Феликса занял Порций Фест. В угоду иудеям Феликс оставил Павла в заточении.

Библия говорит сегодня

17. Суд над Павлом. 24:1 — 26:32

Иерусалим и Рим были центрами двух невероятно сильных и властных систем. Вера иудеев насчитывала две тысячи лет со времен Авраама. Власть Рима простиралась на три миллиона квадратных миль вокруг Средиземного моря. Сила Иерусалима была в его истории и традициях, а сила Рима — в его победах и организации. Объединенная мощь Иерусалима и Рима была непреодолимой. Если бы такой диссидент-одиночка, как Павел, противопоставил себя этой системе, результат был бы неизбежным. Его шанс на выживание был сравним с надеждой на спасение бабочки под паровым катком. Он был бы раздавлен и стерт с лица земли.

И все же такой конец даже не приходил в голову Павлу, в чем мы можем сами убедиться. Он видел ситуацию с совершенно иной точки зрения. Он не предавал ни церковь, ни государство, а потому не противопоставлял себя ни тому, ни другому, хотя его обвиняли именно в этом. Враги Христа пытались разыграть ту же карту. В своем суде они обвинили Его в угрозах разрушить храм и в богохульстве (Мк 14:55−64; Лк 22:66−71), а перед Пилатом они представили Его как виновного в подрывной деятельности — смущении людей речами, направленными против уплаты налогов кесарю и в том, что Он заявляет о Себе как о Царе (Лк 23:1−3). Теперь же враги Павла выдвинули подобные обвинения против него, а именно, что он говорил «против закона Иудейского», «против храма» и «против кесаря» (25:7−8).

Но Павел был так же невиновен по этим статьям, как и Иисус. Он не оспаривал Богом данный статус Рима или Иерусалима. Напротив, как он писал римским христианам, он признавал, что власть, данная Риму, происходит от Бога (Рим 13:1 и дал.) и привилегии, данные Израилю, также исходят от Бога (Рим 9:4−5). Евангелие не подрывает ни римского, ни иудейского закона, а скорее «утверждает» его (Рим 3:31). Точнее, римляне могут неверно использовать Богом данную власть, и иудеи могут неправильно истолковать свой закон как средство спасения. В таких ситуациях Павел мог бы выступить против этого. Но здесь был другой случай. На суде Павел утверждал, что Евангелие в принципе поддерживает правление кесаря (25:8−12) и исполняет надежду Израиля (26:6 и дал.) Его защита перед судом сводилась к тому, чтобы представить себя верным гражданином Рима и верным сыном Израиля.

Через все повествование в этих главах Деяний красной нитью проходит двойное отрицание обвинения в предательстве и двойное утверждение лояльности Павла. До сих пор Павел представал перед судом толпы иудеев (21:40 и дал.) и перед синедрионом (23:1 и дал.) Теперь он предстанет перед судом прокуратора Феликса (24:1 и дал.), прокуратора Феста (25:1 и дал.) и царя Агриппы II (25:23 и дал.). Каждый раз во время этих пяти судебных разбирательств, когда обвинение было то политическим (подрывная деятельность), то религиозным (святотатство), состав судей был частью римским, частью иудейским. Так, когда Павел обращался к толпе иудеев и иудейскому совету, там же присутствовал и слушал Апостола Клавдий Лисий, римский трибун, а когда Павел стоял перед Феликсом и Фестом, судьями были представители Рима, обвинителями — иудеи. Затем, в пятое разбирательство, явившееся грандиозным финалом, оба вида власти объединил в себе царь Агриппа II, ибо он был назначен Римом, но был также признан вершителем закона в делах иудеев.

1. Павел перед Феликсом (24:1−27)

В конце предыдущей главы Феликс, прочитав письмо от Клавдия Лисия, послал в Иерусалим за обвинителями Павла, а пока содержал Павла в узах в Кесарии. Через пять дней [по-видимому, имеется в виду отрезок времени после прибытия Павла] пришел первосвященник Анания по вызову прокуратора со старейшинами и с некоторым ритором Тертуллом [Ритор (греч. rhetor — оратор) — у древних греков и римлян — учитель красноречия, преподаватель риторики или ученик этой школы. Риторы пользовались особым уважением, поскольку древние превыше всех ценили полководцев (от них зависел успех в победе над врагом) и ораторов (они обеспечивали политический успех и авторитет самого оратора и государства в целом). — Прим. перев.]. Собрался суд, собрались приехавшие обвинители и жаловались правителю на Павла (1). Нам не говорят, предъявили ли они свои обвинения устно или на бумаге, но после того как прокуратор получил эти обвинения, был призван Павел, и Тертулл начал обвинять его (2а), или «начал обвинительный процесс» (ИБ).

а. Обвинительная речь Тертулла (24:2 б-9)

Как опытный юрист-профессионал, Тертулл начал с того, что называется captatio benevolentiae, то есть стремление добиться расположения судьи. Обычно это вступление включало в себя комплименты, доходящие до лицемерия, а также обещание выступавшего быть кратким, но на этот раз комплименты достигли уровня «отвратительной лести» [Баркли, с. 184.].

Ибо Тертулл выразил благодарность за «мир», который обеспечил Феликс, и «благоустроение сего народа», в то время как на самом деле правитель с невероятной жестокостью подавил несколько мятежей, так что теперь иудейское население взирало на него не с благодарностью, а с ужасом. Вот слова Тертулла: «всегда и везде со всякою благодарностью признаём мы, что тебе, достопочтенный Феликс, обязаны мы многим миром, и твоему попечению благоустроением сего народа; Но, чтобы много не утруждать тебя, прошу тебя выслушать нас кратко, со свойственным тебе снисхождением (3−4).

Далее Тертулл перечислил три обвинения против Павла. Первое, они нашли сего человека язвою общества («совершенной чумой», НАБ, ИБ), возбудителем мятежа между Иудеями, живущими по вселенной (5а). Это было очень серьезное обвинение, учитывая его политическую направленность. В то время было много возмутителей порядка среди иудеев, тех, кто называл себя мессиями, кто угрожал спокойствию того «мира», сохранение которого Тертулл приписывал Феликсу.

Во-вторых, продолжал Тертулл, Павел являлся представителем Назорейской ереси (5б). Слово hairesis применялось как по отношению к саддукеям (5:17), так и фарисеям (15:5), существовавшим как традиции внутри иудаизма. В этом смысле слово «ересь» [Ересь (греч. — выбор, избранный образ мыслей) — на языке церковной Догматики означает сознательное и преднамеренное уклонение от ясно выраженного и сформулированного догмата христианской веры и вместе с тем — выделение из состава церкви нового общества. — Прим. перев.] употребляется здесь и по отношению к христианству. Пока оно не приобрело современного значения. Хотя употребление его в этой главе (5, 14) и новое употребление в 28:22 [В оригинале — «ересь», в русском переводе — «учение». — Прим. перев.] «ближе к значению «еретическая секта» (БАГС).

Третье обвинение против Павла заключалось в том, что он отважился даже осквернить храм (6), то есть здесь имеется в виду то, что Павел якобы провел Трофима Ефесянина на запретную территорию храма (21:29). Это обвинение было особенно опасным и серьезным, потому что римляне дали иудеям широкие права судить тех, кто совершил преступление против их храма. Поэтому мы взяли его, говорит Тертулл, бессовестно прикрывая этой фразой попытку иудеев линчевать Павла (21:30−31). Западный текст здесь добавляет в стихах 6б-8а, которые АВ и ИБ включают в свой текст, но НИВ оставляет в примечании: «и хотели судить его по нашему закону; Но тысяненанальник Лисий, пришед, с великим насилием взял его из рук наших и послал к тебе, повелев и нам, обвинителям его, идти к тебе». В результате эта небольшая деталь полностью извращает все факты, приписывая насилие Лисию, а не иудейской толпе, поскольку честь законного ареста была отдана толпе, а не Лисию.

Тертулл заканчивает свое выступление прямым призывом к Феликсу: ты можешь сам, разобрав, узнать от него о всем том, в нем мы обвиняем его (8). Когда он закончил, Иудеи подтвердили, сказавши, что это так (9).

б. Речь Павла в свою защиту (24:10−21)

Как только правитель дал ему знак говорить, Павел стал строить свою защиту. Он так же начал с captatio benevolentiae, хотя оно было намного скромнее и умереннее, чем обращение Тертулла: зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей, я тем свободнее буду защищать мое дело (10). Затем он начал опровергать одно за другим утверждения обвинителя.

Во-первых, он определенно не был возмутителем спокойствия, поднявшим мятеж. Ты можешь узнать, что не более двенадцати дней тому, как я пришел в Иерусалим для поклонения; И ни в святилище, ни в синагогах, ни по городу они не находили меня с кем-либо спорящим или производящим народное возмущение, И не могут доказать того, в чем теперь обвиняют меня (13). Другими словами, за те немногие дни, что он находился в Иерусалиме, он не имел времени организовать беспорядки; кроме того, он не имел таких намерений, поскольку прибыл в Иерусалим для поклонения как паломник, а не для разжигания мятежа; его обвинители не могут предъявить доказательств, что в храме, синагоге или в городе он производил беспорядки или хотя бы с кем-нибудь спорил.

Во-вторых, что касается «Назорейской ереси». Здесь Павел прибегнул как к отрицанию, так и к утверждению. Он действительно был последователем этого учения, а не секты, как они утверждают, ибо он служил Богу их отцов и веровал всему, что написано в законе и пророках.

14 Но в том признаюсь тебе, что по учению, которое они называют ересью, я действительно служу Богу отцов моих, веруя всему написанному в законе и пророках, 15 Имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, праведных и неправедных, чего и сами они ожидают; 16 Посему и сам подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми.

Таково было публичное исповедание веры Павла (homologo, «я признаюсь», 14). Оно содержит в себе четыре признания: (1) «я служу Богу отцов моих»; (2) «веруя всему написанному в законе и пророках»; (3) «имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, чего и сами они ожидают»; (4) «сам подвизаюсь [ИБ, «так же, как они»] всегда иметь непорочную совесть…». Павел стремился не только сделать это публичное заявление, но и настойчиво повторял, что делит свою веру со всем народом Божьим. Он поклонялся Тому же Богу («Бога отцов моих»), веровал в те же истины (закон и пророков), разделял ту же надежду (воскресение праведных и неправедных) и преследовал ту же цель (хранить добрую совесть). Поэтому он не был новатором, но демонстрировал свою верность вере отцов. Он также не был представителем какой-либо ереси или секты, ибо прочно стоял на основах иудаизма. Его служение, вера, надежда и цель не отличались от верований его народа. «Учение», которое он провозглашал, являлось прямым продолжением Ветхого Завета, ибо Писания свидетельствовали об Иисусе Христе, в Котором исполнились все Божьи обетования.

Третье обвинения против Павла гласило, что он осквернил храм (7). Апостол категорически это отрицал.

17 После многих лет я пришел, чтобы доставить милостыню народу моему и приношения; 18 При сем нашли меня, очистившегося в храме не с народом и не с шумом. 19 Это были некоторые Асийские Иудеи, которым надлежало бы предстать пред тебя и обвинять меня, если что имеют против меня; 20 Или пусть сии самые скажут, какую нашли они во мне неправду, когда я стоял перед синедрионом, 21 Разве только то одно слово, которое громко произнес я, стоя между ними, что за учение о воскресении мертвых я ныне судим вами.

Павел прибыл в Иерусалим не для того, чтобы осквернить храм, а, напротив, цель его посещения была чисто религиозной («доставить милостыню народу моему и приношения», 17). Когда его арестовали в храме, он был занят выполнением обряда очищения (18). Кроме того, рядом с ним не было никого из народа. Шум подняли некие асийские иудеи, которые накинулись на него и стали причиной беспорядков (Павел не заканчивает свою мысль на этом) именно тогда, когда Павел делом демонстрировал любовь к своему народу и уважение к закону. Почему эти люди не явились в суд, чтобы предъявить свои обвинения? (19). Их отсутствие было серьезным нарушением римского закона, который «был очень строг к обвинителям, отказавшимся от своих обвинений» [Шервин-Уайт, с. 52.]. Поскольку Асийские иудеи в качестве свидетелей на суде не присутствовали, то присутствовавшие там члены совета должны были показать, в каких преступлениях уличил синедрион обвиняемого (20). Дело в том, что фарисеи нашли его невиновным (23:9), а саддукеи считали его виноватым в том лишь, что он верил в воскресение мертвых, а это был чисто богословский вопрос (21).

в. Отсрочка Феликсом заседания (24:22−27)

Выслушав это, Феликс отсрочил дело их. Правитель стоял перед дилеммой. Он не мог обвинить Павла, потому что ни Лисий трибун не нашел в нем вины (23:29) и ни синедрион (23:9), ни Тертулл не были в состоянии представить доказательства своим обвинениям. С другой стороны, Феликс не хотел освобождать Павла частью оттого, что надеялся получить взятку (26), частью потому, что хотел завоевать благорасположение иудеев (27). Другой альтернативой могла быть отсрочка приговора на основании того, что правителю требовался совет трибуна: рассмотрю ваше дело, когда придет тысяненанальник Лисий, и я обстоятельно узнаю об этом учении (22). А пока Феликс отдал следующие распоряжения: Павла приказал сотнику стеречь, но не стеснять его и не запрещать никому из его близких служить ему или приходить к нему (23). У римлян были различные степени ограничений и строгостей при содержании узников под стражей. Поскольку Павел был римским гражданином и не был признан виновным в совершении серьезного преступления, Феликс приказал содержать его в custodia libera, в заключении, при котором (хотя Павел никогда без охраны не оставался) к нему совершенно свободно допускались друзья. Как мы можем догадываться, к нему приходили Лука и Филипп-евангелист с четырьмя дочерями, проживавшие в Кесарии (21:8−9), вместе с другими членами поместной церкви.

В течение двух лет публичных заседаний по делу Павла не было (27). Однако в течение этого времени Феликс провел нечто вроде собственного расследования. Западный текст приписывает инициативу этого расследования его жене, Друзилле, «которая хотела видеть Павла и слушать его слово». «Желая удовлетворить ее желание», Феликс призвал Павла [Мецгер, с. 491.]. Друзилла была младшей дочерью царя Ирода Агриппы I, чью оппозицию и смерть Лука описал несколько ранее (12:1−23). Итак, она являлась сестрой царя Агриппы II и Вереники, которых Лука представит нам в следующих главах (25:13, 23; 26:30).

Говорят, что она была женщиной восхитительной красоты, поэтому Феликс с помощью мага-киприянина соблазнил ее и увел от законного мужа. Она была фактически его третьей женой. Распущенные нравы Феликса и Друзиллы помогают понять, почему Павел говорил с ними именно на эти темы:

24 Через несколько дней Феликс, пришед с Друзиллою, женою своею, Иудеянкою, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. 25 И как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя, 26 Притом же надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним. 27 Но по прошествии двух лет на место Феликса поступил Порций Фест; желая доставить удовольствие Иудеям, Феликс оставил Павла в узах.

Центральным местом обращения Павла был догмат о вере во Христа Иисуса (24). Поскольку Друзилла была иудеянкой, Апостол предложил ее вниманию факты жизни, смерти и воскресения Иисуса и выдвинул убедительные аргументы, доказывая, что Иисус Назорей и есть Христос из Писаний. Он представил Иисуса не только как историческую фигуру и исполнение ветхозаветных пророчеств, но и как Спасителя и Господа, Которому Феликс и Друзилла должны довериться. Однако Павел никогда не провозглашал Благой вести на пустом месте, но всегда ориентировался на своих слушателей. Поэтому он продолжил, говоря о правде, о воздержании и о будущем суде (25). Многие комментаторы относят «правду» к хорошо известной жестокости и насилию, в которых был повинен Феликс, а «воздержание» к неудержимой похоти, которая привела его к союзу с Друзиллой, тогда как «будущий суд» должен стать неминуемой карой за их неправду и невоздержанность. И это верно. Но мне кажется, что dikaiosyne («правда»), о которой говорил Павел, была, скорее, «праведностью Божьей», или же божественным актом оправдания, о котором он подробнее писал в своем послании к Римлянам. В этом случае три пункта его обращения были тем, что часто называют «тремя временами спасения», а именно: как получить оправдание, или быть признанным праведным пред Богом (явленное в прошлом), как преодолеть искушения и достичь самоконтроля (в настоящее время) и как избежать последнего ужасного суда Божьего (в будущем). Неудивительно, что, по мере того как Павел раскрывал эти важные темы, Феликс пришел в страх («встревожился», ПНВ, НАБ) и заявил, что он слышал уже достаточно.

Но в последующие месяцы Феликс неоднократно (хотя теперь, по-видимому, без Друзиллы) призывал его и беседовал с ним (26). Лука ясно говорит, что он надеялся на взятку. Это являлось настолько же обычным, как и незаконным делом. Рамсей даже считает, что, судя по большим издержкам, которые Павел понес, расходуясь на обряд по очищению (21:23−24), на длительное судебное разбирательство, апелляцию к кесарю и аренду жилья в Риме (28:30) и принимая в расчет надежды Феликса на взятку, Апостол, должно быть, получил крупное наследство [Рамсей, «Святой Павел», с. 310−313.]. В любом случае, у правителя проснулась жадность (которая также была известна). Впрочем, было бы цинично полагать, что единственным мотивом, удерживавшим Павла в узах у Феликса, было желание правителя получить выкуп. Я думаю, он понимал, что Павел обладает чем-то более ценным, нежели деньги, чем-то таким, чего нельзя купить за деньги. Если слова Павла разбудили его совесть, он, должно быть, искал мира и покоя. Конечно же, освобождение Феликса из оков греха было для Павла намного важнее, чем его собственное освобождение из тюрьмы. Но, к сожалению, нет никаких свидетельств о том, обратился ли Феликс ко Христу и уверовал ли. Более того, когда прокуратор Фест вступил в должность, Феликс оставил Павла в узах (27) даже на период более двух лет, что считалось «максимальным сроком предварительного заключения» [ИБ, примечание о.], желая доставить удовольствие иудеям. А это значит, что «он старался стяжать не только деньги, но и славу» [Златоуст, Гомилия LI, с. 304.].



2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.