Апокалипсис 21 глава

Апокалипсис откровение Иоанново
Русского Библейского Центра → Библия говорит сегодня

Русского Библейского Центра

1 И я увидел новое небо и новую землю. Не стало прежнего неба и прежней земли, нет больше моря.
2 Я увидел святой город — новый Иерусалим. Он спускался с неба от Бога — так выходит в свадебном наряде невеста к своему суженому.
3 И я услышал могучий голос со стороны престола: «Вот Божья скиния людям. С ними будет жить Бог — они будут Его народом. Сам Бог будет с ними — Он будет их Богом.
4 Бог отрет с их очей все слезы. Смерти больше не будет. Не будет больше ни плача, ни жалобных стонов, ни боли. Прежнее кончилось».
5 Восседающий на престоле сказал: «Сегодня творю все новое». И говорит: «Эти слова истинны и верны. Пиши!».
6 И сказал мне: «Свершилось! Я — Альфа и Омега, Начало и Конец. Тому, кто жаждет, дам воды из источника жизни. Это дар.
7 Все наследует победитель. Я буду ему Богом. Он будет Мне сыном.
8 А тому, кто празднует труса, погряз в неверии, пороках, — убийце, развратнику, чародею, идолопоклоннику, лжецу, — участь в озере огненном, серном. Это смерть вторая».
9 Подошел один из семи ангелов, у которых были семь чаш с последними пагубами, и говорит мне: «Пойдем, посмотришь на невесту — жену Агнца».
10 И перенес меня высотами Духа на огромную, высокую гору и показал мне святой город Иерусалим. Он спускался с неба от Бога
11 В славе Божьей светоносной, подобно самоцветному камню — камню яшме кристальной чистоты.
12 В его огромной, высокой стене двенадцать ворот, у ворот — двенадцать ангелов. На воротах выбиты имена двенадцати племен сынов Израилевых.
13 Ворот на восточной стороне трое, на северной трое, на южной трое, на западной трое.
14 Стена возведена на двенадцати основаниях, на них — двенадцать имен двенадцати апостолов Агнца.
15 У ангела, заговорившего со мной, был золотой шест для измерения города, ворот и стены.
16 Город — квадратный, длина равна ширине. Этим шестом ангел измерил город: двенадцать тысяч стадий. Длина, ширина и высота — все друг другу равны.
17 Он измерил стену: сто сорок четыре локтя. Ангел пользовался простой человеческой мерой.
18 Стена сложена из яшмы, а город — из чистого золота, сравнимого с чистым стеклом.
19 Основания городской стены светятся драгоценными камнями: первое основание украшает яшма, второе сапфир, третье халцедон, четвертое изумруд,
20 Пятое сардоникс, шестое сердолик, седьмое хризолит, восьмое берилл, девятое топаз, десятое хризопраз, одиннадцатое гиацинт, двенадцатое аметист.
21 Двенадцать ворот — двенадцать жемчужин. Каждые ворота — одна жемчужина. Главная улица города — чистое золото, наподобие прозрачного стекла.
22 Храма в городе я не видел. Его Храм — Сам Господь Бог Вседержитель и Агнец.
23 Городу не нужны для освещения ни солнце, ни луна. Он залит светом Божьей славы, его светильник — Агнец.
24 В его свете народы будут устраивать свою жизнь. Цари земных царств придут к нему с приношением своей славы.
25 Днем его ворота запираться не будут, а ночи там нет.
26 Приношением ему будет слава и честь народов.
27 Ничто нечистое не войдет в него, никакой носитель мерзости и лжи, а только те, кто записан у Агнца в книге жизни.

Библия говорит сегодня

7. СЕДЬМОЕ ВИДЕНИЕ: НОВАЯ ЭПОХА (21:1−8)

Подобно тому как большинству шестых частей присуща некая законченность, так и большинство седьмых частей устремлены за пределы конца. Сцена 3 (трубы), сцена 4 (видения космического конфликта) и сцена 6 (слова о Вавилоне) — во всех них мы видим проблески вечности и слышим звуки хвалы, которую бесчисленные небесные толпы воздают Богу за совершенную Им работу. В сцене 5 описываются наказания, которые обрушиваются на мир людей. Поэтому она имеет мало общего с вечностью. Тем не менее окончательное крушение, наступающее после излияния чаши 7, все же сопровождается звучащим с престола Божьего голосом, говорящим: «Совершилось!» Даже в сцене 2, где вслед за снятием печати 7 воцаряется безмолвие, продолжает действовать тот же принцип; ибо если каждая седьмая часть есть взгляд в вечность, а в сцене 2 рассматриваются только несчастья этой жизни, то естественно, что после снятия шести печатей, истории сказать уже больше нечего.

Сцена 7 строится по тому же образцу. В ней в самых общих чертах была описана вся драма греха и искупления, а в своей седьмой части она обращается к далям вечности. Там — новый мир. Это по-прежнему вполне узнаваемый «мир», ибо Иоанн при его описании упоминает небо и землю — мы не окажемся в совершенно чуждой для нас обстановке. Но он коренным образом обновлен, и с «морем», всем тем, что волновалось и раздражалось под владычеством Бога (представленное в древней мифологии существом, олицетворяющим первозданный хаос, — Тиамат), навеки покончено.

Этим своим взглядом в будущее видение 7 представляет собой замечательный пример процесса, на который мы уже обращали внимание и благодаря которому отдельные части Откровения связываются в единое целое, а темы развиваются от сцены к сцене. Ибо, как мы вскоре обнаружим, сцена 8 подхватывает темы седьмых частей почти всех предыдущих сцен и объединяет их в единую, но сложную картину жизни грядущего мира. Словно бы мы прошли через анфиладу комнат с семью стенами, в каждой из которых одно окно смотрит в вечность; и через мгновение мы выйдем из седьмой комнаты наружу и окажемся на открытом воздухе.

Мы еще пока не там, поскольку сцена 8 начинается только в 21:9. Но, заглядывая вперед, нельзя не заметить одну примечательную особенность, о которой мы уже раньше упоминали. Сравните сцену 8 с видениями седьмой трубы или седьмого слова, и вы увидите сходство; словно бы это описания одного и того же объекта. Но сравните сцену 8 с седьмым видением данной сцены, и вы увидите не сходство — вы увидите идентичность. Дело не просто в том, что в обоих случаях рассматривается одна и та же тема. Дело в том, что рисуется одна и та же картина. Иными словами, рассматриваемый нами сейчас отрывок — это предварительный обзор (и с точки зрения деталей, и с точки зрения порядка событий) последней сцены драмы, которая вскоре начнется.

Когда размышляешь над связями между этими двумя местами Откровения, то становится трудно согласиться с высказыванием Морриса, что «Иоанн закругляет свою книгу серией пестрых и даже несколько разрозненных наблюдений, связи между которыми столь... слабы, что у некоторых комментаторов создается впечатление, будто Иоанн просто не просмотрел эту последнюю часть, не придал ей законченную форму». То, что, напротив, окажется одной из самых четко организованных частей Откровения, мы рассмотрим в подробностях позже, когда дойдем до сцены 8; на данный момент достаточно будет заметить следующие соответствия между тем, что мы видим здесь, и тем, с чем столкнемся там:

21:2 = 21:10−21 — первое откровение: Божий город;

21:3 = 21:22−27 — второе откровение: место обитания Бога;

21:4−5а = 22:1−5 — третье откровение: обновленный Божий мир;

21:5б = 22:6−10 — четвертое откровение: подтверждение Божьего слова;

21:6а = 22:11−15 — пятое откровение: Божья работа завершена;

21:6б = 22:16−17 — шестое откровение: последнее благословение Бога;

21:8 = 22:18−19 — седьмое откровение: последнее проклятие Бога.

21:9 — 22:19 СЦЕНА 8: ИЕРУСАЛИМ-НЕВЕСТА

Семь последних откровений

1. СЦЕНА 8 ОТКРЫВАЕТСЯ (21:9)

Под стать существующему различию между сценой 8 и остальными сценами, это введение также слегка отличается от введений к предыдущим сценам; думается, что расширенный комментарий к ее первому стиху в данном случае предпочтительнее отдельного короткого эссе.

Достаточно краткий текст. Но к данному моменту мы уже отдаем себе отчет в том, насколько символичны могут быть простейшие высказывания Откровения. Задумайтесь о двух упомянутых здесь личностях, и вы начнете различать картину, одновременно и величественную, и трогательную.

а. Ангел

Мы уже заметили, что ангелы с чашами являются одним из тех связующих звеньев, которые соединяют Откровение в единое целое. В самый первый раз они появились в шестом видении сцены 4. Это был «предварительный обзор» сцены 5, которая, когда пришел ее черед, целиком была посвящена им. Далее один из них переносит Иоанна в пустыню, чтобы показать блудницу сцены 6; и наконец, сейчас следующий из них (или, возможно, тот же самый) возносит его на вершину горы, чтобы показать невесту и таким образом ввести его в сцену 8.

По поводу ангелов с чашами возникает тот же самый вопрос, который возник по поводу животных сцены 2 (6:1−8). Почему автор использует именно их в качестве «хора», предваряющего сцены 6 и 8? Просто потому, что они случайно оказались под рукой? Или есть какая-то более веская причина, по которой сочли, что именно ангел, а не кто-либо еще, лучше всего подходит для этой роли?

Ключ к разгадке можно найти в 15:1, где они появляются впервые. Язвы, которые они несут, здесь названы «последними, которыми оканчивалась ярость Божия». Это поворотный пункт драмы. Послания сцены 1 выявили состояние Церкви в мире; сцена 2 — это снятие печатей, в ней нам показаны несчастья, в равной степени постигающие и Церковь, и мир; трубы наполняют сцену 3 предостережениями, которые можно охарактеризовать как «открытые», поскольку они оставляют человеку возможность выбора: покаяться или погибнуть; и видения сцены 4 показывают нам духовную драму истории. Фактически, все эти четыре сцены можно назвать «открывающими». Начиная со сцены 5 и далее, однако, на смену приходит ощущение «завершения». Первый стих главы 15 — окно из сцены 4 в сцену 5 — показывает ангелов, благодаря работе которых ярость Божья должна «окончиться»; и она действительно оканчивается. В предыдущих сценах показано, как четвертая часть земли гибнет в ходе обычного исторического процесса (сцена 2), затем ее треть уничтожается в результате божественного предупреждения (сцена 3), а в сцене 5, главным образом касающейся нераскаявшегося человечества/ уже вся земля разрушается. Аналогично сцена 6 описывает окончательную гибель принципов, которыми руководствуется мир, а сцена 7 — гибель самого сатаны. В этих трех сценах мы не находим больше предупреждений — только наказания; перед нами ничего больше не разворачивается, только завершается; это уже не начала, а окончания.

До сих пор общая структура драмы характеризовалась примечательным сходством со структурой большинства ее отдельных сцен. Четыре части сгруппированы вместе, две части следуют за ними, а затем идет седьмая, которая в большинстве случаев характеризуется не столько кульминацией, сколько трансцендентностью (от лат. transcendens — выходящий за пределы). Словно бы мотор, достигнув максимума оборотов, переходит на следующую передачу. Так и в сцене 7 ход драмы, которая в первых шести сценах разыгрывалась на арене истории, наконец, переводится в неисторическое измерение. В соответствии со значением числа семь эта сцена раскрывает истинную суть вещей. Когда все сказано, то остаются только или Христос, или сатана; один победит, а другой обречен.

Но затем перед нами встает трудный вопрос. Если этот анализ верен, то для чего нужна восьмая сцена! Разве не естественно предположить, что Откровение достигнет своего завершения на седьмом видении седьмой сцены? Должны ли мы сейчас искать какое-то мистическое значение числа восемь, единственный пример которого, как это ни маловероятно, Иоанн дает нам в 17:1 (зверь как восьмой царь)?

Да; есть в Писании одна выдающаяся «восьмерка», которая не запоминается единственно потому, что обычно мы не воспринимаем ее как восьмерку. Но она нам очень хорошо знакома. Припомните самый запоминающийся случай из Ветхого Завета, когда используется число семь: неделя, которая состоит из шести рабочих дней и увенчивается субботним днем отдыха. Возвращаясь к первым главам Библии, мы обнаруживаем, что этот порядок был установлен Самим Богом во время творения (Быт 1:1 — 2:3). Но он присутствует и в самом центре библейского откровения, поскольку Бог подтвердил его и в Своей искупительной работе. Именно в Страстную Пятницу, в шестой день недели, искупительный подвиг Христа достиг своего зенита: «Совершилось» (Ин 19:30), совершилось не в пустой гробнице, а на кресте; и суббота есть день покоя — седьмой день, венчающий «неделю» этого могущественного труда любви. В согласии с иудейским календарем «та суббота была день великий» (Ин 19:31) — и это воистину было так! Только потому, что ученики не предвидели воскресения Христа, для них этот день стал днем печали (Лк 24:17); им следовало бы радоваться, ибо к тому времени работа была завершена.

Но, конечно, за этим должно было последовать нечто еще. Седьмой день провозгласил конец Закона, конец всей, основанной на нем ветхозаветной системы, а также конец владычества греха, который лишал силы и то, и другое. Но воскресенье — восьмой день — сделало еще больше. Оно провозгласило Христа «Сыном Божиим в силе... чрез воскресение из мертвых» (Рим 1:4). Первый день новой недели фактически стал первым днем новой эпохи. И в таком случае нет ничего удивительного, что образец, установленный во время творения и дополнительно подтвержденный в ходе искупления, вновь появляется в последних главах Библии, в связи с тем, что Христос называет «пакибытием» (Мф 19:28 — буквально, «новое бытие»).

Писание дает нам еще больше наметок, помогающих уяснить смысл последней сцены Откровения. Ибо до 21:8 мы имели не только семь сцен, но семь сцен по семь частей каждая — сорок девять видений. А ни один иудей никогда не поставил бы под сомнение значительность числа «сорок девять» и то, что должно следовать за ним. «И насчитай себе семь субботних лет, семь раз по семи лет, чтоб было у тебя в семи субботних годах сорок девять лет. И воструби трубою... И освятите пятидесятый год, и объявите свободу на земле всем жителям ее; да будет это у вас юбилей» (Лев 25:8−10). Юбилейный год приносит освобождение всякому рабу, воссоединение — каждой семье, возмещение за всякую обиду. Восемь, которое следует за семью, и пятьдесят, которое следует за семь раз по семь — эти числа символизируют славное новое начало.

С различными вариациями, но следуя неизменному основному плану, сцены Откровения в каждой своей шестой части приводили нас к концу мира, а в каждой седьмой показывали победу Христа. В таком случае, какой цели служит восьмая сцена? Перефразируя замечание Гейрда, мы спрашиваем: «Что это означает на земле?» Ответ таков: это ничего не означает на земле, поскольку касается исключительно небес. Если вновь прибегнуть к ранее использованной иллюстрации, окно почти каждой комнаты смотрело в сад; и когда мы покидаем седьмую комнату, то оказываемся практически на открытом воздухе — в саду Божьем, то есть в Раю. «Древнее прошло, теперь все новое» (2Кор 5:17). Следовательно, является совершенно естественным, чтобы в сцену 8 нас вводил один из ангелов, с чашами которых приходит конец ярости Божьей.

Немного существует комментариев, которые выявляли бы значение восьмой Сцены лучше, чем это делает финальный абзац ставшего классическим рассказа К. С. Льюиса Последняя битва:

«События, которые начали происходить после этого, настолько велики и прекрасны, что я не могу описать их. Для нас это конец всех историй, и можно с полной уверенностью сказать, что все они после этого жили счастливо. Но для них это было только начало настоящей истории. Вся их жизнь в этом мире и все их приключения в Нарнии были всего лишь обложкой и титульным листом: сейчас, наконец, они приступали к чтению Главы Первой Великой Истории, которую никто на земле еще не читал: которая длится вечно; в которой каждая глава лучше предыдущей».

б. Невеста

И даже это еще не самое лучшее. Ангел показывает нам небесное блаженство; невеста говорит о тех счастливых душах, которым предстоит пребывать в этом блаженстве.

Мы слышали о ней, косвенным образом, за некоторое время до того, как впервые увидели Его. Ангелы с чашами появляются только в середине книги. Но что касается невесты, то и символ, и его значение, мы встречаем уже в первой сцене.

Понятие о «невесте Христа» формирует собой основу послания в Фиатиру, в котором Христос обвиняет лжеучителя, Иезавель, в том, что она «вводит в заблуждение рабов» Его, учит их «любодействовать» (2:20). Это, как мы убедились, вполне могло означать сексуальный грех. Но когда о «любодеянии» говорится применительно к самой Иезавели (2:21−22), то этот термин служит метафорическим выражением, обозначающим грех духовный. Мы рассмотрели ее длинную библейскую родословную, разбирая главу 2. Когда в Ветхом Завете Израиль обвиняется в прелюбодействе, то это происходит потому, что страна связана супружескими узами со своим Богом («Ибо твой Творец есть супруг твой», Ис 54:5), и всяких грех можно рассматривать как неверность Ему. Но когда нет супружества, то не может быть и прелюбодеяния; так что если в церкви в Фиатире имела место неверность, то это подразумевает наличие брачной клятвы, которую надлежит исполнять и которая в данном случае не исполняется. Живущие там христиане были обручены с Христом. Иными словами, невестой Господа, которой в ветхозаветные времена был Израиль, а в наше время является Церковь, что ясно подтверждается многочисленными ссылками в Новом Завете (Мк 2:19; Мф 22:2 и далее; Ин 3:29; 2Кор 11:2; Еф 5:25 и далее). Конечно, речь идет не о том, что у Него две жены, просто «Израиль» и «Церковь» есть два взаимозаменяемых имени одной невесты. Коротко говоря, это Божьи люди всех веков. Также невеста представляет собой еще один аспект образа «матери» из 12:1−6.

В то время как символ невесты в сцене 1 выражен несколько неотчетливо, земная реальность, которую он символизирует, обрисована там вполне четко. Ведь темой этой сцены является состояние Церкви (представленной семью реально существовавшими церквями). Читая эту сцену, мы, без сомнения, думали, что в семи Своих посланиях Божественный Врач диагностировал «реальное» состояние Церкви. И на одном уровне — на уровне обыденной жизни христианской общины в реальном мире — диагноз действительно был исчерпывающим. Но то была показанная на плоском маленьком экране драма в черно-белых тонах, по сравнению с многоцветным, широкоэкранным и объемным эпическим полотном, которое развернулось перед нами позже. Мы напрягали все силы нашего сознания, чтобы уловить частичку того, что апостол называет «широта и долгота и глубина и высота»; мы напрягали зрение, чтобы увидеть «землю отдаленную» пророка Исаии (Еф 3:18; Ис 33:17). Правда, в каждом из этих откровений содержались практические уроки. Тем не менее нельзя отрицать, что гул обыденной жизни, трудности и радости христианской жизни исчезли из поля нашего зрения, когда развернулось огромное полотно драмы. Бедная старая христианская Церковь со своими проблемами и неудачами отошла на задний план, когда озаренную прожекторами площадку заняли звери и ангелы. И в каком-то смысле для нас хорошо, что наше внимание все больше и больше отвлекается от мирских дел и сосредоточивается на событиях небесных и на войне, которую ведет Христос: Он должен расти, а мы умаляться, до тех пор пока в конце Он не станет всем во всем.

От этого еще более примечательным становится введение к сцене 8. Миновав границы пространства и времени, мы вошли в область вечного света, не омраченного никаким, даже самым маленьким несовершенством, не говоря уже о зле; туда, где полный обожания взор всякого сотворенного существа устремлен на одного Агнца. Однако Он не один. Ибо вместе с Ним на сцене присутствует — по сути, играет самую главную роль — лучезарная незнакомка, чьи черты, тем не менее, кажутся нам знакомыми. Неужели этс...?

Да, это «Невеста, жена Агнца». Это Церковь Христа. Это вы, это я. К каким бы другим метафорам мы ни прибегали для описания наших взаимоотношений с Христом, последняя сцена Библии показывает, что мы состоим с Ним в браке, очищенные «банею водною, посредством слова», представшие перед Ним «славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного» (Еф 5:26−27). Для Церкви в ее нынешнем неприглядном состоянии было бы хорошо вновь испытать чувство благоговения, уместное при созерцании такого великолепия; затем чувство удивления от того, что ее, при всей ее неприглядности, возлюбленный Супруг возведет на почетное место на небесном брачном пиру; и наконец, чувство решимости стать достойной и приложить к этому все усилия. Поскольку она уповает на Него, она очищает себя, так как Он чист (1Ин 3:3).

2. ПЕРВОЕ ОТКРОВЕНИЕ: БОЖИЙ ГОРОД (21:10−21)

Опыт Иоанна очень напоминает пережитое Иезекиилем, которого Господь «в видениях Божиих привел... в землю Израилеву и поставил... на весьма высокой горе, и на ней с южной стороны были как бы городские здания» (40:2). На данный момент видение Исаии о Новом Иерусалиме не столь тесно связано с обсуждаемой темой, но в следующей части сцены эта связь станет гораздо более очевидной (Ис 60). Можно предположить, что существует также связь между драгоценными камнями, украшающими Божий город у Иоанна и драгоценностями, перечисленными в Книге Пророка Даниила 28:13 (утраченная слава царя Тирского), в Книге Пророка Исаии 54 и далее (восстановление Сиона) и в Исходе 28:17 и далее (камни, украшающие наперсник первосвященника с вырезанными на них именами колен Израилевых). Иоанн видит сложную картину, включающую в себя элементы всех этих отрывков. Эта картина показывает ему по очереди: свет города; его стены и ворота; его измерения и его красоту.

Во многих комментариях подробно рассматриваются эти библейские параллели и подробности данного Иоанном описания. Но нам, вероятно, лучше всего сосредоточиться на цели видения. Что есть в городе такого, на что Иоанн должен обратить особое внимание, и почему? Ответ не вызывает сомнений — он должен понять, как Бог строит его, какова его структура. И это сочетается с предварительным обзором сцены 8, который был дан в конце сцены 7: «святый город.., приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (21:2). Подготовку невесты легче описать, используя альтернативный символ — город. И в этом цель первого откровения сцены 8: открыть, каким образом Бог готовит невесту для брачного пира.

И снова читатели-христиане должны напомнить себе, что невеста, город, — это не что иное, как Церковь Христа. Церкви времен Иоанна, церкви наших дней, все мы смотрим в эти стихи, словно в зеркало. Мы не просто зрители спектакля — мы сами спектакль; именно мы есть «Божие строение» (1Кор 3:9). Показанный нам здесь город есть то, чем мы станем в грядущем, чем мы в каком-то смысле уже являемся (на уровне небес) и что в нашей земной жизни Бог на данный момент из нас делает.

Он начинает с того, что дает городу свет. То, что в Пересмотренной Нормативной Версии переводится как «сияние», означает тело, дающее свет, им может быть звезда или лампа. Возможно, ПНВ (подобно большинству других современных переводов) останавливает свой выбор на абстрактном существительном вместо конкретного, потому что трудно вообразить себе город, озаряемый одним огромным светильником, который подобен «драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному». Нам, однако, предстоит увидеть и более странные вещи (ст. 16, 21). И конечно, есть один конкретный вид света, который приходит на память при мысли о светильниках, звездах и факелах первых двух сцен: этот свет — Дух Божий, Который обитает во всем сооружении и озаряет его (1Кор 2:9−13; 1Кор 3:9−17). Первейшей характеристикой вечного города является то, что «Бог посреди его» (Пс 45:6); точно так же Иезекииль заканчивает свой рассказ о славном Иерусалиме своего видения словами: «А имя городу с того дня будет: Господь там» (48:35).

Следующее, что мы видим, — это ворота и стены города. Ссылка на его «двенадцать оснований» (ст. 14) несколько вводит в заблуждение и создает ненужные трудности в наших попытках представить себе это. Возможно, Иоанн увидел нечто вроде того, что построили зодчие более поздних времен при возведении западного фасада кафедрального собора в Уэльсе: каждая из его шести больших опор стоит на огромных цоколях, перемежающихся дверными проемами приблизительно той же высоты, что и опоры, или «основания». Стены и ворота в Иерусалиме Иоанна были, по всей видимости, установлены таким же образом.

При взгляде на город с любой из четырех сторон наблюдатель видел, по очереди: угловую опору — ворота — опору — ворота — опору — ворота — угловую опору.

Далее, на каждых воротах написано имя одного из двенадцати колен Израилевых, а на каждом основании — имя христианского Апостола. Сумма двенадцати и двенадцати — число, отражение которого мы задолго до этого видели в двадцати четырех старцах сцены 2 (они тоже окружали Того, кто был подобен «камню яспису» 4:3), символизирует группу взаимосвязанных идей. Ворота и стены, предположительно, означают безопасность города, средства доступа к нему и его границы. Ворота на каждой стороне города отворены и «люди будут приходить с востока и запада, и с севера и с юга», чтобы присоединиться к Аврааму, Исааку и Иакову, язычникам и иудеям, собранным в небесном Иерусалиме (Лк 13:28−29). Тот, кто вступает в «Израиль» и основывает свою веру на апостольской истине, будет вечно пребывать в безопасности (Еф 2:19−22). Вне этого безопасности нет.

Затем город измеряется, подобно тому, как измерялся храм в сцене 3 (11:1). Нет сомнений — это делается с целью показать, что каждый его сантиметр известен Богу и Ему обязан своим существованием. В процессе измерения обнаруживается, что форма города довольно странная — достаточно странная, чтобы нам легче было принять светило, подобное драгоценному камню, стиха 11. Город оказывается не только квадратным, но и кубическим — и каждая сторона куба составляет полторы тысячи миль! Предположительно толщина, а не высота его колоссальной стены равняется «ста сорока четырем локтям». Эти цифры получаются при измерении мерой человеческой, или ангельской (ст. 17). Именно такая мера необходима, потому что полученные величины выражают духовное в человеческих терминах. Или, точнее, они выражают не просто духовное, а многомерное. Следовательно, оно не поддается исчислению в том смысле, как мы его понимаем. Но это не представляло никаких трудностей для спутника Иоанна, чья золотая трость с равной легкостью измеряет как метры и сантиметры толщины стены, так и сотни километров ее длины. «Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня, и узнай помышления мои» (Пс 138:23).

И наконец изображается красота нового Иерусалима: стены инкрустированы драгоценными камнями, ворота состоят из цельных жемчужин, здания и открытые пространства города сделаны из невообразимого кристально чистого золота. Этим блистающим великолепием Бог завершает подготовку «Невесты, жены Агнца». Свет Его Духа озаряет ее изнутри; она объединяет в одном теле всех, кто принадлежит к двенадцати коленам и полагает свое упование на учение двенадцати Апостолов; Он знает ее всю, до самых мельчайших подробностей; и он облекает ее в красоту, не знающую себе равных. Ибо какую бы часть этой подготовки мы не видели сейчас, глядя на современную Церковь, мы можем благодарить Бога: это Его деяние, а «все, что делает Бог, пребывает вовек» (Екк 3:14). И наоборот, всему, что не является частью этой постоянной работы, не должно быть места среди нас. Если какое-то дело не внесет свой вклад в ее красоту, когда она придет к своему Жениху на брачный пир, то его нужно оставить; ни к чему пятнать ее сейчас.

3. ВТОРОЕ ОТКРОВЕНИЕ: МЕСТО ОБИТАНИЯ БОГА (21:22−27)

Исаия воскликнул: «Будешь называть стены твои спасением и ворота твои — славою» (Ис 60:18). Видение, в котором перед Иоанном предстает новый Иерусалим, на первый взгляд столь сходное с видением Иезекииля, постепенно начинает все более и более напоминать видения Исаии; звенья, связывающие отрывок из Иоанна с шестнадцатой главой Исаии, бросаются в глаза.

Но как и раньше, мы должны спросить себя: какова цель этих стихов? Нам надо увидеть в них не только целую сеть параллелей с другими местами из Писания, но также и яркую формулировку библейской доктрины. Если первое из этих откровений сцены 8 подводит итог всему, сказанному о Церкви, то второе подводит итог Евангелию. Таким образом, проясняется обзор, данный в конце сцены 7; ибо Евангелие есть божественная весть, возвращающая людей к Богу. Поэтому откровению, которое Иоанн видит здесь, дается такое заглавие — обещание, что «Он будет обитать с ними; они буду — Его народом» (21:3).

Именно поэтому во втором откровении говорится о храме, а точнее, о его отсутствии. Иудейский храм, подобно своей предшественнице — скинии, являлся местом, в котором Бог встречался со Своими людьми. Там они узнавали, что Он обитает среди них (3Цар 6:11−13; Исх 25:22). В небесном Иерусалиме храм не нужен, потому что достаточно находиться в городе, чтобы быть с Ним. Его слава пронизывает каждый уголок города; мы уже видели, что даже золото, на котором он построен, подобно «прозрачному стеклу» (стих 21); и не только Его слава видна повсюду, но и все видимое несет на себе ее отпечаток. Такое полное взаимодействие между Богом и человеком — свет в городе, город в свете — является целью и задачей Евангелия.

Это Евангелие не просто Евангелие Бога, но Евангелие Христа. В Писании в большом количестве встречаются ненавязчивые указания на божественность Христа, так, например, (в Ис 60:19), говорится о замене солнца и луны на божественный свет: «Господь будет тебе вечным светом, и Бог твой — славою твоею». Но когда Иоанн использует этот же оборот по отношению к городу, он говорит: «Слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец». Господь и Агнец — это одно и то же; Иегова есть Иисус (вопреки тому, что утверждают так называемые «Свидетели Иеговы»!); только Он — «свет миру», и только тот, кто пойдет за ним, «будет иметь свет жизни» (Ин 8:12).

Выражение «свет миру» раскрывает третью великую истину Евангелия: «Спасенные народы будут ходить во свете его» (ст. 24) — как язычники, так и иудеи, ибо это универсальное послание. Как мы видим, ворота города открыты для всех, независимо от расы или (можем мы добавить) здоровья, умственного развития, силы, влияния.

В-четвертых, это Евангелие славы. «Слава и честь» народов будет вложена в великолепие города; все доброе и прекрасное в этом мире будет заново явлено там, очищенное и обогащенное в том совершенстве, которое было предназначено Творцом, ничего из поистине ценного не будет потеряно.

И наконец, Евангелие есть Евангелие святости, Евангелие спасения. Единственное, что препятствует человеку войти в присутствие Божье, — это грех; единственное, что позволит человеку войти в присутствие Божье, — это его имя, записанное в книге жизни убитого Агнца. Это две стороны одной медали. Или человек доверится распятому Христу для прощения своих грехов, или он будет лишен Его Присутствия. «Если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших» (Ин 8:24).

Таково Евангелие, провозглашенное от начала до конца Писания и выкристаллизованное здесь в Откровении Иоанна.



2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.