Какое место занимает дар языков
«Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать. Ибо, кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь. Желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали, ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он при том будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание. Теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением? И бездушные вещи, издающие звук, свирель или гусли, если не производят раздельных тонов, как распознать то, что они играют на свирели или на гуслях? И если труба будет издавать неопределенный звук, кто станет готовиться к сражению? Так, если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер. Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения. Но, если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец, и говорящий для меня чужестранец. Так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. А потому говорящий на незнакомом языке молись о даре истолкования. Ибо, когда я молюсь на незнакомом языке, то, хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом. Ибо, если ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет «аминь» при твоем благодарении? Ибо не понимает, что ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается. Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтоб и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (14:1−19).
После того, как Павел представил коринфянам любовь как «путь превосходнейший», превосходнее всех служений и даров, он прямо и сурово предъявляет им обвинение в том, что они грешат против любви, не понимая и неправильно используя дар языков. Коринфские верующие до того злоупотребляли этим даром, что могли бы посоперничать с Вавилоном в том, что касается смешения языков, и апостол посвящает этому целую главу. Злоупотребление даром языков было так характерно для коринфян.
Когда мы разбирали 12:10, мы уже говорили о том, что в дни Павла обычай говорить в экстазе был распространен во многих языческих и греко-римских вероисповеданиях, в том числе и в тех, что процветали тогда в Коринфе. Религиозные фанатики при помощи плясок и алкогольных напитков доводили себя до неистовства, пока не погружались в полубессознательное или даже в бессознательное состояние — переживание, которое они считали высшей формой общения с божеством. Они верили, что в состоянии такого упоения их дух покидал тело и непосредственно общался с богом или с богами. На этот обычай Павел ссылается в 5:18 послания к Ефесянам. У язычников считалось, что экстатическое говорение, которое часто сопровождало такое переживание, является языком богов.
Термин лалеин глоссэи (глоссаис) говорит языком (языками), который Павел так часто употребляет в главе 14, в его дни обычно использовался для описания языческого говорения в экстазе. С этой же целью греки употребляли также и слово эрос. Хотя обычно этим словом обозначали половую любовь, им же обозначали и любое сильное чувственное ощущение или действие, и языческие экстатические Неистовства часто сопровождались половыми оргиями и всякого рода извращениями.
В коринфской церкви говорение на языках часто принимало форму и привкус этих языческих экстазов. Повышенная эмоциональность почти лишила коринфян здравого смысла; кроме того, в их среде был распространен эгоистический эксгибиционизм, и каждый из них хотел делать и говорить свое одновременно с другими (ст. 26). Их богослужения превращались в хаос. Почитанию Бога и назиданию в этих-богослужениях отводилось мало места.
Поскольку церковь в Коринфе была крайне плотской, мы можем быть уверены, что многое из их говорения на языках было подделкой. У этих верующих не было надлежащего духовного состояния для того, чтобы правильно употреблять истинные духовные дары или правильно проявлять истинные плоды Духа. Как могло бы проявлять дары Духа собрание верующих, которые были такими мирскими, упрямыми, эгоистичными, разделяющимися на клики, завистливыми, ревнивыми, вздорными и спорящими, надменными, ни с кем не считавшимися, лживыми, обжорами, безнравственными, и которые к тому же оскверняли Господню Вечерю? Это бросало бы вызов любому библейскому принципу духовности. Вы не можете водиться с Духом, поступая по плоти.
На фоне таких ложных переживаний Павел учил коринфян трем основным истинам о даре языков: во-первых, этот дар занимает второе место после дара пророчества (стихи 1−19); во-вторых, его предназначение состояло в том, чтобы служить знамениями неверующим (стихи 20−25); и, в-третьих, служение этим даром невозможно, если при его употреблении не соблюдается порядок и благопристойность (стихи 26−40).
В первом из этих разделов апостол приводит причины того, почему дар языков занимает второе место после дара пророчеств: пророчества назидают все собрание верующих, языки невразумительны; дар языков оказывает скорее эмоциональное, чем рациональное воздействие на присутствующих.
ПРОРОЧЕСТВО НАЗИДАЕТ ВСЁ СОБРАНИЕ
«Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать. Ибо, кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь. Желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали, ибо пророчествующий превосходнее того, кто говорит языками, разве он при том будет и изъяснять, чтобы церковь получила назидание» (14:1−5).
Слово диоко (достигать) означает следовать или охотиться за кем-нибудь или всеми силами преследовать его; иногда это слово переводится как «гнать» («гонизм», как в 2Кор 4:9). Прежде всего остального, как Павел подчеркивал в предшествовавшей главе, коринфянам следовало достигать любви. Отсутствие любви было их самой большой бедой, и все остальные беды так или иначе были с нею связаны. Единственным сильным чувством, которое многие из них испытывали, была большая любовь к самим себе. В этом стихе Павел заповедует им стремиться к любви.
Однако, тот факт, что любовь стоит на первом месте, не означает, что всем остальным следует пренебрегать. Ревнуйте о дарах духовных, — продолжает Павел. Любовь не замещает ни другие добродетели, ни даже добрые дела. На самом деле — она великая движущая сила, единственная движущая сила добрых дел. Она также — великая движущая сила любого духовного служения, помогающая правильно употреблять каждый из духовных даров.
Сильное желание иметь духовные дары, которое одушевляло коринфян, само по себе не было неправильным; неправильной была его эгоистичная направленность — только к «большим дарам» (13:31), к эффектным дарам, притягающим к себе всеобщее внимание. Коринфяне были правы в том, что желали духовных даров: но им следовало заботиться о том, чтобы научиться употреблять те духовные дары, которые они уже имели, а не завистливо желать даров, которые были у других. Их желание должно было быть направленным в сторону служения другим их духовными дарами, а не к тому, чтобы выставлять себя в выгодном свете, щеголяя особенно «видными» дарами. И особенно им следовало желать пророчества. Особенно же о том, чтобы пророчествовать, — по гречески глагол пророчествовать стоит во множественном числе («о том, чтобы вы пророчествовали»). Это указывает на то, что не отдельным личностям следовало желать пророчествовать, но всей церкви в целом, чтобы в их собрании служить этим даром. Пророчество было более значительным даром, чем дар языков, потому что при помощи пророчества было возможно добиться того, чего при помощи дара языков добиться невозможно.
А уж тот тип говорения на языках, который был распространен в Коринфе, никакой назидающей ценности не имел. Коринфяне, говорившие на языках, не могли говорить людям; они никому не могли дать указаний или увещаний; они могли говорить только Богу. Однако, я считаю, что лучше было бы перевести «какому-то богу». В греческом языке нет определенного артикля, и такой оборот обычно переводится с неопределенным артиклем (см. Деян 17:23, где та же самая форма слова тео (бог) употребляется в ссылке на «неведомого Бога»).
Мнение, что в этом случае следует перевести «какому-то богу», подтверждается и тем фактом, что в Библии не содержится записи ни об одном случае, когда верующие обращались к Богу на каком-то ином языке, кроме нормального, разборчивого. Даже язык великой первосвященнической молитвы Иисуса (Ин 17), в которой Сын изливал Свое сердце Отцу, когда Божество общалось с Божеством, является замечательно простым и ясным. На самом деле Иисус предостерегал: «молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны» (Мф 6:7). В этих стихах ссылка и на повторяющуюся нечленораздельную тарабарщину языческого говорения на языках, когда определенные бессмысленные звуки повторялись снова и снова. Молитва, которую тогда дал Иисус и которую обычно называют Господней молитвой, является образцом простоты и ясности.
Но плотские коринфяне гораздо больше интересовались изощренным, чем простым, и таинственное увлекало их сильнее, чем назидательное. Их не беспокоило то, что говорящих на языках никто не понимает, или, как в греческом оригинале буквально — «никто не слушает». Им хотелось тайны говорить духом, потому что в этом для них было что-то волнующее, вызывающее самодельное удовольствие. И их вовсе не заботило, что эти тайны не имели смысла ни для них самих, ни для кого-нибудь другого.
Тайны, которые имел здесь в виду Павел, имели отношение к языческим религиям мистерий, из которых вышли многие из коринфских христиан. В отличие от тайн Евангелия, являющихся откровением в том, что прежде было сокрыто (Мф 13:11; Еф 3:9, и т.п.), языческие тайны намеренно оставались таинственными. Это были неизвестные истины и принципы, которые, как предполагалось, имела привилегию знать только посвященная элита.
Тот дух, на который здесь ссылается Павел, это не Святой Дух, как утверждают некоторые интерпретаторы, но собственный дух человека: в греческом языке это подразумевается, потому что здесь употребляется местный падеж, и в НАСБ на это же указывает слово «его» (ср. стихи 14−16). Павел не защищает дар языков, он просто показывает, что все усилия подделывать его — бесполезны.
Тот верующий, который правильно служит настоящим духовным даром, служит не ложному богу, но другим людям. Например, тот, кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Цель пророчества состоит в том, чтобы укрепить назиданием, поддержать увещанием и ободрить утешением. Духовные дары даются для того, чтобы верующий мог выполнить что-нибудь ценное в духовном или практическом отношении, они всегда предназначаются для пользы других верующих или неверующих.
А кто говорит на незнакомом языке, тот, с другой стороны, назидает себя. Я думаю, что Павел говорит с сарказмом. (То, что он склонен к сарказму, проявляется также в 4:8−10 и достигает своего апогея в 14:16: «Разве от вас первых вышло слово Божие?»). Поскольку даже истинный дар языков нуждается в истолковании, чтобы быть понятным, говорящие на языках без такого истолкования не могут назидать никого, и самих себя в том числе. Поэтому дар языков не может быть предназначен Богом для личного молитвенного употребления, как считают пятидесятники и харизматики. Павел ссылается здесь на предполагаемую ценность, которую коринфяне приписывали своему самоосознанному, мнимому говорению на языках. То удовлетворение, которое многие из верующих испытывали от своего злоупотребления даром языков, было самоудовлетворением, которое происходило от эмоций, называемых гордостью, а не от духовного назидания. Это — незаконное самоназидание, часто не созидающее ничего, кроме духовной гордости.
А верующий, который пророчествует, назидает церковь. Этот человек использует свой дар для служения, для чего и предназначены все дары. Дары, как говорил Павел, предназначались для того, чтобы служить за Бога, а не Богу. Их предназначение, конечно, не в том, чтобы эгоистично служить самим себе, как думали некоторые из коринфян, что они и делали, говоря языками. Наши дары должны служить другим к Божьей славе. «Каждому дается проявление Духа на пользу» (12:7).
Почему, спрашивают многие люди, Павел говорил: Желаю, чтобы вы все говорили языками? Он предостерегал коринфян против злоупотребления даром языков, и посвятил начало этой главы показу неполноценности этого дара. Почему же ему могло прийти в голову, что эту проблему можно решить, втягивая в говорение на языках всех коринфян?
Но Павел говорил о том, что желает невозможного, ради того, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Он знал, что все христиане не могут иметь одни и те же дары: «Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи?» (12:30). Апостол, конечно, не предполагал, что его мудрость могла бы быть больше, чем мудрость Святого Духа, Который «все же сие производит..., разделяя каждому особо, как Ему угодно» (12:11). В буквальном смысле пожелать, чтобы все коринфские верующие получили дар языков, это означало бы позволять себе сомневаться в мудрости Духа, позволять себе указывать Ему, как следует распределить духовные дары. Этими словами Павел просто хотел как можно яснее показать, что он не относится с презрением к подлинному дару языков, истинное проявление которого — от Бога. «Если Святой Дух решит одарить всех вас даром языков, — говорит он этими словами, — я буду совсем не против».
Но еще больше Павел ждал, однако, чтобы все коринфские верующие пророчествовали. Он знал, что и это невозможно, по той же самой причине, по которой было невозможно, чтобы все они имели дар языков. Тут его точка зрения состояла вот в чем: если уж они неразумно настаивали на том, чтобы всем иметь один и тот же дар, то было бы намного лучше, чтобы они требовали себе дар пророчества, чем гоняться за даром языков. Пророчество превосходнее дара языков не только потому, что назидает церковь. Превосходство этого дара состояло еще и в том, что этот дар должен был быть гораздо более жизнестойким: Павел знал, что Господь будет использовать этот дар еще долгое время после того, как языки умолкнут.
Ключ, помогающий нам понять эту главу, состоит в том, чтобы заметить такую деталь: в стихах 2 и 4 слово язык (на языке) стоит в единственном числе (ср. ст. 13, 14, 19, 27), в то время как в стихе 5 Павел употребляет множественное число этого слова: языками (ср. стихи б, 18, 22, 23, 39). Очевидно, апостол употреблял единственное число, чтобы указать на поддельный дар, а множественное число — чтобы указать на подлинный дар. Может быть, осознание этой разницы и было причиной того, почему переводчики Версии Короля Джеймса вставили слово «неизвестный» перед единственным числом слова «язык». Единственное число употребляется для подделок, потому что слово тарабарщина — единственного числа; не может быть несколько тарабарщин. Не существует различных родов языческой экстатической речи. Однако в том, что касается истинного дара языков, существовали языки разного рода, — вот почему для обозначения истинного дара и используется множественное число — языки. Единственное исключение из этого правила находим в стихе 27, где единственное число употребляется в ссылке на одного человека, говорящего на одном подлинном языке.
В любом случае даже тот верующий, который имеет подлинный дар языков, не должен говорить языками, если он при этом не будет и изъяснять. Либо сам говорящий на языках, либо другой человек (стих 28) всегда должен был изъяснять сказанное, чтобы церковь получала назидание (в греческом здесь — придаточное цели). Никакое честное, самоназидающее говорение не могло быть подлинным даром, потому что предназначение дара языков осуществлялось только в том случае, когда на них говорили и изъясняли публично, так, чтобы собрание могло получить назидание.
ЯЗЫКИ НЕВРАЗУМИТЕЛЬНЫ
«Теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением? И бездушные вещи, издающие звук, свирель или гусли, если не производят раздельных тонов, как распознать то, что они играют на свирели или на гуслях? И если труба будет издавать неопределенный звук, кто станет готовиться к сражению? Так, если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер. Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без назначения. Но, если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец, и говорящий для меня чужестранец. Так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви» (14:6−12).
Вторая основная причина, по которой Павел считает дар языков второстепенным, состоит в том, что языки сами по себе невразумительны. Чтобы подкрепить свою точку зрения, он приводит в качестве примера самого себя, говоря: если я приду к вам. Даже, когда на незнакомых языках станет говорить апостол, это не принесет пользу, если познание (сокровенное), или пророчество, или учение (вечное) не понимаемы для тех, кто слушает. Любое сообщение напрасно, если оно не может быть воспринято. И снова использование этого дара для личных целей исключается. Дар языков бесполезен, если не назидает церковь.
Это просто невероятно, что некоторые христиане поощряют невразумительное говорение для себя или en masse, которое никто не может даже попытаться понять, в том числе и сам говорящий. В некоторых случаях было доказано, что то, что выдается за истолкование, никакого отношения к сказанному не имеет. Люди, которые проверяли толкователя, говоря на еврейском или другом языке, известном им, но неизвестном толкователю, получали такой «перевод» своих слов, который не имел ничего общего с тем, что было сказано. Такие злоупотребители, как и некоторые в Коринфе, не только ставят самопрославление выше назидания церкви, но и прибавляют к злоупотреблению обман.
Даже от бездушных вещей, таких, как свирель и гусли, ожидается, что они будут издавать раздельные, осмысленные звуки. Благодаря ритму, структуре, гармонии и другим упорядочивающим элементам группа нот превращается в музыку, а не просто в шум. Чтобы музыка была музыкой, она должна быть по-своему понятной; она должна иметь музыкальный смысл. Каждая нота, каждый аккорд и каждая музыкальная фраза имеют особое предназначение: передать радость или печаль, воинственные или мирные чувства, призыв к борьбе или что-нибудь другое, что задумал передать своим слушателям композитор. Если не производят различных тонов, как распознать то, что играют на свирели или гуслях? Если отсутствуют вариации, порядок и раздельность нот, музыкальный инструмент издает только шум. Этот пример, связанный с музыкальной жизнью, коринфяне могли особенно хорошо понять и оценить, потому что их город имел один из самых больших музыкальных залов античности, вмещавший около 20.000 человек.
Несколько изменяя свое сравнение, Павел замечает: если труба будет издавать неопределенный звук, кто станет готовиться к сражению? Звук трубы для бойца ничего не означает, если на трубе не играют определенный военный сигнал. Просто ноты, сыгранные на трубе, бессмысленны, даже, если их исполняет официально назначенный трубач на лучшем из всех доступных инструментов. Боец не мог бы извлечь никакого сообщения из ряда беспорядочно сыгранных нот, выбранных наугад. Он начинает готовиться к бою только тогда, когда играют «К оружию», «Атака» или тому подобные военные сигналы.
Таким же самым образом и мы не можем передавать христианскую истину при помощи бессмысленных звуков. Так, если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер.
Коринфяне были до того плотскими, до того сосредоточенными на самих себе, что они не могли больше заботиться об общении с другими. Они интересовались только тем, чтобы общаться с ними, и еще меньше они заботились о том, чтобы назидать их. Павел сравнивает таких христиан с музыкальными инструментами, в которые дует кто-нибудь, кто не является музыкантом, или с трубой, на которой играют так плохо, что в результате получаются только бессмысленные звуки, которые невозможно разобрать. Из-за такой некомпетентности, к которой приводили гордость и безлюбовность, коринфское собрание верующих и не могло быть ничем иным, чем оно было: запутанным, беспорядочным и неплодотворным (11:21; 14:23, и т.п.).
Продолжая развивать ту же мысль, Павел пишет: Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения. Здесь он просто отмечает очевидное. Язык, не имеющий значения, бессмыслен. Язык без значения — это на самом деле вовсе не язык. Именно значение делает язык языком. Большое количество различных слов в мире и все звучат различно. Но каждое из них имеет общее предназначение, одну и ту же цель — служить общению, передавать значение в среде тех, кто говорит на данном языке.
Для того, чтобы общение могло происходить, должен употребляться не только всеми признанный язык, но и такой язык, который понимает и говорящий, и слушающий. Общение уже по своему определению должно быть двусторонним. Иначе я для говорящего чужестранец, и говорящий для меня чужестранец. Чужестранец в греческом оригинале — варвар. Это — звукопродолжительное слово, происходящее из двойного слога «вар-вар». Для чужестранца, не знающего языка, чужой язык звучит зачастую так, как если бы все его слова были сходными между собой и все — без значения. Для большинства греков в дни Павла любой, не говорящий по-гречески, был варваром. Язык такого человека, был невразумительным.
Таким образом, даже если настоящие языки без перевода бессмысленны, говорит Павел, насколько же более бессмысленна тарабарщина, которая, уподобляясь языческим обычаям, подделывает истинный дар? Ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви. Другими словами, «если вы жаждете служить духовными дарами, служите ими так, как предназначил Бог: для пользы церкви, а особенно для ее назидания». И снова Павел ясно высказывает, что этот дар для общественного, а не для частного употребления, и для общей пользы. Настоящее время глагола зетео (старайтесь) указывает на продолжающееся, привычное действие.
Цель дара языков, в точности так же, как цель всех остальных даров, состояла в том, чтобы верующие общались между собой. Хотя это был чудесный дар знамений, это был также и дар общения. Начиная с его первого проявления в Пятидесятницу, Господь предназначил его для общения. Чудо языков в Пятидесятницу на самом деле состояло в том, что каждый присутствующий, — хотя там были люди из разных стран, — слышал апостолов «говорящих его наречием» (Деян 2:6).
И это было всегда свойством подлинного дара языков. Проявление дара языков в Пятидесятницу, как и каждое истинное проявление этого дара после Пятидесятницы и до их прекращения, было понятным, либо прямо (Деян 2:6), либо через истолкователя (1Кор 14:27). Бог не дал дар языков двух родов: один — понятный, а другой — непонятный. Библия говорит только об одном даре языков, чье предназначение и чьи свойства остаются неизменными.
ВОЗДЕЙСТВИЕ ДАРА ЯЗЫКОВ СКОРЕЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ, ЧЕМ РАЦИОНАЛЬНОЕ
«А потому говорящий на незнакомом языке молись о даре истолкования. Ибо, когда я молюсь на незнакомом языке, то, хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом. Ибо, если ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет «аминь» при твоем благодарении? Ибо он не понимает, что ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается. Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (14:13−19).
В этом разделе Павел продолжает говорить о поддельном даре языков и поэтому опять прибегает к сарказму (ср. 4:8−10). В первую очередь об этом свидетельствует тот факт, что он употребляет единственное число слова язык (см. обсуждение выше, там, где мы разбирали стихи 1−5), что относится к ложному дару языков (за исключением Стиха 27, где Павел ссылается на одного человека, говорящего в одном случае). А во-вторых, то, что Павел здесь говорит саркастично о поддельном даре языков, он попросил бы коринфян стремиться к истинному дару языков. Но он уже сказал, что Святой Дух суверенно распределяет дары, «каждому особо, как Ему угодно» (12:11). Личности не должны искать духовные дары, они должны только принимать дары и правильно их использовать.
Павел саркастично упрекает плотских верующих за их незрелость (ср. ст. 20), по сути дела говоря: «Бормоча неизвестно что на ваших псевдоязыках, вы могли бы хотя бы попросить Бога дать вам какое-нибудь средство, чтобы сделаться полезными для церкви. То, как вы говорите на языках сейчас, это и бессмысленно, и слишком напоминает языческие обычаи».
В языческих ритуалах, с которыми коринфяне были так хорошо знакомы, говорение в экстазе считалось общением с богами, духом к духу. Это переживание предназначалось для того, чтобы обойти ум и нормальное человеческое понимание. Как уже отмечалось выше, тайны этих религий так и должны были оставаться тайнами. Может быть, Павел употреблял здесь слово пнеума (которое может быть переведено как «дух», «ветер» или «дыхание») в значении дыхания. Если это так, то он этими словами говорил: Когда я молюсь на незнакомом (самодельном) языке, то, хотя мое (дыхание) и молится, но ум мой остается без плода.
Кажется определенно невозможным, чтобы употребленное здесь слово дух относилось к Святому Духу, как считают некоторые харизматики, которые верят, что Его Дух проявляется через наш дух. Во всех христианах пребывает Святый Дух, но если бы Павел здесь говорил о Святом Духе в связи Его с моим духом, тогда и грамматически, и теологически он также говорил бы о Святом Духе в связи с моим умом. Святой Дух не может молиться через человека в обход его ума. И уж, конечно, Павлу не пришло бы в голову сказать, что ум Святого Духа иногда может оставаться бесплодным. Апостол должен был говорить здесь полностью о самом себе, и то предположительно. «Если бы я, хотя я и апостол, говорил бы на этом тарабарском языке, на котором говорят многие из вас, то мой ум не участвовал бы в этом занятии. Я бы только производил шум, говорил на ветер (см. ст. 9). То, что я говорил бы, было бы таким же пустым и бессмысленным, как те экстазы, свидетелями которых вам приходилось быть в ваших языческих храмах».
Так что же получается? Что же делать? Ответ состоит в том, что не должно быть места бездумной экстатической молитве. Молитва и пение духом должны сопровождаться молитвой и пением умом. Очевидно, что вне ума не может существовать назидания. Духовность включает в себя не только ум, но она никогда не исключает ума (ср. Рим 12:1−2; Еф 4:23; Кол 3:10). В Библии и, конечно, в посланиях Павла нигде не найдешь поощрения невежества. Цитируя Второзаконие 6:5, Иисус вновь подтверждает ветхозаветную заповедь «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим» (Мф 22:37).
Молиться или петь на языках не могло бы служить никакой цели, и Павел не стал бы этого делать. Ибо, если ты будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет: «аминь» при твоем благодарении? Ибо не понимает что ты говоришь. Слово простолюдин (идиотес), я считаю, лучше перевести так, как оно переводится обычно: невежественный, необученный или не искусный. Человеку, который не знает того языка, на котором говорят, невозможно понять то, что он слышит. Например, во время богослужения он не мог знать, когда при благодарении сказать «аминь». К молитвам или благодарственным песнопениям не мог присоединиться никто другой, если они звучали на непонятных языках.
Аминь — это еврейское слово, означающее согласие и поощрение, которое можно перевести «пусть будет так»; обычно это слово употреблялось поклоняющимися в синагогах. Этот обычай был привнесен в некоторые из ранних христианских церквей и, фактически, распространен во многих церквях и сегодня. Однако, если верующий не знает, что было сказано, он не может понять, когда ему говорить «аминь». Человек, говорящий на языке, может иметь чувство, что он хорошо благодарит, но никто другой не будет знать, что было сказано. Другой не назидается, не получает того назидания, которое он должен был бы получить, если бы этим даром служили правильно (14:5, 12).
Чтобы коринфяне, прочитав эти строки, не подумали, что Павел больше не признает истинного дара языков, он добавляет: Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками. Этими словами он ясно показывал, что он не осуждал подлинный дар языков и не критиковал из зависти тот дар, которым он сам не обладал.
Здесь он употребляет множественное число: языками. Он больше не говорит предположительно (ср. ст. 6, 11, 14−15), и он больше не говорит о поддельном даре. У Павла в том, что касалось говорения языками, было больше опыта, чем у любого из коринфян (более всех вас), хотя мы не имеем конкретных примеров такого рода. Павел знал, с чем было связано и с чем не было связано употребление этого дара, когда он был подлинным. Мы можем быть уверены, что апостол не использовал этот дар никаким извращенным образом для личного удовлетворения. Может быть Павел использовал этот дар так, как его использовали на Пятидесятницу, чтобы принести сверхъестественную весть тем, кого хотел достичь Бог, и как чудесный знак, заверяющий Евангелие и его апостольский авторитет. И все же Павел считал, что этот дар по своей ценности настолько ниже остальных его даров и служений, что ни в одном из своих посланий он не упоминал случаев конкретного употребления этого дара, — ни им самим, ни кем-нибудь другим из верующих.
В описываемые времена дар языков имел свое законное место: он был чудесным знаком, подтверждающим благую весть для неверующих, и обладал сопровождающей целью наставления благодаря истолкованию. Но в церкви, — продолжает Павел, — хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке. Снова используя единственное число (на... языке), подразумевая языческую тарабарщину, он подчеркивает, что бессчетному количеству слов, остающихся невразумительными звуками, в церкви не место, такие «слова» абсолютно бесполезны. Куда лучше пять понятных слов.
В этом стихе речь идет не о точном математическом соотношении. Хотя слово муриори может означать «десять тысяч» (ср. Мф 18:24), — самое большое число, для которого у греков было особое слово, — обычно оно употреблялось, чтобы указать на бессчетное количество. Это термин, от которого мы произвели слово мириады, как оно иногда переводится. Например, в книге Откровения этот термин повторяется («тьмы тем») и затем к нему добавляется «тысячи тысяч» (5:11), чтобы дать представление о совершенно неизмеримом числе.
В этом самом общем смысле и используется названный термин в нашем тексте. Очень короткое предложение из пяти слов, сказанное умом, передающее слушателям весть, которая их научит или ободрит, для Павла дороже, чем неограниченное количество слов на незнакомом языке, который для слушателей останется непонятным.
Поскольку Павел знал, что дар языков через несколько лет упразднится, он не давал указаний о том, как правильно использовать этот дар в церкви наших дней. Он не давал таких указаний даже и коринфянам, потому что он говорил о поддельном даре языков, — о явлении, вызываемом эгоцентричной, повышенной эмоциональностью, а не о даре, имеющем свое происхождение в Святом Духе. Он давал им, как и христианам всех времен, предостережение против использования подделок истинных духовных даров для служения самим себе, по-мирски, по плотски, бесплодно и непочтительно по отношению к Богу. А истинными духовными дарами, по замыслу Бога, должно служить в силе и в плоде Духа, для благословения и назидания Его церкви.
Цель и действие дара языков
«Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни. В законе написано: «иными языками и иными устами буду говорить народу сему, но и тогда не послушают Меня, говорит Господь». Итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих; пророчество же не для неверующих, а для верующих. Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие и неверующие — то не скажут ли, что вы беснуетесь? Но когда все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий: то он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: «истинно с вами Бог». Итак что же, братия? Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование — все сие да будет к назиданию. Если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое, и то порознь, а один изъясняй. Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу» (14:20−28).
В этом отрывке Павел впервые говорит о том, в чем состоит главное предназначение дара языков, а затем дает указания, как правильно служить этим даром. Это необычайно важный отрывок, ведь здесь дается ясное представление о том, для чего дар языков был задуман. Тем самым этот отрывок дает еще один важный критерий, на основании которого мы можем судить о том, имеет ли этот дар законную силу и в наши дни.
Только что апостол указал, что даже неподдельный дар языков был ниже, чем дары пророчества и учения, потому что в первую очередь он не предназначался для назидания, хотя назидание происходило, когда то, что было сказано, переводилось или истолковывалось (14:5). Поэтому в научном отношении можно сказать, что дар перевода, дар, отличавшийся от дара говорения на языках (12:10, 30) был назидающим даром.
Выше в этом послании Павел дает понять, что говорение на языках не было ни свидетельством, ни доказательством крещения Святым Духом: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело» (12:13). Каждый христианин крещен Святым Духом, но не. каждому дан дар языков (12:30). Никогда не было такого, чтобы каждый верующий получил дар языков или обетование, что он его получит, даже и в апостольские времена, когда этот дар был в силе. В Писании нет записи о том, чтобы хотя бы один из трех тысяч, которые поверили в Христа и получили этот дар Святого Духа (это был первый и самый разительный случай чуда с языками) говорили на незнакомом языке и после этого случая! Нам говорится, что новообращенные слушали учение апостолов, находились в общении друг с другом, вместе ели и вместе молились, делились всем, что имели, вместе поклонялись в храме и хвалили Бога (Деян 2:37−47). Но в этих стихах не сделано ни одного упоминания о том, чтобы эти люди говорили на языках.
Немного позже, когда Петр и Иоанн встретились с некоторыми из учеников, «исполнились все Духа Святого». Но в результате присутствующие вовсе не говорили языками, а «говорили слово Божие с дерзновением» (4:31).
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ДАРА ЯЗЫКОВ: ЗНАМЕНИЕ
«Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни. В законе написано: «иными языками и иными устами буду говорить народу сему, но и тогда не послушают Меня, говорит Господь». Итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих; пророчество же не для неверующих, а для верующих. Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие — то не скажут ли, что вы беснуетесь? Но когда все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий — то он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются; и он падает ниц, поклонится Богу и скажет: «истинно в вами Бог» (14:20−25).
Начиная объяснять, в чем состоит истинное предназначение дара языков, Павел призывает коринфян быть совершенными по уму. Именно безлюбовная духовная незрелость и плотскость коринфян приводила к бедам в области теологии, духовности и морали, в том числе к тому, что они неправильно использовали и подделывали духовные дары. Прежде, чем вместить то, что апостол пытался объяснить им, они должны, были перестать быть детьми умом.
На злое коринфяне были кем угодно, но только не младенцами. В грехах, и самых разнообразных, они бы любого заткнули за пояс. Фактически все проявления плоти были им знакомы, и почти ничего из плодов Духа (Гал 5:19−23). Они были «младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф 4:14). Эгоистично и ради самовозвеличения злоупотребляя даром языков, они, кроме всего прочего, проявляли пренебрежение по отношению к остальным членам Божьей семьи.
Их нельзя было научить, потому что учением они не интересовались. Они интересовались только тем, как при помощи духовных средств и единоверцев добиться своих собственных целей. Они интересовались не истиной, но переживанием, не правильным учением или правильным образом жизни, но тем, что помогало им испытывать приятные чувства. Они заботились не о том, чтобы угодить Господу или своим товарищам-христианам, но о том, как бы угодить самим себе. У них опыт всегда побеждал истину, эмоции всегда одерживали верх над разумом, и самоволие всегда побеждало Божью волю. В отличие от жителей Вереи (Деян 17:11) коринфяне не удосужились проверить то, что они слышали от своих учителей, сравнивая это с Писанием. Они не давали себе труда испытывать «духов, от Бога ли они» (1Ин 4:1). Если им казалось, что некое учение хорошо звучит, они следовали ему; и если что-то вызывало у них хорошее чувство, они делали это. Как израильтяне во времена Судей, каждый из них «делал то, что ему казалось справедливым» (Суд 17:6; 21:25).
Надеясь, что, показав коринфянам, как они злоупотребляли дарами, ему удалось пристыдить их и привлечь их внимание к своим словам, Павел объясняет теперь, в чем состоит истинное предназначение дара языков. Начинает он свое объяснение, свободно пересказывая отрывок из Исайи 28:11−12. За сотни лет до рождения Христа Господь сказал Израилю, что однажды Он будет иными языками и иными устами говорить народу сему. Однако, несмотря на этот чудесный знак, и тогда не послушают Меня. Эти иные языки, — оворит Павел, — и есть то самое, что сегодня вы знаете и переживаете как дар языков. Бог дал этот дар как знамение не для верующих, а для неверующих. Это — сердцевина главы 14 и самая важная истина, которая нам известна об этом явлении: оно было дано как знамение, и притом как знамение неверующим, особенно неверующим евреям — неверующим среди народа сего (народу сему). Дар языков был дан единственно как знамение неверующему Израилю.
Это знамение было трояким: знамением проклятия, знамением благословения и знамением авторитета.
Знак проклятия
Примерно за 15 лет до того, как Исайя пророчествовал об иных языках из иных уст (из уст иностранцев), северное царство Израиля было завоевано и уведено в плен ассирийцами (в 722 до н.э.). Это произошло из-за того, что северное царство отпало от веры. Пророк тогда предостерегал южное царство, Иудею, что та же самая судьба ждала и ее жителей — им придется пострадать от рук вавилонян. Гордые религиозные руководители Иудеи не слушали Исайю. Его учение было для них слишком простым. Они считали, что он обращался к ним так, словно бы они были младенцами, что он почитал их за «отнятых от грудного молока» и «отлученных от сосцов матери». Он учил их так, словно бы они были детсадовцами: «заповедь на заповедь, заповедь на заповедь, правило на правило, правило на правило, тут немного и там немного» (Ис 28:9−10). Бог и в самом деле говорил им просто, так, чтобы и самые неразумные из них могли понять Его, и, таким образом, чтобы ни у одного израильтянина не было оправдания, что он не знал Божьей воли и Божьего обетования. Суть Его обетования была: «вот покой, дайте покой утружденному», и «вот успокоение», но все же израильтяне «не хотели слушать» (ст. 12).
Примерно 800 лет до Исайи Бог предостерегал Израиля: «Пошлет на тебя Господь народ издалека, от края земли, как орел налетит народ, которого языка ты не разумеешь» (Втор 28:49). Иной язык завоевателей должен был быть знаком Божьего осуждения Израиля. Примерно через сто лет после Исайи Господь предостерегал Израиль через Иеремию: «Вот, Я приведу на вас, дом Израилев, народ..., которого языка ты не знаешь, и не будешь понимать, что он говорит» (Иер 5:15). Знаком осуждения будет язык, которого они не смогут понять.
Когда апостолы говорили в Пятидесятницу, и евреи из многих стран слышали, что они говорили на их родном языке — на языке той страны, где они выросли (Деян 2:7−11), этим евреям следовало понять, что Божье осуждение близко. Его осуждение пало на мятежный Израиль, а затем — на мятежную Иудею. Насколько же больше следовало бояться Его осуждения тем из Его народа, которые теперь распяли Сына Бога? И это осуждение обрушилось на Израиль в 70 году н.э., когда Иерусалим был полностью разрушен римскими войсками под руководством военачальника Тита (который позже стал императором). Римляне устроили бойню, в которой погибло более миллиона евреев; тысячи и тысячи были уведены в плен; Храм разорен, осквернен, а затем полностью разрушен; а оставшееся от города было сожжено дотла. Один историк замечает, что Иерусалим не имел истории в течение шестидесяти лет. В точности как и предсказал Иисус, оплакивая этот город, «враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, И разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне, за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк 19:43−44; ср. 21:20−24).
После того, как Иерусалим, а в особенности Храм, был разрушен, необходимость в даре языков отпала. То осуждение, знамением которого был этот дар, обрушилось. После проявления дара языков в Пятидесятницу Петр косвенно напоминал своим слушателям о грядущем осуждении: «Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог сделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли» (Деян 2:36; ср. 22:23).
Знак благословения
Второе знамение было логическим результатом первого. Дар языков был знаком, что Бог больше не будет проявлять Себя в мире через один народ, больше не будет оказывать предпочтение этому народу. Церковь Иисуса Христа была открыта для всех людей всех народов; это церковь, в которой много языков, но нет границ: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28).
В послании к Римлянам Павел с большим сочувствием к своим соплеменникам-евреям, с болью за них писал: «Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность». А дальше с оттенком великой надежды Павел продолжил: «Если же падение их богатство миру, и оскудение их богатство язычникам, то. тем более полнота их» (11:11−12). Несколькими стихами ниже он объясняет свою мысль подробнее: «Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, — чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; И так весь Израиль спасется, как написано» (ст. 25−26). Для каждого еврея путь в царство будет всегда открыт, ибо ожесточение произошло только отчасти, и однажды весь народ Израиля будет возвращен назад, к своему Господу. Знамение языков, как записано в Деяниях 10:44−46, повторилось, когда в церковь вступили язычники.
Знак авторитета
Те, кто проповедовали осуждение и обещали благословение, были апостолами и пророками, чей авторитет удостоверялся «знамениями, чудесами, силами» (2Кор 12:12; ср. Рим 15:19). Среди знамений, заверяющих подлинность авторитета, был и дар языков, которым Павел владел «более всех вас» (1Кор 14:18).
Предназначение существования дара языков окончилось, когда прекратилось то, на что этот дар указывал. Для разъяснения приведу такой пример. Предположим, вы едете в сторону Лос-Анджелеса. Примерно за 300 миль до города вы увидите первый указатель. Позднее вы увидите указатель, на котором написано: «До Лос-Анжелоса — 200 миль», а затем «50 миль» и «10 миль». Но когда вы въедете в сам город, указательных столбов уже не будет. Больше им указывать не на что, то, на что они указывали, было достигнуто, вы пересекли границу города, — поэтому и смысл существования таких указательных столбов пропал. Дар языков был неразрывно связан с одним-единственным этапом в истории, — и этот этап давно пройден.
Интересно, и как я считаю, в высшей степени примечательно, что в Писании не содержится записи ни об одном слове, сказанном на языках, даже и в переводе. Каждая ссылка на проявление дара языков не имеет ничего конкретного: эти проявления упоминаются всегда в связи с предназначением и ролью этого дара в целом, и никогда — в связи с конкретным содержанием того или иного высказывания на языках. Эти высказывания не представляли собой новых откровений от Бога или новых прозрений, но в Пятидесятницу были уникальными выражениями старых истин «о великих делах Божиих» (Деян 2:11). Хотя языки, когда их истолковывали, могли служить цели назидания, основное их предназначение состояло не в том, чтобы учить, а чтобы указывать, не в том, чтобы открывать Божью правду, но в том, чтобы удостоверять истину, которую провозглашали назначенные Им предвестники.
С тех пор, как в 70 году н.э. Иерусалим был разрушен, в знамении дара языков не стало смысла, потому что то событие, на которое он указывал, было совершено и осталось позади. Израиль оказался в стороне, язычники были введены в Христову церковь, и апостолы преподавали святым веру искупления, совершившегося раз и навсегда.
Пророчество же, — продолжает Павел, — (для знамения) не для неверующих, а для верующих. Как указывают скобки в тексте НАСБ, в греческом тексте выражение (для знамения) не содержится и было привнесено в текст переводчиками. Согласно правилам греческой грамматики такое значение возможно, но не обязательно. Поскольку больше нигде о пророчестве как о знамении не говорится, я не думаю, что в данном случае Павел имел это в виду. Он не говорил о том, что пророчество является знамением для верующих, как дар языков был знамением для неверующих. Пророчество дается для верующих, а не дано как знамение, указывающее на что-нибудь другое, кроме самого по себе назидания, в этом пророчестве содержащегося (стихи 4, 31).
Насколько ограниченной была функция подлинного дара языков, видно из того факта, что даже во времена его законного употребления в истории им могли злоупотреблять, применять его неправильно, и тогда он становился преградой на пути богопочитания и проповеди Евангелия неверующим. Если все, обладавшие этим даром, станут говорить одновременно, и войдут... незнающие или неверующие: то не скажут ли, что вы беснуетесь? Я считаю, что, как и в стихе 16, слово идиотес (незнающие) лучше перевести в его более общем значении: невежественные или необученные.
Неверующий язычник повернул бы прочь от церкви, если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, потому что он не увидел бы никакого смысла в этом знамении. А неверующий еврей ушел бы прочь из-за бедлама и путаницы, царивших на таких богослужениях. Слово маиномаи (беснуетесь) означает быть в неистовой ярости, быть вне себя от гнева. Неверующий, будь он язычником или евреем, с такого служения уйдет, решив, что это — еще один дикий и бессмысленный ритуал, весьма похожий на языческие богослужения.
Хотя дар языков и не был дан для назидания, он, тем не менее, должен был быть понятным, и проявление этого дара не должно было вызывать смятения и неразберихи. Ведь изумление еврейских гостей Иерусалима в Пятидесятницу вызывал тот факт, что они поняли именно то, что говорилось языками, что они слышали апостолов, «нашими языками говорящих» (Деян 2:11).
С другой стороны, когда все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий: то он всеми обличается, всеми судится. Эти глаголы, взятые из юриспруденции, указывают, что проповедь Слова приводит людей к убеждению, что доводы пророчествующих верны, и неверующие или незнающие будут судиться на основании своих ответов. Павел продолжает противопоставлять дар языков дару пророчества, снова указывая на превосходность пророчества. Слово пророчество употребляется здесь в его самом распространенном значении — произнесения Божьего Слова вслух. Когда Слово провозглашается, оно обращается к человеческим сердцам и приводит людей к сознанию их греховности. Это — первый шаг на пути к вере. Человек, приведенный к сознанию своей греховности, начинает видеть себя таким, каков он воистину есть, потому что тайны сердца его обнаруживаются. Его грешные намерения и поступки раскрываются перед ним. Потому он падет ниц, поклонится Богу и скажет; «истинно с вами Бог». Самое могучее свидетельство церкви не в ее экстазах, но в ее ясном провозглашении «живого и действенного» Слова Божия (Евр 4:12).
Когда дар языков употребляли неправильно, это приводило только к замешательству, огорчению и смущению. Неверующих это отталкивало, а верующим не давало назидания. Но пророчество назидает верующих, а неверующим приносит благую весть. Когда ясно провозглашают Божье Слово, Богу это приносит честь, а людям благословение. Нам следует желать, чтобы все, что бы мы ни говорили или ни делали во имя Господа, каждое наше богослужение, каждый наш поступок, заставляли людей сказать: «истинно с вами Бог».
КАК ГОВОРИТЬ ЯЗЫКАМИ: ПО ОЧЕРЕДИ
«Итак что же, братия? Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование, — все сие да будет к назиданию. Если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое, и то порознь, а один изъясняй. Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу» (14:26−28).
Новый Завет всегда предоставляет теоретическую основу для христианского поведения. Всегда существует теологическая причина поступать именно так, как мы призваны поступать. Как в послании к Римлянам Павел использует первые одиннадцать глав для того, чтобы заложить доктринальную основу увещевания, которое содержится в главах 12−16 этого послания, так и здесь он использует первые двадцать пять стихов четырнадцатой главы первого послания к Коринфянам, чтобы заложить доктринальную основу для увещевания, содержащегося в стихах 26−40 этой главы.
В стихах 26−40 в первую очередь подчеркивается, что говорить языками по библейски — это значит говорить по очереди и по порядку, согласно божественному образцу, в противоположность той беспорядочности, которая царила, кажется, на всех богослужениях коринфян и была, видимо, особым признаком всего того, что они делали. Имели ли они псалом, поучение, откровение, язык или истолкование, — се они хотели говорить одновременно. Их не интересовало ни служение, ни учение, ни назидание, их интересовало только самовыражение и самопрославление. Каждый гонялся за вниманием слушателей и зрителей, каждый старался перещеголять других.
Слово псалом относится к чтению, или, возможно, пению одного из псалмов Ветхого Завета. Слово поучение, возможно, указывает на любимое учение одного из верующих или на милую его сердцу тему, о которых он говорил другим, объясняя и истолковывая свои мысли. Другие члены церкви имели то, что, как они заявляли, было новым откровением от Бога. Были и такие, которые говорили на незнакомом языке, подлинном или мнимом, и такие, которые давали истолкование этих языков.
Все это, за исключением возможности поддельных языков, были ценные, совершенно законные части богослужения. Беда была только в том, что все это происходило одновременно. Не оставалось никого, кто мог бы слушать говорящих, кроме нескольких ошеломленных посетителей, которые, несомненно, думали, что вся церковь сошла с ума (см. ст. 23). Такой бедлам не мог бы приносить пользу. Из-за того, что на богослужениях коринфской церкви царили смятение и беспорядок, Павел дает ясную заповедь: все сие да будет к назиданию.
Слово ойкодомео (назидание) буквально означает «возведение дома», создание дома. В переносном смысле это слово относится к духовному росту, развитию или взрослению. Духовная жизнь каждого христианина нуждается в росте и развитии, — до полноты и завершенности. Первая обязанность христиан — это назидать друг друга. Назидание — главная обязанность руководителей церкви (Еф 4:11−12), однако, она же является обязанностью и всех остальных христиан. Каждый верующий призван назидать. «Посему увещевайте друг друга и назидайте один другого, как вы и делаете» (1Фес 5:11). «Каждый из нас должен угождать ближнему, воблаго, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал» (Рим 15:2−3). Иисус «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф 20:28). Наш Господь не стремился к тому, что могло бы быть полезным Ему Самому, но к тому, что было полезно тем людям, которым Он пришел служить.
Как Павел повторяет в этой главе, главным свидетельством того, что коринфяне не имели любви и были духовно незрелыми, была их эгоистическая забота о самих себе. Другой стороной этой заботы о себе был недостаток заботы о назидании, о том, чтобы помогать духовному росту других верующих, своих братьев и сестер во Христе (стихи 3−5, 12, 17, 26, 31). Они не поступали так, как заповедал Павел: «Итак будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию» (Рим 14:19). То, что назидает других, одновременно и вносит гармонию в общество, точно так, как эгоизм непременно вносит нелады.
Христиан назидает только одно — Слово Бога. Это — тот инструмент, при помощи которого происходит духовный рост, духовное назидание. «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, Да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2Тим 3:16−17).
ПРЕДПИСАНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ГОВОРЕНИЯ НА ЯЗЫКАХ
В стихах 27−28 Павел дает четыре правила, которым надо следовать при употреблении дара языков: (1) во время одного богослужения могли говорить только двое или трое из верующих, обладающих этим даром; (2) говорить они должны были по очереди; (3) то, что они говорили, должно было истолковываться; и (4) если не было никого, кто мог бы истолковывать, то говорить им не следовало.
В противоположность языческим экстазам, которым подражали коринфские верующие, Святой Дух не проявлялся через людей, которые не владеют собой или «вне себя», «повредились умом». Осуществление служения всеми Его дарами производится святыми, находящимися в сознательном, бодрствующем состоянии ума.
Во-первых, если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое. Во время любого богослужения на языках говорить разрешалось троим, а еще лучше — двоим верующим. Хотя Павел обычно употреблял единственное число слова язык по отношению к поддельному дару, кажется ясным, что здесь он говорит о подлинном даре. Вряд ли он стал бы давать указания о том, как употреблять подделку. Здесь он использует единственное число слова язык в соответствии с одним субъектом, — кто, — поскольку данный человек в данное время будет говорить только на одном языке.
Во-вторых, эти два или три человека не должны были говорить одновременно, как они это обычно делали, но по очереди, порознь. Этого требует и аккуратность, и необходимость быть понятым, и вежливость. Даже если несколько человек говорят одновременно на одном языке, возникает достаточная неразбериха и путаница, но если говорить одновременно будут на разных языках, то это уже получится настоящий бедлам.
Одно из самых суровых и убедительных обвинений, выдвигаемых против современного харизматического движения, состоит в том, что у харизматиков распространен обычай говорить, молиться и петь многим одновременно, не обращая внимания на то, что в то время говорят или делают другие. Каждый — за себя, прямо как это было в Коринфе. Это же явное нарушение заповеди Павла о том, что каждый должен говорить по очереди, порознь.
В-третьих, один изъясняй. Все, сказанное на языке, должно быть истолковано, и, очевидно, только одним истолкователем. В греческом оригинале здесь употреблен такой оборот, в котором слово один подчеркивается, что указывает на то, что речь идет только об одном человеке. Истолкователи в Коринфе точно так же служили самим себе, как и говорившие на языках, и каждый старался превзойти других. Стих 26 подразумевает, что каждый из коринфян, что бы они ни делали, старался перекричать всех остальных. Павел говорит им, что, в то время, как двоим или троим разрешалось говорить на языках по очереди, изъяснять сказанное должен был только один.
В-четвертых, если же не будет истолкователя, то молчи в церкви. Хотя говорение на языках и перевод этих языков были разными дарами, их нельзя было использовать отдельно друг от друга. Истолкователь не мог проявить своего дара до тех пор» пока кто-нибудь не говорил на незнакомом языке, а говорящий не должен был проявлять свой дар, пока некому было истолковывать сказанное. Указание Павла предполагает, что собрание знало, у каких верующих был дар истолкователя. Если никто из этих людей на богослужении не присутствовал, говорения на языках не должно было быть. Правило было ясным и простым: нет истолкователя, не должно быть и говорения на языках вслух. Человеку, который все же испытывал непреодолимое желание говорить на незнакомом языке, следовало медитировать и молиться, говорить молча себе и Богу.
Порядок использования дара пророчества
«И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают; Если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение. И духи пророческие послушны пророкам, Потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых. Жены ваши в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви. Разве от вас вышло слово Божие? Или до вас одних достигло? Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, что я пишу вам, ибо это заповеди Господни; А кто не разумеет, пусть не разумеет. Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками. Только все должно быть благопристойно и чинно» (14:29−40).
В этом разделе апостол завершает свой критический разбор тем, относящихся к духовным дарам. Он сводит вместе несколько оставшихся увещеваний, чтобы подвести итог тому, что в предшествующих главах осталось несказанным. Надо признать очевидное: некоторые высказывания, содержащиеся в этом разделе, трудны для понимания, потому что мы не можем полностью реконструировать ситуацию в Коринфе. Однако, последние из его увещеваний оставляют мало сомнений относительно их значения.
«И пророки пусть говорят двое и трое, а прочие пусть рассуждают; Если же другому из сидящих будет откровение, то первый» молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение. И духи пророческие послушны пророкам, Потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира».
Подобно должности апостолов и в отличие от должности пасторов и учителей, уникальная должность пророков прекратила свое существование в те времена, когда церковь была еще совсем юной. Если судить на основании пасторских посланий Павла (1 и 2 Тимофею и Титу), пророчество перестало быть действенным в церкви даже до конца апостольской эпохи. В этих посланиях Павел много пишет о руководителях церкви, о старейшинах, диаконах, диаконисах и епископах, но не делает ни одного упоминания о пророках. Вместе с апостолами пророки участвовали в основании церкви (Еф 2:20), и пророчество было первой должностью, которой суждено было исчезнуть из церкви Нового Завета.
Но, когда Павел писал свое первое послание в Коринф, пророки все еще стояли в центре работы этой церкви. В этом послании, по сути дела, нигде не содержится ни одного упоминания ни о пасторе, ни о старейшине, ни о попечителе. Видно, в ранние дни церкви пророки в ней занимали ключевые позиции (ср. Деян 13:1). Поскольку, очевидно, в Коринфе так и было, Павел был вынужден написать коринфянам о нескольких принципах, которым должны были следовать в своей деятельности пророки.
В стихах 29-ЗЗа Павел дает четыре правила относительно пророчества: (1) во время одного богослужения должны были говорить только два или три пророка; (2) другие пророки должны были судить о сказанном; (3) если кто-нибудь еще получал откровение, первый из говорящих должен был уступить ему место; (4) пророки должны были говорить по очереди.
Во-первых, на любом данном богослужении имели право говорить только двое или трое пророков. Эти новозаветные пророки говорили от лица Господа, либо передавая церкви новое откровение от Бога, либо повторяя то, чему учили апостолы, провозглашая то, что уже было дано в откровении, во многом подобно проповедникам и учителям слова в наши дни.
В-вторых, когда пророки говорили на собрании, другие присутствовавшие пророки должны были рассуждать (от слова диакрино). Рассуждающие пророки могли иметь дар различения (ср. 12:10; диакрис, «различие»), или они могли просто судить о том, что было сказано, сравнивая это с их собственными знаниями Слова и воли Божией. В любом случае они должны были коллективно оценивать все пророческие сообщения, определяя их ценность. Святой Дух дал этим рассуждающим пророкам дар испытывать «духов, от Бога ли они» (1Ин 4:1). Поскольку пророкам иногда доверялось делать новые откровения, жизненно важным было, чтобы все, чему они учили, все, что они проповедовали, было абсолютно истинным и последовательным. Поскольку пророки помогали закладывать основание церкви, было крайне важным, чтобы их учение было законным и обоснованным. Ни один пророк не работал при этом односторонне, все пророки были подотчетны друг другу.
В-третьих, если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи. Новое откровение имело преимущество перед повторением тех истин, которым уже учили раньше. И дело было не в том, что истины нового откровения могли быть важнее, чем те, что уже провозглашались, но в том, что в этот момент должно было слушать новое, потому что оно только что вышло от Господа. В современной церкви это не так, потому что первый аспект пророческого служения, связанный с откровением новых истин, кончился с завершением Нового Завета. Но, очевидно, что в ранней церкви конфликты такого рода иногда возникали. И, когда так случалось, говоривший должен уступить место пророку с новым откровением, другими словами, когда Бог говорил непосредственно, прямо, все должны были слушать.
В-четвертых, давали ли они новые откровения или подкрепляли уже данные, пророки должны были пророчествовать... один за другим. Как и в случае с говорением на языках, Павел предписывал, чтобы за раз говорил только один человек, чтобы всем поучаться и всем получать утешение. Союз хина (чтобы) используется для отражения двоякой цели всех таких пророчеств: и учения, и утешения (ср. стих 3).
Павел подкрепляет принцип, утверждавший, что пророки должны судить сообщения друг друга (ср. ст. 29). Пророки должны были не только судить достоверность того, что говорят другие пророки, но и контролировать свой собственный дух. Библия ничего не знает об откровениях вне духа или вне ума. Те, кому Бог открывал Свое Слово, не всегда вполне постигали данную им истину, но они всегда полностью осознавали, о чем эта весть гласила, как и то, что она была дана им Богом. Бог не обходит человеческий ум, ни для того, чтобы открывать человеку Свое Слово, ни для того, чтобы учить ему. В связи с действием божественных сил или с деятельностью пророков не было никаких экстатических, странных, причудливых или подобных трансу переживаний, — таких, какие бывали и бывают в связи с откровениями демоническими. Существовало одно верное средство, помогавшее испытывать духов, чтобы отличить действие Святого Духа от дел демонов. — и предполагается, что коринфяне имели трудности в том, что касалось такого различия (ср. 12:3).
Потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира. Здесь — ключ к пониманию всей, главы. Наше богопочитание должно отражать характер Бога и Его природу. Он — Бог мира и гармонии, а не раздоров и неустройства (ср. Рим 15:33; 2Фес 3:16; Евр 13:20). Бога не могут почитать там, где царят дисгармония и неустройство, соперничество и исступление, служение самому себе и самопрославление. Хаос и нелады в церковном собрании — верный признак того, что Святой Дух не руководит им. Где правит Его Дух, там всегда мир (ср. Иак 3:14−18).
ДРУГИЕ ОБЩИЕ ПРАВИЛА
«Так бывает во всех церквах у святых. Жены ваши, в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви. Разве от вас вышло Слово Божие? Или до вас одних достигло? Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, что я пишу вам, ибо это заповеди Господни; А кто не разумеет, пусть не разумеет» (14:33б-38).
Создается впечатление, что вторая половина стиха 33 больше подходит к стиху 34. Фраза Так бывает во всех церквах у святых логически не вытекает из того, что Бог — это не Бог неустройства. Эта фраза, однако, представляет собой логическое введение к предложению Жены ваши в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить. Этими словами Павел подчеркивал, что принцип был не местным, обусловленным географическими условиями или культурной средой, а был принят во всех церквах у святых. Хотя это говорение в церкви включает в себя и говорение на языках, но контекст здесь относится к пророчеству. Женщины не должны были осуществлять никаких служений такого рода.
Женщины, присоединившиеся к тому хаотическому самовыражению, царившему в коринфских богослужениях, не только добавляли к всеобщему замешательству, внося в него и свою лепту, но, в первую очередь, вообще не должны были говорить. В том порядке, который Бог установил для церкви, женщины должны быть в подчинении, как и закон говорит. Этому принципу вначале учил Ветхий Завет, и теперь он подтверждался Новым. В соответствии с этим принципом, в еврейских синагогах не разрешалось говорить никому из женщин.
Одним из аспектов замысла о творении, как и одним из главных последствий грехопадения, было подчинение женщин (Быт 3:16). Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии» (1Тим 2:11−12). Доводы, которые Павел приводил в защиту этого утверждения, основывались не на нормах культурной среды, но на двух исторических, фундаментальных фактах: (1) «Ибо прежде создан Адам, а потом Ева», и (2) «И не Адам прельщен; но жена» (стихи 13−14). Мужчины должны с любовью руководить; женщины должны с любовью покоряться. Таков Божий замысел. Это не случайное совпадение, что подобно коринфской церкви, многие из современных церквей, в которых процветают дары языков и которые заявляют, что обладают дарами исцелений, позволяют и женщинам участвовать в служениях, связанных с говорением в церкви. Фактически многие харизматические группы были основаны женщинами, как и многие секты, которые произошли из христианства. Когда женщины узурпируют мужскую роль, предназначенную мужчине от Бога, они неизбежно впадают и в другие небиблейские обычаи и заблуждения.
Женщины могут быть высоко одаренными учителями и руководителями, но они не должны осуществлять эти дары над мужчинами во время богослужений. Бог предписал Своему творению порядок — порядок, который отражает Его собственную природу и который, поэтому, должен отражаться в Его церкви. Когда отвергают или игнорируют любую из частей Его порядка, Его церковь ослабляется, и Он бесчестится. Как Божий Дух не управляет церковью, где царит неустройство и хаос, Он не управляет и такой церковью, где женщины присваивают себе роли, которые Он предназначил мужчинам. Ибо неприлично (аишрос, — «стыдно», «позорно») жене говорить в церкви. Это утверждение не оставляет сомнений относительно своего учения.
Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих. В этом совете подразумевается, что определенные женщины нарушали порядок, задавая вопросы во время церковной службы. Если они хотели учиться, пусть бы учились, но церковь была не тем местом, где они имели право задавать свои вопросы, подрывающие порядок. Кроме того, Павел конечно, подразумевает, что мужья-христиане должны хорошо разбираться в Слове. Многие жены испытывают искушение выйти из своей библейской роли, из-за того, что мужчины-христиане, и в том числе их собственные мужья, часто безответственно относятся к заданию — руководить, которое им дал Бог. Такая безответственность может вызвать огорчение, но Бог установил правильный порядок и соотношение ролей мужчины и женщины в церкви, и этот порядок ни по какой причине переступать нельзя. Если женщина берет на себя роль мужчины, потому что мужчина этой ролью пренебрег, то она просто усложняет проблему. Для женщины невозможно заместить мужчину в таких делах. Бог часто приводил женщин к тому, чтобы исполнять работу, от которой мужчины отказались, но Он никогда не приводил их к тому, чтобы производить эту работу, исполняя роли, которые Он отвел только для мужчин.
Порой, во время информативных собраний и изучения Библии мужчины и женщины на равных делятся друг с другом своими мыслями, — и в этом нет ничего неправильного. Но когда церковь сходится вместе, чтобы поклониться Богу, Его нормы ясны: роль руководства оставлена за мужчинами.
Очевидно, многие из коринфских верующих, как мужчин, так и женщин, спорили с Павлом по этому вопросу. Они решили следовать своим собственным принципам и нормам, независимо от того, что говорил апостол или другие духовно зрелые руководители. В своей гордости и надменности эта церковь хотела быть сама себе законом, по-своему решая, что правильно и верно. Они вели себя так, словно бы они нашли корень истины и не боятся, что другие будут задавать им вопросы.
Коринфяне ставили себя выше Писания, либо игнорируя его, либо интерпретируя таким образом, чтобы оно подошло к их предвзятым мнениям. Поэтому Павел бросает им вызов, обращаясь с самыми язвительными и саркастическими словами из всех, что он употреблял до сих пор. Разве от вас вышло Слово Божие? Или до. вас одних достигло? По сути дела, он им говорит: «Раз Писание написали не вы, так слушайтесь его. Раз вы — не единственные, получившие Божье Слово, тогда подчиняйтесь ему, как верные дети Бога, так как обязаны все христиане». Ни один верующий не имеет права отвергнуть Слово Бога, игнорировать, изменять или не слушаться Его. Поступать так — значит ставить себя выше Слова.
Павел продолжает свой вызов. Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, что я пишу вам; ибо это заповеди Господни. В этом контексте, где Павел писал о пророчестве и даре языков, кажется, что слово духовный должно относиться прежде всего к тем, кто говорил на языках, — на этом особом духовном языке, который коринфяне так высоко ценили. Точка зрения Павла такова: если человек утверждает, что он — пророк или имеет дар языков или любой другой духовный дар, признаком того, что его призвание истине и его служение верное, будет его признание, что то, чему я учу как апостол, — истины от Бога. Если человек истинно призван или одарен от Бога и искренне старается следовать Богу, он подчинит осуществление своего призвания и дара тем принципам, которые Бог открыл мне как Свои заповеди». То, чему учил апостол, нельзя было принимать или не принимать по своему выбору.
С другой стороны, А кто не разумеет, пусть не разумеет. По гречески тут — игра слов: «кто не признает этого, тот не признан». Эта игра слов передает представление о том, что всяким, пренебрегающим словом апостола, следует пренебречь. Признаком лжепророка, или подделывающего дары языков, или человека, который неправильно использует призвание или истинный дар, было то, что он отвергал учение Павла. Раз такие люди отвергали учение апостола, они были отвергнуты как законные слуги Бога. Учение Павла было дано Богом через откровение как часть Писания, и потому было абсолютно авторитетным.
Это подчеркивание власти происходит на нужном месте, потому что многие коринфские верующие хотели пренебречь словами Павла в том, что касалось дара языков и положения женщин. Павел говорит, что церкви следовало отвергать таких самозваных служителей, отвергающих его слова.
В стихах 37−38 Павел, возможно сильнее, чем в других местах посланий, заявляет свое право на власть. Он имел личные недостатки и сферы, в которых он плохо разбирался, — то он вовсе и не скрывал (см. напр. Флп 3:12−14). Но, когда он говорил от лица Бога, его взгляды не были запятнаны личными пристрастиями или склонностями, вызываемыми культурной средой. Например, о подчинении женщин он учил не потому, что вышел из еврейской среды, и не для того, чтобы приспособить свое мнение к требованиям мужского шовинизма. Он учил этой истине потому, что сам был научен так Богом. Павел не заявлял, что он — всеведущ, но он заявлял, и недвусмысленно, что все, чему он учил о Боге, о Его Евангелии и о Его церкви, было учением Самого Бога, заповеди Господни.
Какое бы положение ни занимали те христиане, которые отвергали Павлове учение, каким бы образованием, опытом, знанием дела или талантами они ни обладали, они отвергали учение Бога, и поэтому их самих следовало отвергнуть как учителей или руководителей Его церкви.
ИТОГОВЫЕ НАСТАВЛЕНИЯ
«Итак., братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками. Только все должно быть благопристойно и чинно» (14:39−40).
Павел заключает эту главу, давая коринфянам итоговые наставления: ставить пророчество в своих богослужениях на первое место, но не презирать и не запрещать законное говорение на языках. И что бы они ни делали во имя Господа, им следует делать правильным образом.
В своих собраниях они должны были коллективно серьезно желать пророчествовать: ревнуйте (второе лицо множ.ч.) о том, чтобы пророчествовать, потому что пророчество — великий назидатель, великий воспитатель и учитель. Пророчество имеет важность, потому что назидание имеет большую важность. И снова, как доказывает форма глагола, Павел не советует отдельным личностям искать дара пророчества (см. комментарии в главе 37 к 14:1).
Но, хотя дар языков стоит на втором месте после пророчества, истинный дар языков, который проявляется законным образом, тоже должен признаваться как дар от Господа, и его нельзя высмеивать или запрещать. Не запрещайте тоже стоит во множественном числе; это увещевание не защищает стремление отдельных личностей получать дар языков, но обращено к церкви как к группе, разрешающей правильным дарам осуществляться в своей среде. Дар языков был ограниченным даром, и по своему предназначению, и по времени своего существования, но это был Господень дар, пока он действовал, его нельзя было ни презирать, ни запрещать.
Истинному откровению надо было повиноваться так, как следует, и истинные дары надо было проявлять правильным образом. Основное значение слова эусхемонос (благопристойно) — приятно, приличествующим, подобающим образом, гармонично, прекрасно. Слово чинно имеет значение «по очереди» или «один за раз» (ср. ст. 27). Бог — это Бог красоты и гармонии, пристойности и порядка, и все, что Его дети делают, должно отражать эти божественные свойства.