НОВАЯ ВЕРНОСТЬ (Рим 7:1−6)
Павел редко писал так трудно и сложно, как в этом отрывке. Чарльз Додд, английский богослов, говорит, что для его исследования нам нужно забыть, что Павел говорит, и попытаться выяснить, что он подразумевал под этим.
Основная мысль этого отрывка сводится к правовому принципу, согласно которому со смертью прекращается действие всех договоров. «Павел начинает с иллюстрации к этой истине и хочет далее использовать её как символ того, что происходит с христианином. До тех пор, пока жив муж женщины, она не может выйти замуж за другого без нарушения супружеской верности. Но если её муж умер, то договор, так сказать, аннулируется, и она свободна выйти замуж за кого она хочет. В связи с этим Павел мог сказать, что мы венчаны с грехом; но сей грех убил Христос; и, поэтому, мы теперь свободны и можем венчаться с Богом. Он, несомненно, хотел сказать именно это. Но в эту иллюстрацию привходит закон. И всё же Павел мог бы изложить это очень просто. Он мог сказать, что мы были обвенчаны с законом; что усилиями Христа закон был уничтожен; и теперь мы свободны венчаться с Богом. Но совершенно неожиданно он излагает это иначе, и, во внезапно нарисованной им картине, мы умираем для закона.
Но как же это может произойти? Через крещение мы причащаемся к смерти Христа. Это означает, что, умерши, мы освобождаемся от всех обязательств по отношению к закону и свободны для нового венчания. На этот раз мы венчаемся не с законом, но со Христом. Тогда христианское послушание приобретает характер, не наложенного извне повиновения писаному кодексу закона, но внутренней верности духу Иисуса Христа.
Павел противопоставляет эти два состояния человека — без Христа и со Христом. Пока мы не знали Христа, мы пытались регулировать жизнь через повиновение писаному кодексу закона. Это было, когда мы жили по плоти. Под плотью Павел подразумевает не просто тело, потому что человек остаётся физическим телом до конца дней своих. В человеке есть нечто, что отзывается на соблазны греха, и именно эта часть человека является слабым местом, через которое проходит грех, и его Павел называет плотью.
Плоть — это человеческая природа, не имеющая никакой непосредственной связи с Богом, не получающей никакой помощи от Него. Павел говорит, что, когда человеческая природа была лишена Божией помощи, закон, в сущности, подвигал наши страсти на грех. Что он подразумевает под этим? Неоднократно возникает у него мысль, что закон действительно влечёт к греху, потому что самый факт запретности вещи придаёт ей определённую привлекательность. Когда у нас был только закон, мы были отданы на милость греху.
Далее Павел обращается к состоянию человека, когда он со Христом. Когда человек направляет свою жизнь в единении с Христом, он направляет её не послушанием писаному кодексу закона, который, в действительности, может будить в человеке желание согрешить, а верностью Иисусу ХРИСТУ душою и сердцем. Не закон, а любовь является лейтмотивом его жизни; и вдохновение любви может сделать его способным совершать то, что было бессильно помочь ему сделать закон со всеми его ограничениями.
КРАЙНЯЯ ГРЕХОВНОСТЬ ГРЕХА (Рим 7:7−13)
Здесь начинается один из величайших и один из наиболее трогательных разделов Нового Завета, ибо здесь Павел даёт нам свою собственную духовную автобиографию и раскрывает свое сердце и душу.
Павел разбирает мучительный парадокс закона. Сам по себе он прекрасен и велик. Он свят. То есть, он является самим гласом Божиим. Основное значение слова святой гагиос — иное. Оно определяет нечто, происходящее из иной сферы, нежели из этого мира. Закон божествен и в нём сам глас Божий. Он праведен. Мы видели, что основная идея греческого слова «праведность» состоит в том, что отдаётся должное и человеку, и Богу. Поэтому закон устанавливает все взаимоотношения, человеческие и божественные. Если бы человек в совершенстве соблюдал закон, он был бы в прекрасных отношениях с Богом и со своими соотечественниками. Закон добр. То есть, его предназначение состоит единственно в нашем наивысшем благоденствии. Он предназначен для того, чтобы сделать человека благочестивым.
Всё это правда. И всё же остаётся фактом, что этот закон представляет собой ту лазейку, сквозь которую грех проникает в человека. Как же это происходит? Существуют два основания, позволяющие утверждать, что закон является источником греха:
1) В нём определяется грех. Грех без закона, как говорит Павел, не существует. Пока проступок не определён через закон как грех, человек не может знать, что это грех. Мы можем найти какую-то отдалённую апологию в любой игре, например, в теннисе. Человек может позволить мячу отскочить больше, чем один раз, прежде чем он вернёт его через сетку; но пока не было правил, его нельзя было обвинять в какой-либо ошибке. Однако, потом устанавливаются правила, что мяч должен быть возвращён через сетку после того, как он лишь один раз отскочит, и что, если позволить ему отскочить дважды, это ошибка. Правила определяют, что такое ошибка, и то, что было дозволено раньше, пока они ещё не были установлены, теперь становится ошибкой. Так закон определяет грех. Мы можем провести более удачную аналогию.
Что извинительно ребёнку или нецивилизованному человеку из дикой страны, то непозволительно человеку зрелому из цивилизованной страны. Взрослый цивилизованный человек знает нормы поведения, которых не знает ребёнок или житель нецивилизованной страны; поэтому то, что извинительно для них, является проступком для него.
Закон создаёт грех в том смысле, что он определяет грех. В течение длительного времени, например, можно было ездить на автомобиле по обеим сторонам улицы; потом объявляют её улицей с односторонним движением, после чего регистрируется новое нарушение закона: движение в запрещённую сторону. Новый правовой регламент создаёт новые проступки. Закон, доводящий до сознания людей, что он из себя представляет, приводит к греху.
2) Но закон приводит к греху и в гораздо более серьёзном смысле. Странно, но факт, что жизнь устроена так, что запретная вещь всегда очаровывает. Иудейские раввины и мыслители видели, как это совершилось в Эдеме. Сперва Адам жил в невинности; ему была дана заповедь не трогать запретного дерева, и эта заповедь была дана ему только для его же пользы, но пришёл змей и тонко превратил этот запрет в искушение. Тот факт, что дерево было запретным, делал его желанным; так Адам был совращён к греху этим самым запретным плодом, и результатом этого была смерть.
Филон излагает всю историю аллегорически. Змей олицетворяет наслаждение, Ева — чувства. Наслаждение нередко желает именно запретного и идёт к своей цели через чувства. Адам олицетворяет разум, по мере того, как запретный плод всё более искушает чувства, разум сбивается с пути истинного, после чего приходит смерть.
В Исповеди Августина есть известный отрывок, в котором он рассказывает о прелести запретного:
«Рядом с нашим виноградником стояло грушевое дерево, обвешанное фруктами. Однажды, в бурную ночь, мы, воровские ребята, отправились, для того чтобы украсть и унести нашу добычу. Мы сняли много груш, но не для того, чтобы всласть наесться самим, а для того, чтобы бросить их свиньям, хотя мы всё же съели ровно столько, чтобы насладиться запретными плодами. Это были вкусные груши, но моя душа жаждала не груш, потому что дома у меня было много груш и они были лучше. Я срывал их просто для того, чтобы стать вором. Единственным наслаждением для меня в этом был пир беззакония, и его я вкусил досыта. Что же такое любил я в этой краже? Было ли это наслаждение поступать против закона, чтобы я, как узник под законными установлениями, получил изуродованную подделку свободы, делая запретное, с мрачным подобием важности? Желание украсть было пробуждено единственным запретом воровать».
Стоит только поместить нечто в категорию запрещённых вещей, или сделать какое-либо место недосягаемым, как они тут же приобретают особую притягательную силу. Именно в этом смысле закон влечёт за собой грех.
Павел употребляет для определения греха одно очень хорошее и точное слово. «Грех», говорит он, «обольстил меня». В грехе всегда есть нечто обманчивое. Воэн говорит, что греховный обман оказывает разлагающее действие в трёх аспектах:
1) Мы обманываемся относительно удовлетворения, которое мы можем получить в грехе. Ни один человек никогда не брал запретную вещь, не думая при этом, что она сделает его счастливым; но никто не находил счастья в ней.
2) Мы обманываемся относительно оправданий, которые могут говорить в пользу греха. Каждый человек считает, что он может оправдаться в том, что он совершил злое дело; но оправдание любого человека в присутствии Бога звучит тщетной попыткой.
3) Мы обманываемся относительно возможности избежать последствий этого греха. Ни один человек не грешит без надежды, что на этом всё и кончится и никакие последствия ему не угрожают. Но, рано или поздно, грехи наши найдут нас.
Выходит, что закон плохая вещь, коль он причиняет грех? Павел убеждён в том, что в этом установившемся порядке заключается мудрость.
Во-первых, он глубоко убеждён в том, что грех должен был быть определён как грех, независимо от последствий. Во-вторых, этот порядок показывает страшную природу греха, потому что грех взял закон — нечто святое, праведное и доброе — и извратил его сущность, превратив его в нечто, что стало служить целям зла. Вот это и делает грех. Он может взять прелесть любви и превратить её в вожделение и похоть. Он может взять благородное стремление к независимости и превратить его в навязчивую идею добиваться денег и власти. Он может взять прелесть дружбы и превратить её в совращение ко злу. Вот это Карлайль и назвал «бесконечным проклятием греха». Уже одно то, что грех превратил закон в своих целях в плацдарм греха, показывает высшую греховность греха. Весь ужасный процесс не случаен; всё это должно нам убедительно показать, какой страшной вещью является грех, потому что он может осквернить самые прелестные вещи своим грязным прикосновением.
ПОЛОЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА (Рим 7:14−25)
Павел обнажает свою душу; и он делится с нами своим жизненным опытом, который является таким типичным человеческим положением. Он знал, что есть доброе и хотел делать его, но как-то никогда не получалось. Он знал, что такое зло, и ему не хотелось его делать, но как-то выходило, что он именно его и делал. Он чувствовал себя раздвоенной личностью. Всё было так, как будто в одном теле находились два человека, тянувшие его в разные направления. Его преследовало чувство полного крушения, его способность видеть, что есть добро и его полная неспособность делать его; его способность познавать зло и неспособность удержаться от него.
Современники Павла хорошо знали это чувство; знаем и мы его. Сенека говорил о «нашем бессилии в настоятельных делах». Он говорил о том, как люди ненавидят свои грехи и одновременно любят их. Римский поэт Овидий записал известный афоризм: «Я вижу лучшее, и одобряю его, но следую худшему».
Никто не знал этой проблемы лучше, чем иудеи. Они разрешили её, сказав, что в каждом человеке сожительствуют два существа, которые назывались Йетсер гатоб и Йестер гара. Иудеи были убеждены в том, что Бог создал человека таким — в нём постоянно существуют порыв к добру и злу.
Некоторые раввины верили, что злое начало было заложено в зародыше в чреве, ещё до того, как вообще родился человек. Это было «злобная личность-двойник», «непримиримый враг человека». Он находился в нём, если нужно и всю жизнь, выжидая возможности погубить человека. Но иудеи равным образом ясно понимали, что никто никогда не должен уступать этому злому побуждению. Это опять-таки было чисто вопросом выбора.
В книге Премудрости Иисуса сына Сирахова сказано:
«Он от начала сотворил человека и оставил его в руке произволения его.
Если хочешь, соблюдешь заповеди и сохранишь благоугодную верность.
Он предложил тебе огонь и воду: на что хочешь, прострешь руку твою.
Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дастся ему.
Велика премудрость Господа, крепок Он могуществом и видит все.
Очи Его — на боящихся Его, и Он знает всякое дело человека.
Никому не заповедал Он поступать нечестиво и никому не дал позволения грешить» (Сир 15:14−20).
Разные побуждения удерживают человека от злого побуждения. Имелся закон. Иудеи представляли себе Бога, говорящего так:
«Я создал для вас злое побуждение; я создал для вас закон в качестве противоядия, предохраняющего от порчи. Если вы будете соблюдать закон, вы не попадёте во власть злого побуждения».
Кроме того, существует воля и разум.
«Когда Бог сотворил человека, Он вложил в него Свои чувства и Свои предрасположения; а потом, превыше всего этого, Он возвёл на престол священный руководящий разум».
Иудеи полагали, что когда к человеку подступает злое побуждение, его ум и благоразумие могут победить его изучением слова Божия, которое обеспечит защиту и безопасность; закон предоставляет собой предохраняющее противоядие: в такой момент можно было призвать на защиту добрые побуждения.
Павел знал всё это; он также знал, что, хотя теоретически это всё верно, на практике это не так. В природе человека то, что Павел называет телом смерти — сосуществуют такие моменты, отзывавшиеся на соблазны греха. В этом и заключается одна сторона ситуации человека: мы знаем, что хорошо, но делаем то, что плохо; то есть, мы никогда не бываем столь благочестивыми, сколько по нашему усмотрению мы должны бы быть. В одно и то же время нас преследует благо и грех.
С одной стороны этот отрывок можно было бы назвать обнаружением недостатков:
1) Он показывает несостоятельность человеческого знания. Если бы знание добра делало добро, то жизнь человеческая была бы проста. Однако, одно знание, само по себе, не делает человека благочестивым. То же самое можно сказать и о каждой профессии человека. Мы можем хорошо знать, как надо играть в шахматы; однако это ещё далеко до того, чтобы хорошо играть; мы можем знать, как пишутся стихи, но это ещё далеко до того, чтобы написать их. Мы можем знать, как надо вести себя в данной ситуации, но это ещё не значит, что будет безупречным в каждой ситуации. В этом и заключается различие между религией и моралью. Мораль — это знание кодекса; религия — знание человека; и лишь когда мы знаем Христа, мы можем делать то, что нам надо делать.
2) Он показывает несостоятельность человеческих решений. Намерение сделать что-то ещё очень далеко от его свершения. Человеческой природе присуща ещё одна важная слабость — отсутствие твёрдости силы воли. Воля человека наталкивается на проблемы, трудности, на противодействия — и они неудачно кончаются. Апостол Пётр принял однажды важное решение. Он сказал Христу: «хотя бы надлежало мне умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя». (Мф 26:35), и всё же он поступил ужасно, когда настал решающий момент. Человеческая воля, если ей не придаёт силы Христос, обречена на поражение.
3) Он показывает недостаточность одного установления причин поражений. Павел очень хорошо видел изъяны современного ему человека и общества, но был не в состоянии исправить положение. Он был подобен врачу, который может точно установить диагноз болезни, но был бессилен прописать нужное лечение. Один Иисус Христос не только знает, что неправильно, но и может исправить плохое в доброе; Он предлагает не критику, а помощь.