1−7. Похвалы царя своей новобрачной. 8−15. Признание царя в своих чувствах к ней и новые похвалы ей. 16. Ответное слово невесты.
Песн 4:1. О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской;
Песн 4:2. зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними;
Песн 4:3. как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими;
Песн 4:4. шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных;
Песн 4:5. два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.
Песн 4:6. Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору мирровую и на холм фимиама.:
Для изображения красоты невесты священный поэт соединяет в один образ многочисленные и разнообразные черты и штрихи природы, причем последние решительно преобладают над чисто человеческими чертами и отнюдь не суть puncta comparandi, а именно принадлежат образу невесты, как особенно видно из ст. 12−15, где штрихи природы без посредства сравнительной частицы прямо представляются предикатами невесты. Здесь именно, как и в других частях книги, оправдывается воззрение проф. Олесницкого, что центр тяжести содержания Песни Песней лежит не в изображении человеческой личности и ее фигуры, а в изображении палестинской природы в библейский период, период обилия естественных благ и развития материальной и духовной культуры в стране обетованной. «Если доселе обетованная земля изображалась только в ее отношениях к солнцу и в неясных еще чертах, то теперь, в период полного ее летнего цветения, она описывается сама для себя, и притом в чертах неприкровенных. Красота изображаемой здесь невесты состоит в стадах коз лучшей галаадской породы, в стадах многоплодных овец, в садах гранатовых дерев и всяких благовонных кустарников, и получивших теперь особенную прелесть источниках живых вод, текущих с гор; невеста дышит медом и молоком и благоухает благоуханием Ливана и запахом благословенных Богом полей, прибавляет мидраш (IV, 11) на основании Быт 27:27» (проф. Олесницкий, с. 373).
Таков общий смысл и таково общее содержание рассматриваемой (IV-й) главы. Далее, пояснения требуют отдельные выражения, особенно в местах, бывших не вполне понятными уже для древних переводчиков книги, и потому далеко неодинаково переданных разными переводами.
«Глаза твои голубиные» (ст. 1), точнее с евр.: глаза твои — голуби, — выражение, буквально повторяющее стоящее ранее Песн 1:14. Но здесь при нем стоит новое определение — евр. миббаад лецамматех, повторяющееся (в несколько другом сочетании) еще два раза ст. 3 данной главы и ст. 7 гл. VI-й. Выражение это было непонятно уже для LXX, передавших его во всех трех местах темным и неопределенным выражением: 'εκτος της σιωπησεως σον, слав. «кроме замолчания твоего». Столь же неопределенно передается это место в Вульгате: absque eo, quod intrinsecus latet (Песн 4:1:3) или: absque occultis tuis (Песн 6:7). Таким образом, и LXX и Вульгата сообщают рассматриваемому месту смысл метафорический, но выражают его слишком неясно. Мидраш (s. 103) считает слово миббаад арабским, соответствующим евр. глаголу арах идти, но и это словопроизводство не дает определенного смысла; притом ближе искать аналогии слову цамма в халд. дамам или цамцам покрывать. Поэтому не вполне удачен и русский синодальн. перевод: «под кудрями твоими». Правильнее понимать цамма в смысле «покрова», «покрывала», какое значение это слова, несомненно, имеет в Ис 47:2, и все выражение переводить с архим. Макарием: «из-под покрывала твоего».
Волосы невесты сравниваются (ст. 1) со стадом коз на горе Галаадской. Галаадом (ср. Onomast. 318) в Библии называется вся страна к востоку от Иордана, от потока Арнона до южных склонов Ермона (Втор 34:1; Нав 22:9,13, 15; Суд 20:1), а также, частнее, горная местность от Ярмука до возвышенности Есевона в отличие от равнины Васана (Нав 17:1,5; 4Цар 10:33); в тесном же смысле Галаадом назывались отдельные горные кряжи, напр., Быт 31:21, как нынешние: Джебел Джил'ад, к югу от Иавока, Джевел Аджлун и др. Галаад вообще и особенно гористая часть его были годны для скотоводства, и скота здесь всегда водилось много (Чис 32:1; Иер 50:19; Мих 7:14). Водились здесь во множестве и козы. Сравнение волос с стадом коз имеет целью отметить их черный, блестящий цвет и шелковистую мягкость. Напротив, белизна зубов (ст. 2) поясняется сравнением с волною белых (ср. Ис 1:18) и гладко выстриженных, и предварительно вымытых овец.
Под башней или столпом Давида, с которым сравнивается, вероятно, относительно стройности и гладкости, шея невесты (ст. 4), разумеется башня, назначенная быть своего рода арсеналом и построенная Давидом где-либо на Сионском холме. Назначение башни обозначено евр. словом леталлийот. LXX не поняли значения этого слова и оставили его без перевода: εις θλπιωθ; Vulg.: cum propugnaculis. Но еще р. Кимхи указал на родство второй части этого евр. слова с пэ уста, plur. пийот, острие меча (ср. Притч 5:4; Суд 3:16); если же первую часть слова сблизить с глаголом тала вешать, то вполне можно будет принять перевод архим. Макария: «столб Давидов, сооруженный для вешания оружий».
Слова ст. 6 являются вполне параллельными Песн 2:17 и представляют как бы ответ жениха на высказанное там предложение невесты.
Песн 4:7. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!
Стих составляет заключение первой половины главы и содержит в себе обобщение высказанных доселе похвал совершенствам невесты: здесь она представляется свободною от всякого недостатка или порока и полною всех совершенств. Это изображение невесты отразилось на представленном у св. апостола образе совершенства Церкви (Еф 5:27), а в церковно богослужебном употреблении, как было уже упомянуто, перенесено было на чистейший образ Пренепорочной Девы Богоматери.
Песн 4:8. Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых!
Одушевленный любовью к невесте, жених настоятельно призывает ее к себе «с Ливана, с вершин Аманы, Сенира и Ермона — от логовищ львов и барсов» (ст. 8), т. е. оставить дикие и величественные горные возвышенности, близкие к ее родине — г. Сонаму и стремиться жить единою с ним жизнью. Горы, названные в ст. 8, представляют отдельные горные кряжи в горной цепи Ермона (или Аермона) и Ливана, причем Ермон есть еврейское название, соответствующее финикийско-хананейскому Сенир (Втор 3:9; Onomast. 30). Слову Амана у LXX-ти придано нарицательное значение: απο αρχης της πιστεως, слав. «из начала веры», что, по мнению проф. Олесницкого, оправдывается записанным в книге Еноха преданием о том, что первые верующие в человечестве жили на горах Ливана (с. 47).
Песн 4:9. Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей.
Песн 4:10. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
Песн 4:11. Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!
Изображают то восторженное впечатление, какое произвела на жениха — царя невеста своею привлекательною внешностью, а еще более, конечно, своими духовными достоинствами (к ст. 10 ср. Песн 1:1). При этом особенная близость возлюбленной к возлюбленному выражается не только названием невеста (ст. 8, 11), но и двойным: «сестра моя, невеста» (ст. 9, 10, 12) По замечанию Мидраша (IV, 10−11), Израиль десять раз в Писании назван невестою: шесть раз в Песни Песней, и четыре раза у пророков, именно: три раза у Исаии (Ис 49:18; Ис 61:10; Ис 62:5), и один раз у Иеремии (Иер 7:34), — по числу десяти заповедей; и эта невеста наряжается в 24 украшения, поименованные у Исаии (Ис 3:18−28) — по числу священных книг Ветхого Завета (s. 123−124). Характеристика невесты в ст. 11, как обилующей медом и молоком, сама собою напоминает библейскую характеристику Святой Земли или Палестины, как земли, текущей молоком и медом (Исх 3:17 и др). О благоухании Ливана ср. Ос 14:7.
Песн 4:12. Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник:
Песн 4:13. рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами,
Песн 4:14. нард и шафран, аир и корица со всякими благовонными деревами, мирра и алой со всякими лучшими ароматами;
Песн 4:15. садовый источник — колодезь живых вод и потоки с Ливана.
Теперь жених начинает говорит о невесте в третьем лице, но тем с большею щедростью воздает ей похвалы. Смысл названий: «запертый сад», «заключенный колодезь», «запечатанный источник» уясняется из аналогии Притч 5:15−18, где источник является символом супружеской любви и ласки жены, которыми пользуется только ее муж и ни один посторонний мужчина; следовательно, названия эти характеризуют безусловную непорочность, чистоту и целомудрие невесты. Вместе с тем, как показывают дальнейшие стихи, 13−15, выражения эти обозначают и вообще плодородие (ср. Ис 58:11), в духовном смысле — обилие добродетелей невесты. В ст. 13 сад в подлинном тексте назван пардес, словом, всего 3 раза встречающимся в Ветхом Завете (еще Еккл 2:5; Неем 2:8). Это слово происходит, вероятно, от санскритского pairidaeza, сохранившегося в греч. παραδεισος, рай; собственно; огражденное место, парк и т. п.
Песн 4:16. Поднимись ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой, — и польются ароматы его! — Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его.
Стих слова невесты, спешащей приготовить сад свой к приему друга: северный и южный ветры (Вульг.: Aquilo, Auster) приглашаются всюду развеять ароматы сада невесты, чтобы слава ее привлекла все народы (ср. Пс 44:14−17).
В духовном, нравственно-психологическом смысле «это — изображение души святой, преданной Богу. Благодатные дары, как благовонные цветы, украшают ее; но они являют силу свою другим не прежде, как повеет на душевной вертоград тот Дух, который «идеже хощет, дышет» (Ин 3:8). Когда Ему угодно, облагодатствованная душа испускает благоухания, — животворит и радует других; когда не угодно, она есть вертоград заключен, и никто не знает, какие сокровища таятся в ней» («Воскресн. Чтен.», т. V (1841−42 гг.), с. 160).