Тот удивился: «Ты говоришь по-гречески?
НЕУДЕРЖИМО ВПЕРЕД (Деян 21:1−16)
Темп рассказа ускоряется и, с приближением Павла к Иерусалиму, чувствуется также приближение бури. Явно очевидны два момента:
1) Бесповоротное решение Павла идти дальше в Иерусалим, независимо от того, что там ожидает его. Предупреждение учеников в Тире и предсказание Агава в Кесарии ясно предвещали несчастье, но ничто не могло свернуть Павла с избранного пути. Во время гражданской войны в Испании, гарнизон одного осажденного города был уже готов сдаться, но один из защитников города сказал: «Я предпочитаю умереть стоя, чем жить на коленях». Именно так думал Павел.
2) Поразительно то, что, куда бы Павел не приходил, его встречает христианская община. Если так было уже во времена Павла, то тем более это практикуется в наше время. Одна из величайших привилегий человека, принадлежащего к Церкви, заключается в том, что, куда бы он ни приходил, он находит там общество единомышленников, в которое он может вступить. У человека, принадлежащего к большой семье Церкви, есть друзья во всем мире.
Агав — интересная личность. У иудейских пророков был своеобразный обычай: если слова недостаточно ясно выражали смысл пророчества, они представляли его в акте. В Ветхом Завете много примеров этому (Ис 20:3−4; Иер 13:1−11; Иер 27:2; Иез 4; Иез 5:1−4; 3Цар 11:29−31).
КОМПРОМИСС В ИЕРУСАЛИМЕ (Деян 21:17−26)
Когда Павел прибыл в Иерусалим, перед Церковью встала проблема: руководители Иерусалимской церкви признали дело рук Божиих; но в Иерусалиме распространялись слухи, будто Павел побуждал иудеев отказаться от закона и от веры предков. Но Павел никогда не делал этого. Он, правда, утверждал, что иудейский закон необязателен для язычников, но он никогда не пытался отвратить иудеев от обычаев их предков.
Руководители Церкви нашли способ, которым Павел мог доказать свою приверженность правоверным обычаям, В общине было четыре человека, давших обет назорейства, Этот обет давался в знак благодарности за особое благодеяние Господа Бога. Согласно этому обету, нужно было воздерживаться от мяса и вина в течение тридцати дней, вовремя которых волосы не обрезывались. Иногда по крайней мере последние семь дней обета они проводили в храме. После этого нужно было принести определенные жертвы: жертву за грех — однолетнего агнца, мирную жертву — барана, хлебную жертву — корзину опресноков из пшеничной муки, хлебов, испеченных с елеем, жертву всесожжения и жертву возлияния. И, наконец, должно было остричь волосы и сжечь их на алтаре вместе с жертвой. Это было связано с большими расходами: приходилось оставить работу и купить все для жертвы. Для многих, желавших принести такой обет, это было не по карману. Поэтому, считалось богоугодным делом, если состоятельное лицо брало на себя расходы за человека, принимающего такой обет. Павла попросили взять на себя расходы по принесению жертв четырьмя человеками, и он согласился. Этим он мог показать всем, что сам соблюдал закон.
Но все это, несомненно, не нравилось Павлу. Для него подобные обычаи потеряли свое значение. Но истинно великий человек может подчинить свои собственные желания и мнения делу Церкви. Иногда компромисс признак не слабости, а силы.
КЛЕВЕТНИЧЕСКИЕ ОБВИНЕНИЯ (Деян 21:27−36)
Так случилось, что компромисс повлек за собой несчастье. Была Пятидесятница. В Иерусалиме собрались иудеи со всего света, были там и иудеи из Асии, которые, несомненно, знали, как плодотворно Павел у них трудился. Они видели Павла в городе вместе с Трофимом, которого они, по-видимому, тоже знали. Проблемы, возникшие в связи с обетом, требовали от Павла частого посещения храма, и иудеи предполагали, что Павел брал Трофима с собой в храм.
Трофим был язычником, а посещение храма язычником считалось серьезным преступление. Язычники могли войти во двор язычников; на преграде, отделявшей двор язычников от двора женщин, имелись таблички с надписью:
«Никакой иноплеменник не имеет доступа внутрь ограды и стены вокруг храма, и если кто будет застигнут в нарушение этого правила, пусть сам несет ответственность за смертную казнь, которая следует за это». Даже римляне относились к этому столь серьезно, что давали иудеям право выносить и приводить в исполнение смертный приговор за это преступление.
И асийские иудеи обвиняли Павла в нарушении закона, оскорблении избранного народа и осквернении храма. Они побуждали толпу к самосуду и убийству Павла. В северо-западном углу храма находился дворец Антония, построенный Иродом Великим. В дни великих праздников, когда в накаленной атмосфере всегда мог вспыхнуть бунт, в этом дворце располагалась когорта в тысячу воинов. Римское правительство требовало соблюдения гражданского порядка и считало бунт непростительным грехом, как со стороны населения, поднявшего его, так и военного командования, допустившего его. Командующий услышал, что происходит волнение в народе и пришел с воинами. Павел был арестован для его же безопасности, и каждая рука его была прикована цепью к римскому солдату. В создавшемся замешательстве тысяченачальник не смог получить от взволнованной толпы обоснованного доказательства вины Павла, и его буквально пронесли сквозь бушевавшую толпу в крепость. До этого Павел никогда не был так близок к смерти, и спасло его беспристрастное римское правосудие.
ПЕРЕД РАЗЪЯРЕННОЙ ТОЛПОЙ (Деян 21:37−40)
Дворец Антония был связан с внутренними дворцами храма двумя лестницами с северной и с западной стороны. Когда солдаты пробивались сквозь толпу к своим казармам, Павел сделал изумительное предложение. Он попросил начальника стражи разрешить ему говорить к народу. Павел последовательно руководится своей установкой, что толпе надо смотреть прямо в глаза.
Начальник стражи был удивлен, услышав хороший греческий язык от человека, которого толпа собиралась линчевать. Около 54 года какой-то египтянин повел толпу отчаянных людей к Оливковой горе, обещав им, что стены города падут перед ним. Римляне быстро и эффективно расправились с его последователями, но сам он скрылся, и начальник стражи принял Павла за возвратившегося мятежного египтянина.
Последователи этого египтянина были отчаянные националисты, строившие свою деятельность по освобождению родины на терроре. Их прозвали «носителями кинжалов», потому что они носили кинжалы под плащами; вращаясь в толпе, они наносили удар, где только выдавался случай. Когда же Павел представился, начальник стражи понял: кем бы Павел ни был, он не был мятежником-убийцей; и он позволил ему говорить. Собравшись говорить, Павел сделал жест толпе, требуя тишины, и — к изумлению всех — в толпе настала полная тишина. Это молчание толпы, которая была готова убить Павла, как ни одно другое место Нового Завета показывает, какое впечатление производила на людей личность Павла. В тот момент сама Сила Божия вела Павла.