От Марка 7 Евангелие от Марка 7 глава

3  [67] — 7:3-4 Дело в том, что фарисеи и вообще иудеи, держась предания древних, не едят, пока не омоют рук должным образом, и т. д.

Разъяснение, очевидным образом имеющее в виду нееврейского и также непалестинского читателя. Мысль о миссионерской интенции автора лишает убедительности попытки усмотреть в «дистанцированном» тоне этого места доказательство нееврейского происхождения автора (в качестве примера подобной попытки назовем Н. Conzelmann, Α. Lindemann, Arbeitsbuch zum Neuen Testament, 9. Auflage, Tubingen, 1988, S. 273). Запреты, о которых идет речь, весьма радикально сформулированы в Вавилонском Талмуде: Sotah 4. b; Shabbath 62. b.

Должным образом — имеются в виду конкретные предписания, например, такого рода: «Перед вкушением мирской еды руки омываются до запястий» (ТВ Hullin 106. а).

Предание древних (греч. παράδοσις των πρεσβυτέρων, евр. [масорэтhаззекэним]) — то, что в более поздней еврейской традиции обозначается как «изустная Тора» ([тора шебеал пэ]).

5  [68] — Почему ученики Твои не хранят предания древних, но вкушают хлеб, имея руки нечистые? О том, насколько сурово мог быть задан вопрос учителю о содержании его учительства именно в данном пункте, дает понятие упомянутая Мишной судьба некоего Элеазара бец Еноха: «И кого они подвергли отлучению? Элеазара, сына Енохова, за то, что он высказал сомнение относительно омовения рук», (Edujoth 5, 6).

6  [69] — Лицедеях. Греческое существительное 'υποκριτής с классических времен означавшее актера, традиционно переводится в евангельском контексте «лицемер». Однако слово это заметно огрубело в своем значении; скажем, герой комедии Мольера «Тартюф, или Лицемер» — это тривиальный обманщик, который начинает вести себя как скот, едва его покровитель на минуту отвернется. В словах Христа речь идет очевидным образом не совсем об этом. Книжники и фарисеи, всерьез озабоченные пунктуальным и скрупулезным выполнением буквы Закона, примерно так, как наши старообрядцы, едва ли заслуживают одного имени с Тартюфом. Но в том и состоит духовный радикализм проповеди Христа, что она отвергает всякое поведение «на публику», всякое исполнение социальной роли (даже «добросовестное»), и всякое актерство, даже перед самим собой и перед Богом. Исходя из этого, мы попытались предложить некий вариант традиционной передачи этого слова, исходящий из чуть архаического русского соответствия слову «актер». В то же время следует отметить, что высказывались серьезные сомнения в том, что евангельское употребление слова 'υποκριτής действительно связано со значением «актер», для него, в конце концов, не изначальным (см. Matthew. A New Translation with an Introduction and Notes by W. F. Albright and С S. Mann, Garden City, New York, 1971, pp. CXV-CXXIII); если пытаться исходить из контекстов, в которых лексема эта употребляется в Септуагинте и в некоторых раннехристианских текстах, приходится предположить веер значений вроде таких — «сутяга-крючкотвор» (в переводе Олбрайта-Мэнна «shyster»), «ябеда», «казуист», «зазнайка-умник» (с определенной долей интеллектуального или этического извращенства). В известном раннехристианском памятнике «Дидахэ» VIII, 2 так обозначаются лица, отклоняющиеся от общинной практики поста и выбирающие для поста другие дни недели. Древне-сирийский перевод той же лексемы артикулирует смысл «лицеприятия». Все это недостаточно отчетливо для решения практической проблемы перевода. Поэтому мы решились выбрать вариант, более близкий к привычному.

11  [70] — Значение арамейского слова корбан (в передаче Иосифа Флавия Contra Appionem I, 22 δώρον θεού, сходно с Мк 7:11) как табу именно в силу посвящения Богу, предполагаемое евангельским текстом, но вызывавшее некоторое недоумение на фоне талмудического узуса (ср. М. Black, An Aramaic Approach to Gospels and Acts, 3. rd ed., p. 139), исчерпывающе подтверждено двумя палестинскими посвятительными надписями I в. н. э., одна из которых, имеющая текст «дарение (корван) Богу», найдена на территории Храма, что дает ей конкретно-практический смысл, а другая находится на одном палестинском оссуарии и воспрещает брать из оссуария (ср. J. A. Fitzmyer SJ, A Wandering Aramean. Collected Aramaic Essays, Chico, California, 1979, p. 11). В Вавилонском Талмуде (Nedar III, 2) мы встречаем следующий пассаж: «Если кто-то увидит людей, поедающих смоквы, которые принадлежат ему, и скажет: это для вас корбан, но после узнает, что среди них наряду с чужими находятся его отец и братья, тогда, по мнению школы Шаммая, его родные не связаны корбаном и могут вкушать смоквы, хотя чужие связаны. По мнению же школы Гиллеля, родные тоже связаны, даже если корбан по отношению к ним был изречен по ошибке. И если некто определенно накладывает корбан на родных, они связаны им и не могут получать от него ничего, на что наложен корбан».

26  [71] — Язычница — букв. «эллинка» (греч. Έλληνίς), для реальных условий мира Нового Завета весьма широкое обозначение, внутри бинарной оппозиции «эллин-иудей» характеризующее жительницу восточной половины Римской империи прежде всего по религиозному признаку, который и является содержательно релевантным для последующего повествования. Дополнительный признак — языковой; трудно сказать, с какой степенью определенности он имеется в виду.

Сирийская финикиянка (греч. Συροφοινίκισσα, текстологические варианты Συροφοίνισσα и Σύρα Φοινίκισσα, в ц. — слав. и синод, переводах «сирофиникиянка») — этническое обозначение, как кажется, специально предполагающее исторический опыт жителей Италии, которые изначально привыкли к тому, что финикийцы («пунийцы») — это карфагеняне в Северной Африке, и только позже должны были столкнуться с тем, что есть еще «сирийские» финикийцы. В самом деле, латинский этноним Syrophoenix — не редкость у латинских авторов (Lucil. XV, frg. 496–497; Juven. VIII, 159–160; Plin. Hist. Nat. 7, 201) и встречается также в латинских надписях в Италии и в Африке. Совсем иным был исторический опыт носителей греческого языка, и он не давал оснований для такого семантического казуса. Самый ранний и притом — вплоть до IV в. — одинокий случай употребления этнонима Συροφοινίκισσα (полностью, что особо важно, отсутствующего в бытовой лексике египетских папирусов) мы встречаем у Лукиана Deor. Conс. 4, где в сугубо юмористическом контексте обсуждается низкое происхождение Диониса, восходящее по материнской линии к «сирийскому финикийцу» Кадму; этот контекст делает оправданным нарочитое употребления сугубо неклассического словечка из обихода римских владык мира (так у нас остряк еще недавно мог бы употребить в аналогичном контексте лексему из социолекта советской администрации). У Диодора Сицилийского, грека, писавшего в Риме, определенный топоним поясняется как часть «финикийской Сирии» (или «сирийской Финикии» — της Φοινίκης Συρίας, XIX, 93, 7, в отличие от «ливийской», т. е. северо-африканской «Сирии», которую населяют, по Диодору, Λιβυφοίνικες); это словоупотребление понятно как учет потребностей римского читателя. Поэтому лексема, употребленная здесь, может рассматриваться как довод в пользу традиционной версии о Риме как локусе происхождения Мк. Ср. М. Hengel, Studies in the Gospel of Mark, London, 1985, p. 29; 97.

27  [72] — Дети — евреи как сыны народа Божия, усыновленные Богом. Ср. у Ис 1:2 в весьма строгом контексте: «Господь говорит: Явоспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня». Щенята (греч. κυνάρια) — смягченное уменьшительной формой обозначение язычников. Само по себе такое уподобление псам было нормальным для иудейского дискурса, подчеркивая общее свойство ритуальной нечистоты, присущее и собаке, и язычнику, не очищающему себя соблюдением правил «кашрута». Выбор уменьшительной формы Ориген истолковывал как указание на свойство псов быть домашними животными (κυνίδια της οικίας); хотя бы в унижении своей нечистоты они все же входят в домохозяйство Бога, как домашний пес имеет место в человеческом хозяйстве. Однако само по себе предпочтение Израиля еще сохраняет в порядке Священной Истории свою силу: спасение должно быть прежде всего предложено избранному народу. Ср. слова Христа к посылаемым на проповедь ученикам, Мт 10:5: «На путь язычников не вступайте, и в город к самаритянам не входите, а идите прежде к потерянным овцам Дома Израилева», а также Мт 15:24. Бл. Иероним напоминает в этой связи: «Некогда Израиль был сыном, а мы были псами». Можно вспомнить также увещание апостола Павла, Еф 2:11-12: «…Помните, что вы, некогда по плоти язычники, которых называли необрезанными, […] были в то время без Христа, отчуждены от общины Израиля, чужды заветов обетования, не имели надежды и были в мире безбожники».

29  [73] — За то, что ты сказала так, иди, вышел из твоей дочери бес! То обстоятельство, что язычница после тяжелого испытания оказывается воспринята в милость Христа, существенно отличает Его позицию от позиции во многих отношениях близких Ему кумранитов. Византийский толкователь Эвфимий Зигавин, обобщая распространенное в святоотеческой экзегезе мнение, видит в героине этого эпизода что-то вроде персонификации грядущей Церкви из народов мира: «По иносказанию (ката άλληγορίαν) прообразует Хананеянка эту Церковь из язычников (την έξ έθνών Έκκλησίαν)» (PG 129, 812).

34  [74] — Испустил стон. Другой возможный перевод: «глубоко вздохнул». Эффата. Идентификация этой формы как арамейской или еврейской вызывает лингвистические дискуссии. Ср., например: J. Rabinowitz, «Be Opened» = Εφφαθα (Mark 7, 34): Did Jesus speak Hebrew? ZNW 53, 1962, p. 229–238; S. Morag, Effaqa (Mark 7, 34): Certainly Hebrew, not Aramaic? JSSt 17, 1972, p. 198–202. И слово «эффата», и ритуальное употребление слюны входило в раннехристианский чин крещения.

37  [75] — Глухим дает слух, а немым речь. Ср. Ис 35:5-6:

«Тогда откроются очи слепых,

и уши глухих отверзнутся.

Тогда вскочит хромой, как олень,

и язык немого будет петь».