Толкование Далласской семинарии
3) Иов укоряет троих и требует, чтобы они выслушали его (13:1−19).
Иов 13:1−4. Обо всем, что говорит, Иов говорит потому, что слышал об этом или видел своими глазами и делал выводы из виденного и слышанного (стих 1). А то, что известно о Боге его друзьям, известно и ему: не ниже я вас, повторяет Иов (сравните 12:3). Но не к ним, а к Вседержителю хотел бы он говорить, с Ним обсудить дело свое, потому что, хоть и знает он не меньше своих друзей, истинной причины страданий своих не понимает, как не понимают ее и они.
Обвиняя его в несуществующих грехах, они выдумывают, плетут несуразицу (сплетчики лжи; стих 4); строя предположения о его вине и рассуждая в этой связи о божественной премудрости, они приносят Иову так же мало пользы, как горе-врачи больному, недуга которого не понимают, и, соответственно, не имеют для него лекарства (стих 4).
Иов 13:5−12. Уж лучше бы они молчали: это послужило бы знаком их мудрости! — восклицает Иов и призывает Елифаза, Вилдада и Софара прислушаться к его рассуждениям и вникнуть в ход их (стих 6). Не следовало бы им защищать правосудие Божие, придумывая неправду, и ради Бога настаивать на лжи, лицемерить. Ибо Бог, Которому ложь ненавистна (Пс 30:19; 51:6−7; 58:13) и Которого нельзя обмануть, как обманывают человека (стих 9), строго накажет их за это (стих 10).
Хорошо ли им будет тогда (стих 9), неужели они этого не боятся? (стих 11). Попытки друзей заставить его «вспомнить» о своих грехах Иов образно сравнивает с бесполезным пеплом, на котором он сидит, а суждения их уподобляет (по их сомнительности и ненадежности) крепостям, сооруженным из глины (стих 12).
Иов 13:13−19. Бесстрашие, отчаяние, надежда — все эти чувства попеременно владеют Иовом. Вот он готов говорить, что бы ни постигло его (стих 13). Смысл сказанного им в стихе 14 и 15 в том, что да, он подвергает риску еще большего страдания тело свое и душу свою — риску гибели (стих 14), но делает это потому, что продолжает надеяться, хотя не может не сознавать, что Бог убивает его (стих 15). И потому, что отстоять свою правоту пред лицом Его, ему, Иову, крайне необходимо (стих 15). Надежда же его на то, что Всевышний все-таки оправдает его, ведь он знает, что лицемер не рискнет говорить с Ним откровенно, как хочет этого Иов, и, следовательно, в этом уже — залог его оправдания (стих 16).
При сравнении стих 15, 18, 19 со словами Иова в 9:28 остро ощущается упомянутая смена его настроений, его мучительные колебания (отчаяние — 9:28 и 11:15; надежда — 11:15; уверенность в своей правоте — 11:18). И всему этому сопутствует жажда оправдаться в глазах Божиих — 11:15, 19. Потребность эта настолько велика в нем, что умолкнуть он готов только в том случае, если кто-то докажет ему его вину. Тогда он готов замолчать и умереть. Именно такое прочтение стих 19 представляется наиболее правильным.
б. Обращение Иова к Богу (13:20−28)
Иов 13:20−28. Здесь Иов обращается к Богу непосредственно. Он просит дать ему возможность говорить к Нему, не изнывая от боли (Удали от меня руку Твою; стих 21) и не дрожа от страха (ужас Твой да не потрясает меня; там же) — ведь то и другое мешает собраться с мыслями и ясно выразить их. Иов готов выступить в «суде», о котором просит, и в качестве обвиняемого и в качестве истца (буду отвечать, или… Ты отвечай мне; стих 22). Но почему же Господь не откликается на его зов и продолжает считать его врагом? (стих 24).
Почему не хочет перечислить Иову пороки его и грехи, и показать ему, в чем беззаконие его? (стих 23) Почему Он, всесильный, преследует его, бессильного и ничтожного? (Иов сравнивает себя с сорванным листком и сухой соломинкой; стих 25.) Не объяснив ему его вины, Он выносит ему безжалостный приговор (пишет горькое; стих 26). Какая этому причина? Не за грехи ли юности его, совершенные по легкомыслию, Бог карает его теперь? (стих 26) В настоящем Иов не знает за собой грехов, которые заслуживали бы такого наказания.
Ноты страха и отчаяния вновь прорываются в словах страдальца в стихах 27−28. Почему Бог уподобляет его узнику, лишенному свободы двигаться и дышать? В стихе 28 Иов говорит о самом себе, уподобляя себя «распадающейся гнили» и «одежде, изъеденной молью».