БЕСЕДА 8
«Что же, скажем, Авраам, отец наш, приобрел по плоти? Если Авраам оправдался делами, он имеет похвалу, но не перед Богом» (Рим 4:1−2).
Важность и необходимость веры. — Авраам сверх надежды человеческой поверил с надеждою Божией. — Великая сила веры. — Нужно предпочитать любовь всяким знамениям.
1. Сказав, что мир сделался виновным перед Богом, что все согрешили и невозможно спастись иначе, как через веру, апостол старается далее доказать, что такое спасение — основание не для стыда, но для блестящей славы и даже большей, чем слава от дел. А так как спасение, совершающееся со стыдом, внушает некоторую и печаль, то он теперь устраняет такое предположение, хотя уже намекнул на это и прежде, когда (спасение через веру) назвал не только спасением, но и правдой. «Правда Божья», говорит, «открывается в нем» (Рим 1:17), то есть, он так спасается, как спасается и праведник, с полным дерзновением. И называет это спасение не только правдой, но и явлением Бога, а Бог является в славных, светлых и великих делах. Кроме того, то же самое он раскрывает и в другом месте, излагая речь в вопросах, как он обыкновенно всегда делает для ясности и вследствие уверенности в словах своих. Так поступил он и выше, говорят «какое преимущество быть Иудеем?» И: «имеем ли мы преимущество?» И еще: «где же то, чем бы хвалиться? Уничтожено» (Рим 3:1, 9, 27). Так и здесь он говорит: «что же, скажем, Авраам, отец наш?» Ввиду того, что иудеи постоянно ссылались на то, что патриарх и друг Божий первый принял обрезание, апостол и хочет доказать, что и он оправдался верой: это и составляет торжество его великой победы. Ведь нимало не странно оправдаться верой тому, кто не имеет дел, но украшенному заслугами сделаться праведным не вследствие их, а по вере — это было удивительно и особенно обнаруживало силу веры. Поэтому апостол, умолчав обо всех остальных, обращается с речью к Аврааму. Он назвал его отцом по плоти, лишая иудеев истинного с ним родства и открывая путь к родству с ним язычникам. Потом говорит: «если Авраам оправдался делами, он имеет похвалу, но не перед Богом». Итак, сказав, что Бог оправдывает обрезание от веры и необрезание верой, и достаточно раскрыв это выше, он примером Авраама подтверждает это даже больше, чем обещал, вводит в состязание веру и дела и всю борьбу сосредоточивает около праведника, и не без намерения. Ведь он сильно возвеличивает Авраама, называя его праотцом, с той целью, чтобы этим заставить иудеев во всем повиноваться ему. Не говори мне об иудее, рассуждает (Павел), не приводи в пример того, или другого; я восхожу к главе всех, откуда и получило начало обрезание. «Если Авраам оправдался делами», говорит (апостол), «он имеет похвалу, но не перед Богом». Сказанное неясно, — потому необходимо сделать это более ясным. Существуют две похвалы: одна за дела, другая за веру. Апостол, сказав: «если Авраам оправдался делами, он имеет похвалу, но не перед Богом», указал здесь на то, что можно иметь похвалу за веру, притом гораздо большую. Великая сила Павла в том особенно и обнаруживается, что он предмет своего рассуждения обратил к противоположному и доказал, что спасение через веру гораздо в большей мере имеет все то, что принадлежит спасению от дел, т. е. похвалу и дерзновение. Хвалящийся делами может выставлять на вид собственные труды, а кто вменяет себе в честь, что верует в Бога, тот представляет гораздо лучший предлог к похвале, так как он славит и возвеличивает Господа. По вере в Бога признав истинным то, чего не открыла природа видимых вещей, он доказал тем искреннюю любовь к Богу и торжественно возвестил силу Его, а это свойственно благороднейшей душе, философскому разуму и высокой мысли. Не красть, не убивать — это свойственно людям обыкновенным, но верить, что Бог силен совершить невозможное — для этого нужен благородно мыслящий дух, крепко приверженный к Богу, — потому что это служит признаком истинной любви. Почитает Бога и тот, кто исполняет заповеди, но гораздо более чтит Его тот, кто умудряется верой; первый послушался Его, а последний приобрел о Боге надлежащее понятие, прославил и возвеличил Его более прославления делами. Первая похвала принадлежит совершающему добрые дела, а последняя прославляет Бога и принадлежит всецело Ему, так как верующий хвалится высоким своим представлением о Боге, которое и переходит в его славу. Потому (апостол) и говорит, что он имеет похвалу перед Богом, но, впрочем, не по этой одной причине, а и по другой. Верующий хвалится не тем только одним, что искренне возлюбил Бога, но еще и тем, что удостоился от Него великой чести и любви. Как он возлюбил Бога, имея о Нем высокое понятие (а это и служит доказательством любви), так и Бог возлюбил его, тысячекратно повинного перед Богом, не только освободив его от наказания, но и сделав праведным. Значит, верующий имеет основание хвалиться, как удостоенный великой любви. «Ибо что говорит Писание? Поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность. Воздаяние делающему вменяется не по милости, но по долгу» (Рим 4:3−4). Итак, последнее важнее? — спрашивает он. Ни мало, потому что вменяется и верующему; но не вменилось бы, если бы он и сам ничего не привнес.
2. Таким образом, и верующий имеет должником Бога, и притом в делах не случайных, но великих и высоких. Доказав же высоту его ума и духовного разумения, (апостол) сказал не просто — верующему, но: «верующему в Того, Кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в праведность» (Рим 4:5). Пойми же, насколько важно увериться и убедиться в том, что Бог и жившего в нечестии может вдруг не только освободить от наказания, но сделать праведным и удостоить бессмертных почестей. Но не думай, что верующий ниже делающего потому, что последнему вменяется не по благодати. Верующего преимущественно то и делает славным, что он воспользовался такой благодатью и обнаружил такую веру. Заметь, что верующему назначено и большее воздаяние, так как делающему дается мзда, а ему праведность; праведность же гораздо важнее мзды, потому что сама есть воздаяние, заключающее в себе многие награды. Итак, доказав сказанное примером Авраама, (апостол) обращается к Давиду, который подтверждает ту же мысль. Что же говорит Давид и кого называет блаженным? Того ли, кто хвалится делами, или того, кто удостоился благодати и получил прощение грехов и дар? А когда я говорю о блаженстве, то разумею вершину всех благ. Как праведность выше мзды, так блаженство выше праведности. Итак, (апостол), доказав превосходство праведности не только примером Авраама, получившего ее, но и рассудочными доводами (сказав: «имеет похвалу, но не перед Богом»), — опять раскрывает ее важность иным способом, ссылаясь на Давида, свидетельствующего в ее пользу. И Давид, как утверждает (апостол), называет оправдавшегося через веру блаженным, говоря: «блаженны, чьи беззакония прощены» (Рим 4:7). По-видимому, (апостол) приводит неподходящее свидетельство, так как Давид не сказал: блаженны те, коих вера вменена в праведность, но (апостол) делает это намеренно, а не по незнанию, чтобы показать большее превосходство веры. Если блажен тот, кто получил прощение по благодати, то тем более блажен оправданный и обнаруживший веру. А где блаженство, там изъят всякий стыд и пребывает великая слава, потому что блаженство и есть полнота наград и славы. Потому (апостол), говоря о преимуществе делающего: Воздаяние делающему вменяется не по милости, но по долгу, не подтверждает этого Писанием, а превосходство верующего доказывает свидетельством из Писания, словами Давида: «блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты». Почему ты, спрашивает (апостол), смущаешься тем, что получаешь отпущение грехов не по долгу, а по благодати? Но вот — этот именно (получивший отпущение по благодати) и ублажается, так как (пророк) не назвал бы его блаженным, если бы не знал, что он наслаждается многой славой. И (апостол) не говорит, что такое отпущение относится к обрезанию, а что? «Блаженство это», — что гораздо важнее прощения грехов, — «относится к обрезанию, или к необрезанию» (Рим 4:9)? Итак, спрашивается: это великое благо (блаженство) с чем находится в связи, с обрезанием или с необрезанием? Заметь особенность речи: (апостол) доказывает, что блаженство не только не чуждо необрезания, но и совмещается с ним более обрезания. А так как и сам Давид, называющий блаженным получившего прощение грехов, был обрезан и говорит обрезанным, то заметь, какое искусство обнаружил Павел, чтобы сказанное Давидом приложить к необрезанным. Усвоив блаженство праведности и доказав, что оба они составляют одно, (апостол) рассматривает, как оправдался Авраам. Если блаженство свойственно праведнику, а с другой стороны и Авраам оправдался, то посмотрим, когда он оправдался, будучи еще необрезанным, или уже обрезанным. Будучи необрезанным, говорит (апостол.): «когда вменилась? по обрезании или до обрезания? Не по обрезании, а до обрезания. Мы говорим, что Аврааму вера вменилась в праведность» (Рим 4:9−10). Выше, ссылаясь на Писание, (апостол) сказал: «что говорит Писание? Поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность», а здесь он предлагает другое мнение и утверждает, что праведность была в необрезании. Потом он решает новое, возникающее отсюда, возражение: если (Авраам), рассуждает он, оправдался, будучи необрезанным, то для чего введено обрезание? «Знак обрезания он получил», отвечает (апостол), «как печать праведности через веру, которую имел в необрезании» (Рим 4:11). Заметил ли ты, каким образом он доказал, что (скорее) иудеи находились в положении незваных гостей (των παρασιτων), чем те, которые, пребывая в необрезании, потом приобщены были к иудеям? Ведь если (Авраам) оправдался и увенчан, будучи необрезанным, потом принял обрезание, а впоследствии вошли и иудеи, то, значит, Авраам, прежде всего, есть отец необрезанных, имеющих с ним родство по вере, а потом уже отец обрезанных, — он есть сугубый праотец. Замечаешь ли, что вера воссияла? Пока не было веры, патриарх не оправдался. Замечаешь ли, что необрезание нисколько не препятствует? (Авраам) был не обрезан, и это не помешало ему оправдаться. Следовательно, обрезание явилось позднее веры.
3. И почему ты удивляешься, что обрезание явилось позднее веры, как скоро оно позднее и необрезания? И не только позднее веры, но и гораздо несовершеннее ее, и притом настолько, насколько знак вещи бледнее самой вещи, насколько, например, изображение воина ниже самого воина. А почему, спросишь, (Авраам) нуждался в подобном знамении или печати? Не он сам нуждался. Для чего же принял? Для того чтобы сделаться общим отцом верующих как в необрезании, так и в обрезании, а не просто только обрезанных, потому (апостол) присовокупляет: «не только принявших обрезание» (Рим 4:12). Если (Авраам) — отец необрезанных не потому, что сам был не обрезан, хотя оправдался в необрезании, но потому, что необрезанные подражали ему в вере, то тем более он не будет по одному обрезанию прародителем обрезанных, если не присоединится и вера. Он принял обрезание, говорит (апостол), для того, чтобы мы, те и другие, имели его праотцом и чтобы необрезанные не изгнали обрезанных. Ты замечаешь, как необрезанные первые имели (Авраама) своим праотцом? Если же обрезание есть нечто почтенное потому, что возвещает праведность, то немалое преимущество имеет и необрезание, которое достигло ее прежде обрезания. Итак, ты тогда будешь в состоянии иметь (Авраама) праотцом, когда будешь «ходить по следам веры» (Рим 4:12) и когда не станешь упорствовать и спорить, отстаивая закон. Какой же веры? Скажи мне. «Которую имел в необрезании». (Апостол) опять принижает иудейскую надменность, вспоминая о времени праведности. И хорошо сказал: «по следам», чтобы ты, подобно Аврааму, веровал в воскресение мертвых тел, так как и относительно этого он обнаружил веру свою. Таким образом, если ты отвергаешь необрезание, то знай ясно, что тебе нет никакой пользы и в обрезании. Если ты не последуешь по стопам веры, то, хотя бы и тысячу раз был обрезан, не сделаешься чадом Авраама, так как он для того и принял обрезание, чтобы не отвергнуть тебя, пребывающего в необрезании. И ты не требуй этого от него: дело это послужило пособием тебе, а не ему. Но скажешь, что обрезание служит знамением праведности. И это для тебя, теперь же этого уже нет, так как тогда ты нуждался в телесных знамениях, а теперь в них нет уже нужды. Еще спросишь: по вере (Авраама) разве нельзя было узнать о душевной его доблести? Конечно, можно было, но ты нуждался и в этом дополнении. Так как ты не возревновал о душевной добродетели и не мог ее увидеть, то тебе и дано чувственное обрезание, чтобы ты, упражняясь в этом телесном знамении, мало-помалу руководился и в направлении к душевному любомудрию, и со всем усердием приняв обрезание, как знак самого высокого достоинства, научился подражать прародителю и почитать его. И это Бог установил не в одном только обрезании, но и во всем прочем, например, в жертвах, субботах и праздниках. А что (Авраам) для тебя принял обрезание, узнай из следующих слов (апостола). Сказав, что (Авраам) принял знамение и печать, он указывает и причину, говоря: яко быти ему отцу обрезания, — для тех, которые принимают и внутреннее обрезание, потому что, если имеешь только одно наружное обрезание, то никакой пользы от него тебе не будет. Обрезание тогда бывает знамением, когда вещь, знамением которой оно служит, то есть вера, бывает видна в тебе; равным образом, если ты не имеешь веры, то и знамение не может уже быть знамением. Чего, в самом деле, оно будет знамением, чего печатью, как скоро нет запечатленного? Это было бы подобно тому, как если бы ты стал показывать нам денежный мешок с печатью, когда внутри него ничего не положено. Так же смешно и обрезание, когда внутри нет веры. Если же обрезание есть знамение праведности, а ты не имеешь праведности, то, значит, не имеешь и знамения. Для того ты и получил знамение, чтобы отыскать вещь, знак которой ты имеешь, потому что, если бы ты мог найти ее без знамения, то ты в нем и не нуждался бы. Обрезание возвещает не одну только праведность, но именно праведность в необрезании. Значит, обрезание возвещает не что иное, как именно то, что нет нужды в обрезании. «Если утверждающиеся на законе суть наследники, то тщетна вера, бездейственно обетование» (Рим 4:14). (Апостол) доказал, что вера необходима, что она древнее обрезания, сильнее закона и утверждает его. Как скоро все согрешили, то она необходима; если (Авраам) оправдался, будучи необрезанным, то она древнее обрезания; если через закон бывает познание греха, а вера явилась вне закона, то она и сильнее его; если, наконец, закон свидетельствует о вере, а она утверждает его, то она не противоположна ему, но дружественна и пребывает с ним в союзе. Теперь (апостол) опять, но иным способом, доказывает, что посредством закона невозможно было получить наследия. Сопоставив веру с обрезанием и отметив ее преимущества, он опять противополагает ее закону, говоря так: «если утверждающиеся на законе суть наследники, то тщетна вера». Чтобы кто-нибудь не сказал, что можно иметь веру и соблюсти закон, (апостол) и доказывает, что это невозможно. Кто держится закона в том мнении, что он может спасти, тот бесчестит силу веры. Потому и говорит: «тщетна вера», то есть, нет нужды в спасении благодатью, так как вера не может показать своей силы, и «бездейственно обетование». Может быть, иудей возразит: какая мне нужда в вере? Значит, если это справедливо, то с верой уничтожаются и обетования.
4. Обрати внимание на то, что (апостол) борется с иудеями во всем с самого начала, — со времени патриарха. Доказав его примером, что праведность есть сонаследница веры, он доказывает то же самое и относительно обетования; и чтобы иудей не сказал: какое мне дело до того, что Авраам оправдался через веру? — Павел и говорит, что наиболее важное для иудея, именно — обетование наследия, не может прийти в исполнение без веры; а это особенно и устрашает иудеев. О каком же обетовании он говорит? О том, что иудей есть наследник мира и все в нем благословляются. А как упразднено это обетование, (апостол) говорит далее. «Закон производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления» (Рим 4:15). Если же закон производит гнев и делает виновными в преступлении, то ясно, что он подвергает и клятве, а те, которые подлежат клятве и наказанию и виновны в преступлении, достойны не наследовать, но подвергнуться наказанию и быть изгнанными. Итак, что же бывает? Приходит вера, привлекаемая благодатью, и обетование приводится в исполнение. Где благодать, там прощение, а где прощение, там нет никакого наказания; если же и наказание отменено и является затем праведность от веры, то нет уже никакого препятствия нам сделаться наследниками обетования от веры. «Итак, по вере», говорит (апостол), «чтобы было по милости, дабы обетование» Божье «было непреложно для всех, не только по закону, но и по вере потомков Авраама, который есть отец всем нам» (Рим 4:16). Видишь ли ты, что вера не только утверждает закон, но и обетование Божье делает непреложным; закон же, соблюдаемый не по времени, напротив, и веру упраздняет, и обетованию препятствует.
Этим (апостол) доказывает, что вера не только не излишня, но и настолько необходима, что без нее невозможно и спастись. Ведь закон производит гнев, потому что все его преступили, а вера не оставляет и повода к возникновению гнева: «где нет закона», говорит (апостол), «нет и преступления». Видишь ли, как вера не только истребляет совершенный грех, но и не позволяет ему рождаться? Потому (апостол) и говорит: «по благодати». Для чего же это? Не для того, чтобы нас устыдить, но «дабы обетование было непреложно для всех». Здесь (апостол) указывает два блага, — во-первых, что дары непреложны и, во-вторых, что они даются всему семени, причем он включает сюда и язычников и показывает, что иудеи окажутся вне, если станут враждовать против веры. Ведь это (вера) более надежно, чем то (закон): вера не вредит тебе, только не упорствуй, она даже спасает тебя, бедствующего от закона. Потом (апостол), после того как сказал — «для всех», определяет, какому семени, и говорит: «по вере», указывая на родство (Авраама) с язычниками и на то, что не могут мудрствовать об Аврааме те, которые не веруют, подобно ему. Вот вера совершила и иное, третье: она сделала родство с праведником более полным и явила его праотцом многочисленнейшего потомства. Потому (апостол) наименовал его не просто Авраамом, но отцом всех нас, верующих. Потом, подтверждая сказанное свидетельством, (апостол) говорит: «как написано: Я поставил тебя отцом многих народов» (Рим 4:17). Видишь ли, что это издревле установлено. Но что же? — возразишь ты: может быть, это говорится об измаильтянах или амаликитянах, или агарянах? Впоследствии (апостол) яснее доказывает, что не о них сказано, а пока для подтверждения того же самого спешит к другому, определяя образ такого родства и раскрывая это с великим глубокомыслием. Что именно он говорит? «Перед Богом, Которому он поверил» (Рим 4:17). Смысл этих слов таков: как Бог не есть Бог частный, но Отец всех, так и Авраам. И еще: как Бог есть Отец наш не по естественному родству, а по усвоению веры, так и Авраам, потому что послушание делает его отцом всех нас. И так как иудеи думали, что такое родство не имеет никакого значения, после того как они получили другое, более грубое, то (апостол) переведя речь на Бога, доказывает, что родство по вере гораздо важнее. А вместе с этим открывает и то, что (Авраам) получил его в награду за веру, так что, если бы этого не было, то, хотя бы он и был отцом всех живущих на земле, выражение: «перед Богом» не имело бы места, но дар Божий был бы умален; слово «перед» значит — подобно. Скажи мне, в самом деле, что удивительного — быть отцом тех, которые произошли от него? Это свойственно и всякому человеку. Но удивительно то, что он по дару Божьему получил тех, которые не были его детьми по природе.
5. Таким образом, если хочешь поверить, что патриарх был удостоен чести, то верь, что он — отец всех. И (апостол), сказав: «перед Богом, Которому он поверил», не остановился на этом, но прибавил: «животворящим мертвых и называющим несуществующее, как существующее» (Рим 4:17). Здесь он ведет предварительную речь о воскресении, которая и нужна была ему для настоящего предмета. Если для Бога возможно оживлять мертвых и не существующее приводить в бытие, то возможно также и не рожденных (от Авраама) сделать детьми его. Потому (апостол) не сказал: приводящему в бытие не существующее, но — «называющим», указывая на большую легкость этого дела (для Бога). Как нам легко назвать существующее, так легко и Ему, даже гораздо легче привести в бытие не существующее. А когда (апостол) говорит, что дар Божий велик и неизречен, и когда рассуждает о силе его, то доказывает, что и вера Авраама достойна этого дара, чтобы ты не подумал, что Авраам удостоен почестей не по заслугам. Итак, ободрив слушателя, чтобы он не смущался и чтобы иудей не возражал и не говорил: «как можно не детей сделать детьми», (апостол) опять переводит речь на патриарха и продолжает: «он, сверх надежды, поверил с надеждой, через что сделался отцом многих народов, по сказанному: так многочисленно будет семя твое» (Рим 4:18).
Как сверх надежды он поверил с надеждой? Сверх надежды человеческой, с надеждой Божьей. (Апостол) доказывает и величие дела, и устраняет невероятность сказанного, а что было противоположно друг другу, то согласила вера. И если бы (апостол) говорил о потомстве, происшедшем от Измаила, то слова («сверх надежды») излишни были бы, потому что это потомство родилось (от Авраама) не по вере, а по естеству. Но (апостол) разумеет здесь Исаака, потому что (Авраам) уверовал не ради тех язычников, но ради того, кто должен был родиться от бесплодной жены. Значит, если (для Авраама) составляет награду то, чтобы сделаться отцом многих народов, то ясно, что именно тех народов, ради которых он уверовал. А чтобы тебе убедиться, что (апостол) говорит именно об этих народах, выслушай последующее: «и, не изнемогши в вере, он не помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении» (Рим 4:19). Видишь ли, как (апостол) указывает и препятствия, и высокий, все превосходящий, ум праведника? Обетованное, говорит он, было сверх надежды, это — первое затруднение, так как Авраам не имел возможности увидеть другого, который бы при таких обстоятельствах получил сына. Жившие после него взирали на него, а он ни на кого не взирал, кроме единого Бога, потому и сказано: «сверх надежды». Потом, омертвевшая плоть его составляла второе затруднение, а омертвение утробы Сарриной — третье и четвертое. «Не поколебался в обетовании Божьем неверием» (Рим 4:20). Бог не дал доказательства (Своего обетования) и не совершил чуда, но были одни простые слова, заключающие такое обетование, (исполнение) которого природа не обещала. Однако же, (Авраам) «не поколебался», говорит. (Апостол) не сказал — не поверил, но — «не поколебался», то есть не усомнился, не поколебался, хотя и было столько затруднений. Отсюда мы узнаем, что если Бог обещает и тысячи невозможностей, а слышащий не принимает этого, то слабость происходит не от природы вещей, но от неразумия не принявшего обетований. «Но пребыл тверд в вере» (Рим 4:20). Обрати внимание на мудрость Павла. Так как речь была об исполняющих закон и о верующих, то (апостол) доказывает, что верующий делает больше, чем исполнитель закона, имеет нужду в большей силе и во многой крепости и переносит необыкновенный труд. Ведь (иудеи) унижали веру, как нечто не требующее труда. Потому (апостол), восставая против этого, доказывает, что не только преуспевающий в целомудрии или в другой какой-либо добродетели, но и являющий веру нуждаются в очень многой силе. Как первый имеет нужду в мужестве, чтобы отгонять помыслы невоздержания, так и верующий нуждается в мощной душе, чтобы отражать мысли неверия. Как же укрепился (Авраам)? Он, говорит (апостол) все предоставил вере, а не разуму, так как и он (в противном случае) пал бы. Как же он преуспел в самой вере? «Воздав славу Богу», говорит (Павел), «будучи вполне уверен, что Он силен и исполнить обещанное» (Рим 4:20−21). Итак, не испытывать — значит славить Бога, а испытывать — значит грешить. Если мы, испытывая и исследуя земное, не прославляем Бога, то, любопытствуя о рождении Владыки, тем более навлечем на себя крайнее наказание, как оскорбляющие его. Если не должно входить в исследования об образе воскресения, то тем более — о тех неизреченных и страшных тайнах. И (апостол) не сказал просто — поверив, но — «будучи уверен». Таково-то свойство веры, она яснее доказательств разума и более убеждает, и невозможно, чтобы другой помысел, проникнув в область веры, поколебал ее. Тот, кто следует доказательствам разума, может и изменить свои убеждения, а кто утверждается на вере, тот уже заградил свой слух для доводов, разрушающих веру. Потому, сказав, что (Авраам) оправдался верой, (апостол) доказывает, что он верой и прославил Бога. Это главным образом и свойственно жизни, как и сказано: «да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф 5:16). Вот в этом и проявляется вера. Но с другой стороны, как дела требуют силы, так и вера. Здесь (в делах) часто и тело разделяет труд, а там (в вере) проявляется преуспеяние одной души; таким образом, и труд ее больше, как скоро никто не разделяет с ней подвигов.
6. Замечаешь ли, как (апостол) доказал, что все то, что свойственно делам, как-то: иметь похвалу у Бога, нуждаться в силе и труде и опять прославлять Бога, — в большей степени принадлежит вере? Сказав же о том, что (Бог) силен исполнить то, что обещал, апостол, мне кажется, провозглашает о будущем, потому что Бог обещал не одно настоящее, но и будущее, образом которого служит настоящее. Итак, не веровать свойственно уму слабому, малому и скудному, так что, всякий раз как кто-нибудь станет хулить нас за веру, то мы в свою очередь будем укорять их в неверии, как людей несчастных, малодушных, неразумных и слабых, которые ничем не лучше ослов. Как веровать свойственно душе возвышенной и благородной, так неверие служит признаком души неразумной, низкой, опустившейся до безумия животных. Потому, оставив тех (неверующих), будем подражать патриарху и прославим Бога, как и он воздал Ему славу. Что же значит: «воздал славу Богу»? Значит: уразумел Его правду, Его бесконечное могущество и, составив себе надлежащее понятие о Боге, совершенно уверился в (Божьих) обетованиях. Итак, станем и мы прославлять Бога верой и делами, чтобы и нам получить в награду прославление от Него, как Он и сказал: «прославлю прославляющих Меня» (1Цар 2:30). Но если бы не было обещано и никакой награды, то удостоиться славить Бога само по себе было бы славой. Если люди, возглашающие славословие перед царями, хвалятся только одним этим, хотя бы и не получали от этого никакой другой выгоды, то рассуди, какая нам хвала, когда через нас прославляется наш Владыка, а с другой стороны, какое наказание поступать так, чтобы Он хулился через нас, тем более, что и прославления Он желает для нас же, потому что сам не имеет нужды в этом деле. Какое, по твоему мнению, существует расстояние между Богом и человеком? Разве не такое же, какое между людьми и червями? Впрочем, указав и такое расстояние, я еще ничего не сказал, да и вообще нельзя об этом сказать ничего определенного. Но неужели ты пожелаешь от червя иметь великую и громкую себе славу? Итак, если ты и при сильном стремлении к славе не пожелал бы этого, то будет ли нуждаться в твоем прославлении Тот, Кто свободен от такого желания и бесконечно выше тебя? Однако, и, не имея нужды в твоем прославлении, Он говорит, что желает его ради тебя. И если Он не погнушался сделаться рабом ради тебя, то почему ты удивляешься, что по тому же побуждению Он принимает и другое? Он ничего не считает недостойным Себя, что бы ни способствовало нашему спасению. Итак, зная это, будем избегать всякого греха, которым Бог хулится. «Как от лица змея», сказано, «беги от греха» (Сир 22:2). Если ты подойдешь к греху, он загрызет тебя, но он не сам к нам подходит, а мы добровольно бежим к нему. Так устроил Бог, чтобы мы не подпали владычеству дьявола, потому что иначе никто бы не мог противостоять его силе. Потому Бог удалил его, как какого-нибудь разбойника и мучителя; он не смеет напасть, если только не застигнет кого-нибудь в своих владениях безоружным и одиноким; не дерзает приблизиться, если не увидит, что мы идем пустыней; а эта пустыня и жилище дьявола есть не иное что, как грех. Итак, нам нужны щит веры, шлем спасения и меч духовный, чтобы не только не потерпеть нам зла, но, если дьявол захочет напасть на нас, отсечь ему голову; нам нужны непрестанные молитвы, чтобы попрать его ногами. Дьявол бесстыден и нагл; к тому же нападает снизу, однако, и таким способом побеждает. А причина этого та, что мы сами не стараемся оказаться выше его ударов: ведь он не может подняться высоко, но пресмыкается по земле, и потому змей есть его образ. А если Бог такое указал ему место в начале, тем более таков он ныне. Если же ты не знаешь, что значит нападать снизу, я попытаюсь объяснить тебе способ такой борьбы. Итак, что значит нападать снизу? Одолевать посредством земных вещей, посредством удовольствий, богатства и всего житейского. Потому, если дьявол увидит, что кто-нибудь парит к небу, то, во-первых, он не может наскочить на него, а во-вторых, если и решается, то быстро сам упадет: ведь он не имеет ног, — не бойся, не имеет и крыльев, — не страшись, он ползает только по земле и пресмыкается среди земных дел. Пусть же у тебя не будет ничего общего с землей, тогда тебе не потребуется и труда. Дьявол не умеет сражаться открыто, но, как змей, скрывается в терниях, часто таясь в прелести богатства. Если ты посечешь это терние, то он, тотчас придя в робость, убежит, а если ты умеешь заговорить его божественными заклинаниями, то тотчас ранишь его. Есть у нас духовные заклинания — имя Господа нашего Иисуса Христа и сила креста. Это заклинание не только изгоняет дракона из его логовища и ввергает в огонь, но даже исцеляет раны.
Если же многие, хотя и произносили (это заклинание), но не исцелились, то это произошло от маловерия их, а не от бессилия произнесенного; также точно многие прикасались к Иисусу и теснили Его, но не получили никакой пользы, а кровоточивая жена, прикоснувшаяся не к телу, но к краю одежды Его, остановила долговременные токи крови. Имя Иисуса Христа страшно для демонов, страстей и болезней. Итак, станем Им украшаться, Им ограждаться. Так и Павел сделался велик, хотя он и был одинакового с нами естества, но вера сделала его совершенно иным, и таково было в нем обилие даров, что и одежды его имели великую силу. Какого же оправдания достойны мы, если тень и одежды апостолов отгоняли смерть, а у нас даже молитвы не усмиряют страстей? Какая причина этого? Большое различие в духе. Естественные способности у нас с Павлом общие и равные: одинаково с нами он родился и воспитан, обитал на той же земле и дышал тем же воздухом. Но в остальном он был гораздо лучше и совершеннее нас, именно в отношении ревности, веры, любви. Станем же подражать ему, дадим возможность Христу и через нас возвещать: ведь Он желает этого более нас и потому устроил орган слова и не хочет, чтобы он оставался без пользы и без действия, но желает всегда иметь его у Себя в руках. Почему же ты не держишь его в готовности для руки художника, но ослабляешь струны, размягчаешь их роскошной жизнью и делаешь гусли для Него вовсе негодными, тогда как следовало бы натянуть и настроить струны, натереть духовной солью? Если Христос увидит, что душа наша так настроена, то извлечет из нее звуки. А когда это произойдет, ты увидишь ликующих ангелов, архангелов и херувимов. Итак, сделаемся достойными пречистых рук; станем просить Господа, чтобы Он прикоснулся к сердцу нашему. Но, лучше сказать, и просьбы не нужны: сделай только сердце свое достойным такого прикосновения, и Господь первый притечет к тебе. Если Он притекает к тем, которые хотят прибегнуть к Нему (так Он превознес похвалами Павла, не бывшего еще таковым), то чего Он не сделает, когда увидит, что ты совершенно приготовился? А как скоро Христос извлечет звуки из души нашей, то, несомненно, снизойдет на нас Дух и мы будем лучше неба, имея не солнце и луну запечатленными на теле нашем, но самого Владыку солнца, луны и ангелов, в нас поселившегося и шествующего.
Я говорю это не для того, чтобы нам воскрешать мертвых, очищать прокаженных, но для того, чтобы мы явили чудо, которое больше всего этого, именно — любовь. Где только есть это благо, там немедленно является Сын с Отцом и снисходит благодать Духа. «Ибо где», говорит Христос, «двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18:20). Иметь вокруг себя лиц любимых означает сильную привязанность, свойственную сильно любящим. Но кто же, спросишь, настолько ничтожен, чтобы не захотеть иметь с собой Христа? Мы, враждующие друг против друга. Может быть, кто-нибудь засмеется надо мной и скажет: что ты говоришь? Ты видишь, что все мы собрались под одними и теми же стенами, в одной и той же церковной ограде, составляем одно согласное стадо, ни с кем не препираемся, руководствуемся все одним пастырем, все вместе слушаем, что говорят нам, воссылаем общие молитвы — и ты упоминаешь о брани и вражде? Да, напоминаю о брани и говорю это в полном уме, не потеряв рассудка. Я вижу то, что вижу, и знаю, что мы находимся в одной общей ограде, под властью одного пастыря. Но потому я особенно и плачу, что при стольких побуждениях к единодушию мы восстаем друг на друга. Опять спросишь: какую же распрю видишь ты здесь? Здесь — никакой, но когда разойдемся, один обвиняет другого, иной явно оскорбляет, этот завидует, лихоимствует и грабит, тот притесняет, иной предается постыдной любви, иной сплетает тысячи козней. И если бы можно было раскрыть наши души, то вы увидели бы все это в точности и согласились бы, что я не безумствую.
8. Не видите ли вы в воинских лагерях, что воины, по заключении мира, сложив с себя оружие, без всякого прикрытия и защиты входят в неприятельский стан? А когда они защищены оружием, везде стражи, дозоры, ночи без сна и постоянно горят костры, то это уже не мир, а война. Это можно наблюдать и среди нас: мы друг друга остерегаемся и опасаемся, каждый с соседом перешептывается на ухо, а как скоро увидим, что подходит посторонний, замолчим и все на виду прикроем: это свойственно не людям доверчивым, но чрезмерно осторожным. Но, скажешь, мы делаем это не затем, чтобы обидеть, а затем, чтобы не подвергнуться обиде. Потому-то я и скорблю, что, живя среди братьев, мы во избежание обиды нуждаемся в охране, зажигаем так много огней и расставляем стражу и дозоры. А причина этого — частая ложь, частые обманы, общий недостаток любви и непримиримая вражда. Вследствие этого, конечно, и случается видеть, что многие доверяют больше язычникам, нежели христианам. Какого стыда, конечно, заслуживает это, скольких слез, скольких стенаний! Что же мне делать? — говоришь ты, — этот человек груб и несносен. А где твое любомудрие? Где апостольские уставы, повелевающие нам носить бремена друг друга? Если не умеешь обходиться с братом, то, как можешь хорошо жить с чужим? Если не умеешь устроиться с собственным своим членом, то, как ты можешь привлечь к себе и приспособить постороннего? Но что же я буду делать? Я вижу крайнее неудобство проливать слезы, так как, по примеру пророка, испустил бы обильные источники из очей, видя на этом поле тысячи браней, которые ужаснее виденных пророком. Он, видя вторжение варваров, говорил: «скорблю в глубине сердца моего» (Иер 4:19), а я вижу, что подчиненные одному военачальнику восстают друг на друга, грызут и терзают члены друг друга, одни из-за денег, другие из-за славы, иные просто без всякой причины смеются и издеваются друг над другом, наносят друг другу тысячи ран, вижу и мертвых, более обезображенных, чем на войне, вижу, что осталось одно пустое имя братства, и не могу придумать, как достойно оплакать такое печальное зрелище. Итак, устыдитесь, устыдитесь этой трапезы, которой все мы приобщаемся; устыдитесь Христа, за нас закланного, и жертвы, здесь предложенной. Даже разбойники, принимая участие в пище, перестают уже быть разбойниками для тех, кого они делают своими сотрапезниками: трапеза переменяет их нравы и делает смиреннее овец тех, которые в другое время лютее зверей. А мы, участвуя в этой трапезе, приобщаясь этого брашна, вооружаемся друг против друга, тогда как следовало бы делать это против дьявола, враждующего со всеми нами. Потому, конечно, мы с каждым днем становимся слабее, а он сильнее. Мы не вместе друг с другом ополчаемся на него, но вместе с ним восстаем друг на друга и пользуемся им, как вождем, в этих бранях, тогда как всем нам надлежало бы против него одного сражаться; взамен этого мы, оставив его в покое, обращаем стрелы против братьев. Какие стрелы? спрашиваешь. Стрелы языка и уст. Ведь не только стрелы и копья, но и слова наносят раны, которые даже гораздо болезненнее нанесенных стрелами. Как мы можем прекратить эту борьбу? — спросишь. Если поймешь, что, говоря худо о брате, ты источаешь из уст своих грязь, если будешь представлять, что клевещешь на того, кто составляет один из членов Христовых, что поедаешь собственную плоть свою, что страшный тот и нелицеприятный суд делаешь для себя еще более строгим, что стрела твоя убивает не пораженного ею, но тебя, пустившего ее. Но он обидел в чем-нибудь и сделал зло? Поскорби, но не говори худо; заплачь, но не ради своей обиды, а вследствие погибели обидчика, как и Владыка твой плакал об Иуде не потому, что сам был распинаем, но потому, что Иуда предал Его. Он оскорбил тебя и укорил? Помолись Богу, чтобы Он скорее над ним умилосердился. Он брат твой, разрешил те же самые болезни рождения, он твой сочлен, призван к одной с тобой трапезе. Но он очень часто нападает на меня, говоришь ты. Значит, тебе высшая и большая награда, и в этом случае тебе особенно и справедливо отложить свой гнев, так как он получил смертельный удар, его поразил дьявол.
9. Итак, не наноси ему ран и ты, не падай с ним и сам: пока стоишь, ты можешь спасти и его, а если нанесением обиды ниспровергаешь и себя самого, кто потом поднимет вас? Тот, раненный (поднимет)? Но он лежит и не сможет. Или ты, с ним вместе павший? Но как ты, неспособный подать руку помощи самому себе, поможешь другому? Итак, стой мужественно и, держа перед собой щит, своим долготерпением извлеки из битвы своего мертвого брата. Его уязвил гнев? Но не уязвляй и ты, а, прежде всего, извлеки стрелу. Если мы так станем обходиться друг с другом, то скоро все сделаемся здоровыми, а если станем вооружаться друг против друга, то, наконец, не нужно будет и дьявола для нашей погибели. Всякая война тяжела, особенно же война междоусобная. Но эта борьба тяжелее и междоусобной, насколько важные права христианского общества, а лучше сказать права и самого нашего родства. Некогда брат убил Авеля и пролил родственную кровь, но это убийство беззаконнее того, насколько важнее наше родство и насколько ужаснее эта смерть. Каин поразил тело, а ты изострил меч против души. Но ты первый потерпел зло? Не терпеть, но причинять зло — вот что значит подвергнуться злу. Смотри же: Каин умертвил, Авель умерщвлен, но кто оказался мертвым? Тот ли, который вопиет по смерти и о котором сказано: «голос крови брата твоего вопиет ко Мне» (Быт 4:10), или тот, который в жизни трепетал и боялся? Конечно, Каин, который жалок более всякого мертвеца. Видишь ли, насколько лучше подвергнуться обиде, хотя бы (обида) простиралась и до убийства? Пойми, что гораздо хуже делать неправду, хотя бы кто-нибудь дошел и до убийства. Каин поразил и убил брата, но последний увенчан, а первый наказан; Авель был несправедливо истреблен и умерщвлен, но он, умирая, обвинял, одерживал верх и смирял, а оставшийся в живых молчал, покрывался стыдом, побуждался и делал все вопреки своему желанию. Он убил брата, так как видел, что он любим, надеясь лишить его и любви, но лишь увеличил к нему любовь, и Бог, по смерти его, больше искал его, говоря: «где Авель брат твой?» (Быт 4:9) Ты не потушил любви завистью, но сильнее воспламенил ее; не умалил честь убийством, но увеличил ее. Прежде сам Бог подчинял тебе брата, но, так как ты умертвил его, он по смерти будет твоим судьей: такова у Меня любовь к нему. Итак, кто из них был осужден: наказывающий или наказанный? Тот ли, кто получил от Бога столь великую честь, или тот, кто был предан новому и необыкновенному мучению? Ты не убоялся его живого, говорит (Бог), потому убойся мертвого; ты не трепетал, намереваясь приблизить меч, потому, пролив кровь, ты будешь объят непрестанным страхом; при жизни он был твоим рабом, и ты не терпел его, за то по смерти он сделался грозным для тебя господином. Итак, помышляя об этом, будем, возлюбленные, избегать зависти, потушим злобу, воздавая друг другу любовь, чтобы получить нам благие плоды ее, как в настоящей, так и в будущей жизни, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 9
«Не в отношении к нему одному написано, что вменилось ему, но и в отношении к нам; вменится и нам, верующим в Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса Христа, Господа нашего» (4:23, 24).
Доказательство воскресения Христова. — Подвиги за Христа доставляют удовольствие. — Дарование святаго Духа — величайшее благо. — Для грешника нет зла — быть наказанным. — Нужно переносить скорби, воздавая хвалу Господу.
1. Сказавши многое и великое об Аврааме, о его вере, праведности и чести у Бога, апостол, чтобы слушатель не возразил: «что же нам от этого? ведь Авраам один оправдался», — опять ставит нас вблизи патриарха. Такова сила духовных глаголов. Он сказал, что тот из язычников, который недавно пришел (к вере) и ничего сам не сделал, не только ничего не имеет меньше верующего иудея, но и даже патриарха, а лучше сказать, если нужно сказать что-нибудь удивительное, имеет пред ним и преимущество. Наше благородство настолько велико, что вера патриарха была только образом нашей. И апостол не сказал: если ему вменилось, то, естественно, вменится и нам, — чтобы не вывести тебе отсюда такого умозаключения: он вещает по силе божественных законов и все основывает на изречении Писания. Для чего, говорит он, и было написано, если не для того, чтобы научить нас, что и мы также оправдываемся? Ведь мы поверили тому же Богу и относительно одних и тех же дел, хотя и не в отношении к одним и тем же лицам. Сказав же о нашей вере, (апостол) говорит и о неизреченном Божием человеколюбии, к которому он всегда обращает (речь), вынося на средину крест; это теперь он ясно и выразил, сказавши: «Который предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (ст. 25).
Заметь, каким образом (апостол), указав на причину смерти, обращает ее в доказательство воскресения. За что Христос распят? спросишь ты. Не за собственный грех, как видно из Его воскресения. Если бы Он был грешен, то как бы воскрес? А если воскрес, ясно, что не был грешником. Если же не был грешен, то как Он был распят? Ради других. А если за других, то без сомнения и воскрес. Чтобы ты не возразил: как мы можем оправдаться, будучи виновны в столь многих грехах? — (апостол) указал на Того, Кто изгладил все грехи, — чтобы утвердить свое учение (об оправдании), как верою Авраама, которою он оправдался, так и верою в спасительное страдание, которым мы освободились от грехов. Говоря же о смерти Христовой, он говорит и о воскресении. Христос умер не для того, чтобы подвергнуть нас наказанию и осуждению, но чтобы облагодетельствовать. Он и умер, и воскрес для того, чтобы сделать нас праведными.