ЧИСТЫЙ И НЕЧИСТЫЙ (Мф 15:1−9)
Не стоит много говорить о том, что хотя этот отрывок и кажется нам одним из самых трудных и темных, это один из самых важных во всей евангельской истории. В нем показано столкновение Иисуса с руководителями ортодоксальной иудейской религии. Уже первое предложение показывает нам, что книжники и фарисеи прошли весь путь от Иерусалима до Галилеи, чтобы задать Иисусу свои вопросы. Эти вопросы не были поставлены злонамеренно. Книжники и фарисеи не пытаются злоумышленно уловить Иисуса. Они искренне смутились и скоро они были раздражены и шокированы, потому что важно в этом отрывке не столько личное столкновение между Иисусом и фарисеями, как столкновение двух различных точек зрения на религию и на то, что нужно Богу.
Между этими двумя точками зрения не могло быть никакого компромисса, или даже делового соглашения. Одна должна была неизбежно уничтожить другую. Таким образом, в этом отрывке заключен один из величайших религиозных споров истории. Чтобы понять его, мы должны понять основы иудейской религии фарисеев и книжников.
В этом отрывке перед нами вся концепция чистого и нечистого. Мы должны хорошо уяснить себе, что эта идея не имеет ничего общего с физической чистотой, разве что отдаленно, с гигиеной. Это исключительно обрядовая проблема. Быть чистым значило быть в таком состоянии, когда человек может приблизиться к Богу и почитать Его, а быть нечистым — значит быть в таком состоянии, когда он не может ни приблизиться к Богу, ни почитать Его. Такая нечистота являлась следствием соприкосновения с определенными людьми и предметами. Так, например, нечистой считалась женщина, когда у нее было кровотечение, даже если это кровотечение и было самым нормальным месячным кровотечением; она также считалась нечистой в течение определенного срока после рождения ребенка; нечистым было всякое мертвое тело, и прикосновение к нему делало человека нечистым; нечистым был каждый язычник.
Эта нечистота могла передаваться от одного к другому; она, так сказать, была заразной. Например, если мышь прикасалась к глиняному горшку, этот горшок становился нечистым, и, если он после этого не прошел процедуру обрядового омовения, считалось нечистым все, что было в этом горшке. Вследствие этого, каждый человек, который потом прикасался к горшку, кушал или пил из того, что было в нем, становился нечистым; и каждый, который прикасался к нечистому человеку, тоже становился нечистым.
Такое представление свойственно не только иудеям: оно встречается и в других религиях. В представлениях индуса, принадлежащего к высшей касте, нечистым является каждый, кто не принадлежит к его касте. Если представитель этой высшей касты становится христианином, то он будет еще более нечистым в глазах членов своей касты. Индус Премананд, сам принадлежавший к высшей касте, пишет, что когда он стал христианином, его семья изгнала его. Иногда он навещал свою мать, сердце которой было буквально разбито из-за его, как она это считала, отступничества, но она продолжала его горячо любить. Премананд говорит в связи с этим: «Как только мой отец узнал, что я навещал мою мать днем, когда он находился на работе, он приказал привратнику Рам Рапу, стойкому человеку из центральных районов страны, ... не пускать меня в дом». Со временем мать Премананда смогла убедить привратника не так строго исполнять свои обязанности. «Моя мать одержала верх над привратником Рам Рапом и мне было дозволено войти к ней. Предрассудки были столь сильны, что даже слуги отказывались мыть посуду, из которой моя мать кормила меня. Иногда моя тетя очищала место, на котором я сидел, вспрыскивая его водой из реки Ганг, или водой, смешанной с коровьим навозом». Премананд был в их глазах нечист, и все, к чему он прикасался, становилось нечистым.
Надо отметить, что все это не имело никакого отношения к нравственности. Прикосновение к определенным вещам влекло за собой нечистоту, а эта нечистота исключала человека из общества других людей и из присутствия Бога. Вокруг определенных людей и вещей как бы висело облако инфекции. Это можно лучше понять, если вспомнить, что эта идея не умерла даже в западной цивилизации, хотя она и имеет, главным образом, обратное действие. Есть еще люди, которые считают, что четырехлиственный клевер или какой-нибудь деревянный или металлический амулет, или черная кошка могут принести счастье или несчастье.
Таким образом, эта идея видит в религии нечто заключающееся в том, чтобы избегать соприкосновения с определенными людьми и вещами, которые считаются нечистыми; а если такое соприкосновение все же произошло — проделать определенный обряд очищения, чтобы очиститься от этой нечистоты. Но проследим это несколько глубже.
ПИЩА, КОТОРУЮ ПРИНИМАЕТ ЧЕЛОВЕК (Мф 15:1−9 (продолжение))
Закон о чистом и нечистом широко применялся еще и в другой широкой сфере. В нем было изложено все, что человек мог есть и чего он есть не мог. В широком смысле слова чистыми были все фрукты и овощи. Но в отношении живых тварей имелись строгие нормы. Они приведены в Левит 11 главе.
Мы можем кратко изложить их здесь. Из животных в пищу можно употреблять тех, у которых раздвоены копыта и которые жуют жвачку. Вот почему иудей не может есть свинину, мясо зайца и кролика. Ни в коем случае нельзя есть мясо животного, умершего естественной смертью (Втор 14:21). Во всех случаях из туши должна быть выпущена вся кровь; ортодоксальные иудеи еще и сегодня покупают мясо у кошерного мясника, который продает только такое мясо. Обычный жир и сало на мясе можно есть, а жир с почек и других внутренностей брюшины, который мы называем почечное или нутряное сало, нельзя потреблять в пищу. По поводу морской пищи — только животных в воде с плавниками и чешуями можно есть. Это значит, что моллюски, как, например, омары, нечисты. Все насекомые нечистые, за исключением саранчи обыкновенной. В отношении рыбы и животных есть, как мы видим, стандартный текст — что можно есть и чего нельзя. В отношении птиц такого текста нет, и перечень пригодных и непригодных в пищу птиц приведен в Лев 11:13−21.
Для этого существовали определенные видимые причины.
1. Отказ от употребления в пищу трупов или мяса умерших естественной смертью животных, мог быть вполне связан с верой в бесов. Можно было легко представить себе, что такой бес поселился в таком теле и таким образом проникает в тело кушающего.
2. В других религиях считаются священными определенные животные, так, например, в Египте священными были кошка и крокодил, и можно вполне естественно предположить, что иудеи считали нечистым все, что обожествляли другие народы. В таком случае животное считалось бы своего рода идолом и, следовательно, опасно нечистым.
3. В очень полезной книге «Библия и современная медицина» Рендл Шорт указывает на то, что некоторые из правил о чистой и нечистой пище были действительно мудрые с точки зрения здоровья и гигиены. Он пишет: «Мы, правда, кушаем свинину, мясо зайца и кролика, но они сильно подвержены инфекции, и их мясо лучше всего кушать только после тщательного приготовления. Свинья очень неразборчива в еде и может быть заражена ленточными червями и трихинеллой, которые передаются и человеку. В современных условиях опасность невелика, но в древней Палестине все было иначе, и потому такую пищу лучше было избегать». Запрет употреблять мясо с кровью, возможно, происходит из иудейского поверья в то, что кровь — это жизнь. Это вполне естественная мысль, потому что, по мере того, как кровь истекает из тела, уходит из него и жизнь. А жизнь принадлежит Богу и только Богу. Оттуда же происходит и запрет употреблять в пищу жир. Жир — самая дорогостоящая часть всей туши, а самую дорогую часть надо было отдать Богу. В некоторых, хотя и в немногих случаях, эти запреты употреблять в пищу то или иное основывались на здравом смысле.
4. Во многих других случаях вещи, животные и звери считались нечистыми без всякой причины. Табу всегда невозможно объяснить; это просто суеверия, в ходе которых определенных животных связывали с удачей или неудачей, с чистотой или нечистотой.
Собственно, сами по себе вещи не имели бы большого значения, но проблема, и связанная с нею трагедия, заключалась в том, что для книжников и фарисеев все это стало вопросом жизни и смерти. Служить Богу, быть религиозным, значило в их глазах соблюдать эти законы. Если посмотреть на это определенным образом, то видно, к чему это ведет. В глазах фарисеев запрет употреблять в пищу мясо кролика или свинину был равнозначен заповеди Божьей, запрещающей прелюбодеяние. То есть, употреблять в пищу свинину или кроличье мясо было таким же грехом, как соблазнить женщину или вступить в противозаконную половую связь. Религия смешалась у фарисеев со всевозможными внешними правилами и нормами, а коль скоро намного легче соблюдать правила и нормы и контролировать тех, кто этого не делает, эти правила и нормы стали религией ортодоксальных иудеев.
СПОСОБЫ ОЧИЩЕНИЯ (Мф 15:1−9 (продолжение))
А теперь посмотрим, как все это влияет на наш отрывок. Было совершенно очевидно, что невозможно соблюдать все нормы обрядового очищения. Человек может сам избежать соприкосновения с нечистыми вещами, но как мог он знать, когда соприкоснулся с каким-то нечистым на улице? Все это осложнялось тем, что в Палестине были и язычники, и нечистым становился даже песок, на который ступали ноги язычника.
Для борьбы с нечистотой была разработана тщательно продуманная система омовений, которая все более и более совершенствовалась. Сперва было только утреннее омовение. Потом возникла тщательно разработанная система омовения рук, которая сперва предназначалась для священников в храме перед тем, как они съедали выпадавшую на их долю часть жертвоприношения. Позже ортодоксальные иудеи стали требовать эти сложные омовения от себя и от всех, кто претендовал на подлинную религиозность.
В книге Эдершайма «Жизнь и эпоха Иисуса Мессии» приведены самые изысканные формы омовения. Наготове держали кувшины с водой для омовения перед едой. Минимальное количество употребляемой при этом воды составляло полторы яичных скорлупы. Сперва воду наливали на обе руки, подняв вверх пальцы; вода должна была стекать по руке до запястья, после чего вода должна была стекать с запястья, потому что теперь уже сама вода была нечистой, потому что соприкоснулась с нечистыми руками и, если бы она стала опять стекать по пальцам, пальцы снова стали бы нечистыми. Процедура повторялась, причем теперь руки держали в обратном направлении, устремив пальцы вниз, и потом каждую руку очищали потиранием сжатым кулаком другой руки. Настоящий ортодоксальный иудей делал все это не только перед едой, но и между всеми блюдами.
Ортодоксальные иудейские руководители задали Иисусу вопрос: «Зачем ученики Твои преступают предание старцев? ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб».
Они говорят о предании старцев. Для иудея закон состоял из двух частей: из писанного закона, содержавшегося в самом Писании, и устного закона, который сводился к совершенствованиям и доработкам, таким, как об омовении рук и т.д., которые были сформулированы книжниками и иными экспертами на протяжении многих поколений. Вот эти доработки и составляли предания старцев и они почитались столь же, если не еще более обязательными, чем писанный закон. И опять же надо остановиться, чтобы подчеркнуть самое ясное — в понимании ортодоксального иудея религией и была эта ритуальная церемония. Этого, по их мнению, и требовал Бог. Исполнять все это — значило удовлетворять требования Бога и быть добрым человеком. Другими словами, вся эта возня вокруг обрядового омовения почиталась столь же важной и обязательной, как и десять заповедей. Религию стали отождествлять с массой показных правил. Омовение рук считалось столь же важным как и соблюдение заповеди: «не пожелай чужого».
НАРУШЕНИЕ БОЖЬЕГО ЗАКОНА И СОБЛЮДЕНИЕ ЗАПОВЕДЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ (Мф 15:1−9 (продолжение))
Иисус не стал отвечать прямо на вопрос фарисеев, а продемонстрировал на примере, как вообще функционирует устный обрядовый закон, чтобы показать, что его соблюдение вовсе не есть соблюдение закона Божьего и может даже полностью противоречить ему.
Иисус говорит, что в законе Божьем сказано, что человек должен почитать своих родителей; но, продолжает Иисус, если человек скажет: «Это дар (Богу)», то он освобождается от обязанности почитать отца и мать. Если посмотреть на параллельное место в Евангелии от Марка, то видно, что эта фраза выглядит так: «корван, то есть дар Богу» [на древнееврейском: корбан]. Каково значение этого невразумительного отрывка? Он может иметь два значения, потому что слово корбан имеет два значения.
1. Корбан может значить то, что посвящено Богу. Если у человека есть нуждающиеся отец или мать и, если бедный родитель обратится к нему за помощью, у него был способ уклониться от обязанности оказывать им помощь. Он мог, так сказать, официально посвятить все свое имущество и все свои деньги Богу и храму и тогда его имущество было корбан, посвящено Богу, и он мог сказать отцу или матери:
«Сожалею, но я ничего не могу вам дать: все мое имущество посвящено Богу». Он мог воспользоваться обрядовым обычаем, чтобы уйти от исполнения своего основного долга почитать и помогать отцу и матери; он мог прибегнуть к правилу, разработанному книжниками, чтобы аннулировать одну из десяти заповедей.
2. Но корбан имеет и другое значение, и вполне может быть, что именно это второе значение употреблено здесь. Слово корбан употребляли в качестве клятвы. Человек мог сказать отцу или матери:
«Корбан, если я помогу тебе чем-нибудь из того, что у меня есть». Допустим, что у него возникли угрызения совести, и что он сказал это в гневе, в момент раздражения или возбуждения; может быть ему пришли в голову другие, более добрые и более мирные мысли и он почувствовал, что все же должен оказать помощь своему родителю. В таком случае каждый благоразумный человек сказал бы, что этот человек искренно раскаялся, и что такая перемена — хороший признак, и коль скоро он теперь готов поступить правильно и исполнить закон Божий, его надо поддержать в этом.
А строгий книжник говорил: «Нет. Наш закон гласит, что клятва не может быть нарушена». Он цитировал Чис 30:3: «Если человек даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его». Книжник стал бы утверждать, опираясь на закон: «Ты дал клятву, и ни под каким предлогом не можешь нарушить ее». Другими словами, книжники стали бы утверждать, что человек должен сдержать необдуманно данную клятву, которая заставляла его преступить более высокий закон человечности данный Богом.
Вот что имел в виду Иисус: «Вы используете ваши толкования, ваши традиции и предания для того, чтобы принудить человека поступить бесчестно по отношению к своему отцу и своей матери даже тогда, когда он сам раскаялся и осознал, как должен поступить правильно».
Как это ни странно и ни трагично, но тогдашние книжники и фарисеи выступали против того, чему учили величайшие иудейские мыслители. Раввин Елиезер сказал: «Для человека открыта дверь относительно его отца и матери», и под этим он подразумевал, что если человек, давший клятву оскорбляющую его отца и мать, потом раскаялся в этом, то он свободен изменить свое мнение и поступить иначе, даже если он дал клятву. Как всегда, Иисус не говорил людям неведомые им истины, а лишь напоминал о том, что Бог уже сказал им, и что уже знали, но забыли, потому что предпочитали свои хитро составленные правила великой простоте закона Божьего.
Вот расхождение и столкновение, вот состязание двух видов религии и двух форм почитания Бога. Для книжников и фарисеев религия была соблюдением определенных видимых правил, норм и обрядов, таких как правильное омовение рук перед едой. В учении Иисуса почитание Бога исходит из сердца человека, и проявляется оно в сострадании и доброте, которые стоят превыше закона.
В понимании книжников и фарисеев богослужение было ритуальным обрядовым законом, а в понимании Иисуса богослужение — это чистое сердце человека и любвеобильная жизнь. Такое расхождение имеет место и сегодня. Что такое богослужение? Еще и сегодня многие скажут, что богослужение вовсе и не богослужение, если его не совершает священник, посвященный в сан по определенной процедуре, в здании, освященном определенным образом и с литургией, установленной определенной церковью. А ведь все это лишь внешние, видимые моменты.
Одно из величайших определений богослужения было дано Уильямом Темплом: «Богослужение — это осознание святости Божьей, насыщение истиной Божьей, созерцание красоты Божьей, принятие в сердце любви Божьей, и сознательное подчинение воле Божьей». Мы тоже должны остерегаться очевидной слепоты книжников и фарисеев, внешней обрядности, и, в то же время, самим не оказаться в тех же недостатках. Истинная религия никогда не может быть основана лишь на обрядах и на ритуалах; она всегда должна основываться на личных отношениях человека к человеку, и человека к Богу.
НАСТОЯЩАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ И НАСТОЯЩЕЕ ЗЛО (Мф 15:10−20)
Вполне может быть, что для иудея это было самым поразительным из того, что вообще говорил Иисус, потому что здесь Он не только осуждает ритуальную и обрядовую религию книжников и фарисеев. Он, в действительности, отбрасывает большие разделы книги Левита. Это не только расхождение с преданиями предков; это расхождение с самим Писанием. Это высказывание Иисуса объявляет недействительными и зачеркивает все ветхозаветные законы о чистой и нечистой пище. Эти законы, может быть, могут еще оставаться в силе в сфере здоровья и чистоты, здравого смысла и медицинской мудрости, но они навсегда потеряли силу в религиозной сфере. Иисус раз и навсегда заявляет, что важно не соблюдение человеком обрядов, а состояние его сердца.
Неудивительно, поэтому, что книжники и фарисеи были шокированы. Из под их ног была выбита сама почва их религии. Заявление Иисуса не просто вызывало тревогу, оно было прямо-таки революционным. Если Иисус прав, то оказывалась ошибочной вся их теория религии. Они отождествляли религию и угождение Богу с соблюдением правил и норм, касавшихся чистоты и нечистоты, с тем, что человек ел, и как он мыл руки перед едой. Иисус же отождествлял религию с состоянием человеческого сердца. Он ясно сказал, что все эти правила и нормы фарисеев и книжников не имеют ничего общего с религией. Иисус сказал, что фарисеи — слепые вожди, не имеющие никакого представления о пути Божием, и что если люди последуют за ними, то их ждет лишь одно — они собьются с дороги и упадут в яму.
1. Если религия заключается во внешних, видимых правилах и в их соблюдении, то из этого вытекают два следствия. Во-первых, такая религия слишком проста и легка. Намного легче воздерживаться от определенной пищи и определенным образом омывать руки, чем любить неприятное и непривлекательное и помогать нуждающемуся за счет своего времени и своих денег, жертвуя своим комфортом и своими удовольствиями.
Но мы еще не до конца уяснили себе этот урок. Регулярно ходить в церковь, щедро давать церкви, быть членом кружка по изучению Библии — все это внешнее, видимое. Это средство по отношению к религии, но это не вера. Никогда не будет лишним напомнить себе, что вера заключается в личных отношениях, в нашем отношении к Богу и к собратьям.
Далее, если религия заключается в соблюдении внешних правил и норм, то она только вводит в заблуждение. У многих людей внешне совершенно безупречная жизнь, но в душе самые горькие и порочные мысли. Иисус учит, что соблюдение даже всех внешних и видимых норм в мире не искупит сердце, в котором господствуют гордыня, горечь и вожделение.
2. Иисус учит, что в человеке важно его сердце. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф 5:8).
Для Бога важно не столько как мы поступаем, сколько почему мы так поступаем; не то, что мы фактически делаем, а то, что мы хотим сделать в глубине своего сердца. «Человек, — сказал Фома Аквинский, — видит дела. Бог видит намерения».
Иисус учит — и Его учение осуждает каждого из нас — что никто не может назвать себя добрым лишь потому, что он соблюдает внешние, видимые правила и нормы; лишь тот добр, у кого чистое сердце. А это — конец всякой гордыни и поэтому каждый из нас может только сказать: «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» (Лк 18:13)
ВЕРА ИСПЫТАННАЯ И ОПРАВДАННАЯ (Мф 15:21−28)
Глубокий смысл заложен в этом отрывке. Помимо всего прочего, это единственный зафиксированный случай, когда Иисус находился за пределами территории Палестины. Величайшее значение этого отрывка заключается в том, что он предзнаменует распространение Евангелия во всем мире; в нем показано начало конца всех барьеров и преград.
Для Иисуса это было время сознательного отхода. Он избрал эту местность, зная, что приближался конец и Ему нужно было немного покоя, когда бы Он мог подготовиться к этому. Он не столько Сам хотел подготовиться, сколько Ему нужно было время для того, чтобы подготовить учеников к Своему страданию. Ему нужно было сказать им нечто, что они еще должны были понять.
В Палестине не было такого места, где бы Он мог быть уверен в том, что никто не нарушит Его уединения; куда бы Он ни пошел, народ повсюду следовал за Ним. И потому Он направился прямо на север, через Галилею, пока не пришел на территорию Сидона и Тира, где проживали финикийцы. Там Он мог, по крайней мере на время, быть в безопасности от злобной враждебности книжников и фарисеев и от опасной популярности у народа, потому что ни один иудей не последовал бы за Ним на территорию язычников.
В этом отрывке мы видим Иисуса в поисках покоя перед тревожными волнениями Своего конца. Это не надо понимать как бегство; Он готовит Себя и Своих учеников к последней и решающей битве, которая была уже так близко.
Но Иисус даже в этих чужих краях не был свободен от настоятельных требований нуждающихся людей. У одной женщины дочь жестоко страдала. Должно быть, эта женщина откуда-то слышала о чудесах, которые мог совершить Иисус; она следовала за Ним и Его учениками, отчаянно прося помощи. Сперва Иисус, казалось, вовсе не обращал на нее никакого внимания. Ученики Его были смущены Его поведением и попросили Его удовлетворить ее просьбу и отпустить ее. Ученики говорили это вовсе не из сострадания; напротив, женщина просто мешала им и они хотели только одного — как можно скорее избавиться от нее. Дать что-нибудь человеку для того, чтобы избавиться от него, потому что он стал помехой, — так поступают довольно часто. Но это вовсе не ответ христианской любви, сожаления и сочувствия.
Но для Иисуса здесь была проблема: мы ни на минуту не можем сомневаться в том, что Его переполняло сочувствие к этой женщине, но ведь она была язычницей. Но она была не только язычницей — она была хананеянка, а хананеи были с давних времен врагами израильтян. Именно в то время, или немного позже, историк Иосиф Флавий писал: «Из финикийцев хуже всех против нас настроены жители Тира». Как мы уже видели, для того, чтобы сила и воздействие Иисуса проявились в полной мере, Он должен был, подобно мудрому генералу, ограничить Свои цели. Он должен был начать с иудеев; а тут о помощи просила язычница. Иисусу нужно было лишь разбудить в сердце женщины настоящую веру.
И потому Иисус, наконец, обратился к ней: «Не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Назвать человека псом значило смертельно и презрительно оскорбить его. Иудеи с оскорбительным высокомерием говорили о «псах-язычниках», «неверных псах», и позже о «псах-христианах». В то время собаки были грязные животные, питающиеся на улице отбросами, тощие, дикие, часто больные. Но надо обратить внимание на следующее:
Большое значение имеют тон и взгляд. Жестко звучащую фразу можно сказать с обезоруживающей улыбкой. Можно назвать своего друга унизительным словом с улыбкой и тоном, которые лишают слово язвительности и наполняют его любовью. Можно быть совершенно уверенными в том, что улыбка Иисуса и чувство сострадания в Его глазах лишили Его слова оскорбительности и резкости.
Во-вторых, в греческом оригинале употреблена уменьшительная степень от слова собаки (кунария), а кунария — это были маленькие домашние собачки, отличавшиеся от бездомных собак, наполнявших лаем и визгом улицы, рывшихся в отбросах.
Женщина была гречанкой; она быстро поняла и ответила с греческим остроумием: «Правда, — сказала она, — но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». А глаза Иисуса загорелись радостью при виде такой твердой веры и Он благословил ее и даровал ей исцеление дочери.
ВЕРА, ЗАВОЕВАВШАЯ БЛАГОСЛОВЕНИЕ (Мф 15:21−28 (продолжение))
Следует отметить некоторые факты, касающиеся этой женщины.
1. Во-первых, и прежде всего, в ее сердце была любовь. Как сказал о ней один богослов: «Несчастье ее ребенка стало ее несчастьем». Она могла быть язычницей, но в ее сердце была любовь к ребенку, которая всегда является отражением любви Божьей к Своим чадам. Эта любовь толкнула ее обратиться к чужеземцу; эта любовь заставила ее быть настойчивой даже тогда, когда она встретила глухое молчание; эта любовь заставила ее спокойно вынести, казалось бы, резкий отказ; та же любовь давала ей способность видеть за словами Иисуса сострадание. Движущей силой в сердце этой женщины была любовь, и нет ничего, что было бы сильнее, и что было бы ближе Богу, чем любовь.
2. У этой женщины была вера.
а) Эта вера росла от общения с Иисусом. Сперва она называла Его Сыном Давидовым. Это был общеизвестный, распространенный политический титул. Этим титулом называли Иисуса, великого чудотворца, в свете земной силы и славы. Эта женщина пришла, чтобы испросить благоволение у великого и всевластного человека. Она пришла с каким-то суеверным чувством, с каким приходят к чародею. Потом же она назвала Его Господом.
Иисус как бы заставил ее посмотреть на Себя, и она увидела в нем что-то такое, что вообще нельзя выразить словами, нечто поистине Божественное, а именно такое чувство и хотел пробудить в ней Иисус, прежде чем исполнить ее настойчивую просьбу. Он хотел, чтобы она увидела, что надо обращаться не с просьбой к великому человеку, а с мольбой к Богу Живому. Можно заметить, как растет вера этой женщины, когда она стоит лицом к лицу с Христом, пока, наконец, она увидит, хоть и очень отдаленно, Кто Он в действительности.
б) Эта вера проявилась с поклонением. Женщина сперва следовала за Иисусом, а закончила тем, что встала на колени; она начала просьбой, а закончила мольбой. К Иисусу мы всегда должны приближаться с чувством преклонения перед Его величием, а лишь потом обращаться к Нему со своими просьбами и нуждами.
3. У этой женщины была железная настойчивость. Ее ничем нельзя было обескуражить. Как кто-то сказал, многие люди молятся лишь потому, что не хотят упустить возможность: они не верят по-настоящему в молитву, они просто чувствуют, что может быть, что-то случится. Эта женщина пришла к Иисусу не потому, что считала что Он, может быть, поможет ей; Он был ее единственной надеждой. Она пришла с полной надеждой, с острым чувством нужды, и отказ не мог ее обескуражить. Ее молитва обладала в высшей степени серьезностью. Для нее молитва была не формальным ритуалом, а излиянием жгучего желания ее души, которая чувствовала, что не может удовлетвориться отказом.
4. У женщины был особый дар бодрости. У нее были большие проблемы и неприятности, все обстояло очень серьезно, и она все же могла улыбаться; она была жизнерадостна. Бог любит светлую, радостную веру, глаза которой светятся надеждой, которой всегда может осветить мрак.
Эта женщина принесла Иисусу прекрасную и смелую любовь и возраставшую веру по мере того, как она стояла коленопреклоненной перед Иисусом, твердую настойчивость в несокрушимой надежде и неослабевающую бодрость. Такая вера будет услышана в своих молитвах.
ХЛЕБ ЖИЗНИ (Мф 15:29−39)
Мы уже видели, что Иисус, отправляясь в пределы Финикии, сознательно уходил на время из сферы иудейских будней, чтобы иметь возможность подготовиться Самому и подготовить Своих учеников к последним дням до Своего страдания. Одна из трудностей заключается в том, что в Евангелиях нет точных указаний на время и даты; их нам приходится устанавливать самим, используя всевозможные намеки, которые можно найти в повествовании. В данном случае мы находим, что уход Иисуса с учениками из иудейских областей длился намного дольше, чем можно было бы себе представить при беглом чтении.
Насыщение пяти тысяч (Мф 14:15−21; Мк 6:31−44) имело место весной, потому что в этой жаркой стране ни в какое иное время трава не может быть зеленой (Мф 14:19; Мк 6:39). После конфликта с книжниками и фарисеями Иисус ушел в район Тира и Сидона (Мк 7:24; Мф 15:21). Само по себе это путешествие пешком была вещь затруднительна.
Следующую отправную точку для определения времени и места находим у Мк 7.31:. «Вышед из пределов Тирских и Сидонских, Иисус опять пошел к морю Галилейскому чрез пределы Десятиградия». Это странная манера путешествовать. Сидон находится к северу от Тира, а море Галилейское — к югу от Тира; Десятиградие же было объединение греческих городов на восточном берегу Галилейского моря. Другими словами, Иисус пошел на север, чтобы попасть на юг: Он как бы отправился через вершину треугольника, чтобы попасть из одного угла основания треугольника в другой угол основания. Это, как говорится, ходить из Ленинграда в Москву через Казань или через Пермь. Совершенно очевидно, что Иисус умышленно затягивал Свое путешествие, чтобы как можно дольше оставаться со Своими учениками, перед тем, как отправиться в Иерусалим.
Наконец, Он пришел в Десятиградие, где, как мы знаем из Мк 7:31, произошел случай, описанный в нашем отрывке. Вот здесь и находим следующее указание. В данном случае Он велел народу возлечь на землю (епи тен ген), на почву; было позднее лето и вся трава высохла, оставив голую землю.
Другими словами, это северное путешествие заняло у Иисуса почти шесть месяцев. Мы ничего не знаем из того, что произошло за эти шесть месяцев, но можно быть совершенно уверенными в том, что это были важнейшие месяцы в жизни Его учеников, потому что в течение этих месяцев Иисус целенаправленно учил и наставлял их для восприятия истины. Надо помнить, что ученики были шесть месяцев с Иисусом, прежде чем наступило время испытания.
Многие богословы полагают, что насыщение пяти тысяч и насыщение четырех тысяч — это только различные версии одного и того же события, но это не так. Как мы видели, события произошли в разное время: первое произошло весной, второе — летом; различаются люди и место. Насыщение четырех тысяч имело место в Десятиградии, по-гречески Декаполис, то есть десять городов. Десятиградие представляло собой свободное объединение десяти независимых греческих городов. При этом должны были присутствовать многие язычники, может быть их было больше, чем иудеев. Этим фактом и объясняется странная фраза в Мф 15:31: «народ ... прославлял Бога Израилева».
В глазах язычников это было проявлением силы Бога Израиля. Есть и еще одно маленькое указание на то, что это разные события. В описании насыщения пяти тысяч корзины, которые были использованы для сбора кусков, называются кофинос, а в описании насыщения четырех тысяч они называются сфуридес. Кофинос представляла собой корзину в форме бутылки с узким горлом, которую иудеи часто носили с собой и в ней свою еду, чтобы не оказаться вынужденными кушать еду, к которой прикасались руки язычников, и которая поэтому была нечистой. Сфуридес была больше похожа на нашу корзину с крышкой; она могла быть очень большой — настолько, что в ней можно было носить человека. Такого рода корзинами пользовались язычники.
Необычность и чудо этого исцеления и этого насыщения заключается в том, что милосердие и сострадание Иисуса распространились на язычников. Это своего рода символ и предвестие того, что хлеб жизни предназначается не только для иудеев, но и для язычников, которые также должны иметь часть с Тем, Кто является хлебом жизни.
МИЛОСЕРДИЕ ИИСУСА (Мф 15:29−39 (продолжение))
В этом отрывке нам в полной мере открывается милосердие и благость Иисуса Христа. Мы видим, как Он облегчает всяческую человеческую нужду.
1. Мы видим Его исцеляющим физическую немощь. Хромых, увечных, слепых и глухих приводили к Его ногам, и Он исцелил их. Иисус бесконечно озабочен физическими страданиями мира, и те, кто дает людям здоровье и исцеление, делают и сегодня дело Иисуса Христа.
2. Мы видим, что Иисус заботится об уставших. Люди устали, и Он хочет укрепить их для долгой и трудной дороги. Иисус бесконечно заботится о путниках и тружениках мира, чьи глаза утомлены и чьи руки опустились.
3. Мы видим Иисуса, насыщающего голодных. Мы видим, что Он отдает все, что имеет, для облегчения физического голода и физической нужды. Иисус бесконечно заботится о теле человека также, как о его душе.
Здесь мы видим, как изливаются сила и сострадание Бога на удовлетворение многочисленных человеческих нужд. В связи с этим отрывком была высказана прекрасная мысль. Все три последовательные стадии Своего служения Иисус заканчивает насыщением Своих людей. Сперва это было насыщение пяти тысяч в конце служения в Галилее, потому что после этого Иисус больше никогда не учил, не проповедовал и не исцелял в Галилее. Второе — насыщение четырех тысяч — в конце Его краткого служения язычникам, за пределами Палестины, сперва в районе Тира и Сидона, а потом в Десятиградии. Третье, и последнее — тайная вечеря в Иерусалиме по завершении Своего пребывания во плоти.
И это прекрасная мысль: Иисус всегда оставлял людей, дав им предварительно силы на дорогу; всегда собирал вокруг Себя людей, чтобы насытить их хлебом жизни, прежде чем пойти дальше. Он всегда отдавал им Себя. И сегодня Он приходит к нам, предлагая нам хлеб, который насыщает нашу бессмертную душу и дает силу на протяжении всей нашей жизни.