те, кто юнее меня,
чьих отцов я не подпустил бы
и к собакам при моих отарах.
И крепость их рук — зачем она мне?
Истощилась их прежняя сила,1
нищетой и голодом они измучены,
гложут землю сухую2
в краю3 пустыни бесплодной.
У кустов собирают солоноватые травы,4
корни ракитника — для них пища.5
Из сообщества людского изгнаны они,
кричат на них, как на вора.
И живут они в руслах высохших,
в норах подземных средь скал.
Средь кустарников они воют,
в зарослях колючих
друг к другу жмутся.
Сброд никчемный, люди без имени,
их извергла земля.
А нынче с издевкой песни
они обо мне распевают,
присказкой стал я у них.
Мной гнушаются они, меня сторонятся,
в лицо мне плюнуть не преминут.
Вот Он расторг мою тетиву,6 унизил меня!
Потому-то недруги мои
будто с цепи сорвались.7
Справа подступает ко мне эта свора,
в бегство меня обращает,8
против меня ведут смертельную осаду.
Дорогу предо мной они изрыли,
погибель мою готовят,
и никто их уже не удержит.9
Устремились на меня,
словно в город сквозь широкий пролом,
всё круша,10 нахлынули.
Ужасы на меня обрушились.
Словно по ветру, почет мой развеялся,
словно облако,
благоденствие11 мое растаяло.
И теперь душа моя плачет12 во мне,
дни бедствий меня объяли.
Ночью боль мои кости пронзает,
грызет она меня без устали.
Крепко схватил Он13 меня за одежды,
душит меня воротом рубахи.
Бросил в грязь меня —
и меня попирают, словно прах и пепел.
Я взываю к Тебе, но Ты не отвечаешь,
стою и молю Тебя, и Ты это видишь.14
Стал безжалостен Ты ко мне,
могучей рукой Своей меня терзаешь.15
Подхватил Ты меня, закружил по ветру,
развеял в буре.16
Знаю, ведешь меня к смерти,
в дом, уготованный всем живущим.
Разве бедняку я не протягивал руку,17
если, погибая, он молил меня о помощи?
Разве не плакал я о тех, кому тяжко?
Разве не сочувствовал я
всей душой несчастным?
Ждал я добра, а пришло зло,
света жаждал, а пришла тьма.
Всё внутри воспалилось во мне,
боль не стихает,
с горем я повстречался.
Почернел я, но не от солнца,18
встаю в собрании и зову на помощь.
Братом я стал шакалам
и другом страусам.19
Кожа на мне обуглилась,
кости мои огнем пылают.
Цитры20 напев плачем стал,
а звук свирели — рыданьем.
Толкование Далласской семинарии
2) Иов о нынешнем отчаянном положении своем (глава 30).
Иов 30:1−8. Иов не может не сокрушаться всем существом своим, сравнивая прошедшие дни с нынешними. Униженность своего состояния он рисует от стиха к стиху в красках все более мрачных. Когда-то он пользовался безграничным уважением у «старцев» (29:8), а теперь юнцы издеваются над ним (ситуация на древнем Востоке непредставимо оскорбительная!). Да к тому же юнцы эти — дети отцов… которых Иов не согласился бы поместить рядом со сторожевыми псами стад своих.
В стихах 1−8 речь идет о неких изгоях общества. Возможно, некогда они обладали физической силой, но со временем стали тем чем являются сегодня (стих 2). Истощенные голодом, они живут в пустыне, где, подобно животным, питаются полусъедобными травами и кореньями (щиплют зелень. Изгнанные (за что-то) из общества, они и человеческих жилищ не имеют, но обитают в ямах и ущельях, и среди утесов. Они и нужды свои выражают, как животные, — ревут. И вот это отребье земли, которое не оставит после себя ни роду ни племени (люди без имени), ныне позволяет себе смеяться над Иовом!
Иов 30:9−15. Они распевают про него насмешливые песни (при более точном переводе с еврейского стих 9). Они, подонки, гнушаются им, а если приближаются, то для того, чтобы плюнуть в его сторону (стих 10).
Смысл стих 11 в том, что Бог отнял у Иова («выпустил из него») жизненную силу (развязал повод, точнее, «веревку»; евр. итри). сравните Иер 10:20. Это и послужило причиной того, что даже изгои сбросили с себя узду пред ним (т. е. издеваются над Иовом без всякого удержу). Полагают, что в стихах 12−14 речь идет уже не о юных изгоях и их отцах, а обо всех несчастьях Иова и о страшной болезни его вкупе.
Это они образно обозначены им как «исчадие, сбивающее его с ног» и губящее его, который не имеет помощника. Они (беды его) устремляются на него, как вражеские воины на осажденный ими город (стих 14). Ужасы устремились на меня, скорбно восклицает Иов, оплакивая прошлое величие свое и счастие (стих 15).
Иов 30:16−19. И снова возвращается страдалец к описанию своей физической агонии, своих мучительных болей, не дающих ему уснуть ночью (стих 17).
Стих 18 не вполне точно переведен на русский язык. Правильнее его читать так: «Всемогуществом (очевидно, Божиим) обезображена одежда моя (евр. лебуши. которое, однако, понимается в значении кожи). Он (Бог) жмет меня, подобно воротнику хитона моего». Известно и такое прочтение этого стиха: «Великой силой болезни моей обезображена одежда (в значении «кожи») моя. Она (болезнь) жмет (душит) меня, подобно воротнику хитона моего». В любом случае Иов говорит о том, что в «душащей его» болезни он и внешне сделался безобразен.
И стал Иов, как прах и пепел (стих 19) — либо в значении землистого цвета своей кожи, либо в том смысле, что «средой его обитания» стали прах и пепел; возможно и то, что здесь это сравнение употреблено в переносном смысле, чтобы передать внутреннюю подавленность и душевное уныние Иова.
Иов 30:20−23. Опять и опять жалуется Иов на равнодушие и жестокость к нему Бога. Он бесстрастно взирает на него (сравните 31:4), оставляя его молитву без ответа (сравните 19:7; 31:35). И по-прежнему крепкою рукою «враждует» против Иова (сравните 16:12). Бедам его Он предоставил Иова, словно сильному штормовому ветру, чтобы «носил» его и бил и «сокрушал», бросая оземь (стих 22). Бог желает смерти Иова, чтобы привести его в шеол, где собираются после земных дней своих «все живущие».
Иов 30:24−31. Полагают, что смысл стих 24, как он передан по-русски, не соответствует смыслу еврейского подлинника. Не о Боге, Который «оставит его в покое», когда он превратится в мешок (дом) мертвых костей, не способных кричать при своем разрушении (в русском чтении), говорит Иов, но о себе самом; полагают, что стих этот должен быть переведен так: «не простирает ли (имеется в виду — в отчаянии) руки своей погибающий? и тот, кто страдает, не кричит ли?» То есть, сознавая близость смерти, Иов не может все еще не молить о снисхождении и сострадании.
Тем более, что несправедливость по отношению к нему, который «плакал с плачущими» (стих 25), — очевидна. Вместо заслуженных им добра и света, зло и тьма пришли к нему. При мысли об этом Иов не может не приходить в болезненное возбуждение (мои внутренности кипят). Он почернел от скорби и потому громко заявляет о ней перед собравшимися к нему утешителями (кричу… в собрании; стих 28).
Шакалы, как известно, издают по ночам пугающий вой, а страусы порой словно бы жалобно стонут. В этом смысле и уподобляет им себя Иов (стих 29).
Цитра и свирель — символы праздничного настроения (стих 31). Но для Иова праздников и радости больше не существует. Уныние и плач — вот участь его.
3) Иов клянется в своей невиновности (глава 31). Эта торжественная клятва Иова является последней с его стороны попыткой побудить Бога обратить на него благожелательное внимание. Его исповедь строится в «негативной форме»: «обвиняемый», т. е. он, Иов, сам призывает проклятия на свою голову, если он действительно виновен. Это «если» многократно повторено в главе 31.