«Пусть бы не было того дня,1 когда я родился,
и ночи той, возвестившей: „Зачат наследник“!2
День тот пусть тьмою станет,
да не вспомнит о нем Бог с высот,
и свет над ним да не воссияет!
Пусть тьма и смерти тень3 его поглотят,4
пусть соберутся над ним тучи,
затмение его пусть ужаснет!
Та ночь — да будет объята мраком,
да не причтется она ко дням года,
в число месяцев да не войдет!
Да будет бесплодной та ночь,
да не услышит она крика ликованья!
Да проклянут ее те, что проклинают море,5
что способны разбудить Левиафана.6
Пусть померкнут во мраке ночи той звезды,
пусть рассвета она ждет, а его не будет,
пусть ресниц зари не увидит
за то, что не замкнула она зева7 утробы матери моей
и не скрыла горя от глаз моих.
Зачем не умер я в утробе,
не погиб при родах?
Зачем среди колен я прошел,
к груди зачем припал?
Теперь лежал бы я в покое,
спал бы сейчас безмятежно смертным сном
среди царей и мудрецов земных,
что руины себе возводят,8
с владыками, что золото собирали,
дома серебром наполняли;
не было бы меня — лишь выкидыш, тайком зарытый,
младенец, что так и не увидел света.
Там, где жизни нет, унимаются злодеи,
там отдыхают обессилевшие.
Все узники там находят покой
и криков надсмотрщика не слышат.
И малый, и великий там равны,
и над рабами нет владык.
Зачем несчастным свет дарован
и жизнь — огорченной душе?
Ждут они смерти, а ее всё нет,
жаждут ее больше утаенных сокровищ;
лишь найдя могилу, веселятся,
радуются и ликуют.
Зачем жизнь тому, чей путь потерян,
кому Бог поставил преграду?9
Стоны мне теперь вместо хлеба,
плачи мои льются, словно вода.
Тот ужас, которого я страшился, настиг меня,
то, чего боялся, — ко мне пришло.
Нет ни отдыха мне, ни покоя,
ни затишья — пришло несчастье!»
II. БЕСЕДА ИОВА С ЕГО ДРУЗЬЯМИ (Гл. 3−31)
В главе 3 начинается ряд речей Иова и его друзей, это самый большой и сложный раздел книги. Уместно высказывание по этому поводу Райдаута:
«Он совершенно справедливо назван «Переплетением», ибо здесь сплелись многочисленные доводы, упреки, обвинения, подозрения, отчасти верные идеи и вдобавок к тому проблески веры и надежды — и все это на языке высокой поэзии, с пышным изобилием восточных метафор. Случайному читателю может показаться, что в этих пререканиях нет никакого вектора развития, и вообще не слишком ясно, о чем идет речь. Да, следует признать, что народ Божий в большинстве своем, по-видимому, почти ничего не извлекает для себя из этих глав, кроме нескольких широко известных, выразительных и часто цитируемых изречений». Эти речи можно разбить на три группы: сначала говорит Иов, затем ему возражает один из его друзей; Иов отвечает, но ему тут же возражает другой; бедный Иов снова старается оправдаться — но его уже упрекает третий его друг!
Эти три группы речей можно представить в таком виде:
Первый круг
- Иов: Гл. 3
- Елифаз: Гл. 4−5
- Иов: Гл. 6−7
- Вилдад: Гл. 8
- Иов: Гл. 9−10
- Софар: Гл. 11
Второй круг
- Иов: Гл. 12−14
- Елифаз: Гл. 15
- Иов: Гл. 16−17
- Вилдад: Гл. 18
- Иов: Гл. 19 Софар: Гл. 20
Третий круг
- Иов: Гл. 21
- Елифаз: Гл. 22
- Иов: Гл. 23−24
- Вилдад: Гл. 25
- Иов: Гл. 26−31
(Софар больше не говорит) Аргументацию трех друзей Иова можно вкратце описать так:
Елифаз подчеркивает жизненный опыт, жизненные наблюдения: «как я видал...» ( 4:8, 15; 5:3; 15:7; 22:19).
Вилдад — это голос традиции, освященного древностью авторитета (8:8). «Его речи изобилуют пословицами и благочестивыми банальностями, которые, как бы ни были верны, и без того известны всем и каждому (9:1−3; 13:2)».
Софар рекомендует подчинение букве закона и религии (11:14−15). «Он претендует на то, чтобы знать, как Бог поступит в каждом конкретном случае, почему Он так поступит, и что Он обо всем этом думает». Все его идеи — это самонадеянные предположения, чистый догматизм.
Оставшаяся часть книги занята длинной речью молодого человека по имени Елиуй (Гл. 32−37) и последующей беседой Бога с Иовом (Гл. 38−42). Книга кончается прозаическим эпилогом, который соответствует прозаическому прологу.
А. Первый круг речей (Гл. 3−14)
1. Первая жалоба Иова (Гл. 3)
3:1−9 Эту главу по справедливости называют «Несчастье рождения», так как в ней Иов проклинает день, когда появился на свет, восхваляет благословение смерти, жалуясь при этом, что не может умереть! Иов предает власти смертной тьмы день, когда младенец — он сам — был зачат.
3:10−12 Раз уж Иов был зачат и рожден, почему он не умер при рождении? (Следует отметить, что Иов, даже преисполнившись отчаянной горечи и скорби, не упоминает искусственное прерывание беременности или убийство новорожденного, что было в древнем мире злом весьма распространенным, что мы наблюдаем опять в наши дни на Западе).
3:13−19 Иов прославляет обитель смерти как место, где изможденные находят покой, где равны малый и великий, где раб свободен от господина своего.
3:20−26 Далее Иов вопрошает, для чего свет жизни дается людям, для которых это мучение (как для Иова), и которые жаждут смерти, словно спрятанного сокровища?
Стих 3:25 — один из самых известных:
Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; И чего я боялся, то и пришло ко мне.
Не может ли это означать, что даже в дни своего счастья и процветания Иов опасался потерять то, что имеет? Это типично для очень богатых людей — их мучает жестокий страх потерять богатство и испытать нужду. Богатство не дает подлинной защищенности; ее может дать только Бог.